Сестры Шанель - Литтл Джудит

Здесь продавали неношеные блузки и юбки и готовые платья, не требовавшие переделки и подгонки, прелестные туфли, не хранившие запаха или отпечатка чьей-то ноги; на полках стояли духи и пудра, пока не открытые payante. Я плыла от отдела к отделу, с этажа на этаж, где суетились продавцы и, улыбаясь, демонстрировали покупателям товары. Повсюду трезвонили кассы, а я про себя прикидывала, что именно куплю, как только накоплю достаточно денег. Блузку с высоким воротником. Пояс из мягкой козлиной кожи с латунной пряжкой. И совершенно непрактичные белые туфли из тюленьей кожи с пуговицами по бокам. Теперь я была работающей девушкой, получающей приличное жалованье и не нуждающейся в благотворительности. А если у тебя достаточно денег, то вполне возможно войти в «Пигмалион» одним человеком и выйти другим. Однако мое преображение, конечно же, могло происходить только постепенно.

Моим любимым местом был отдел приданого, где было все необходимое для обустройства домашнего хозяйства. Ночные рубашки, сорочки, носовые платки. Скатерти, салфетки и кружевные салфеточки. Простыни, наволочки, покрывала. Я незаметно проводила по ним ладонью – мечта, к которой можно прикоснуться. Как только Эдриенн будет помолвлена, говорила я себе, мы купим ей здесь приданое, и я помогу вышить ее инициалы на простынях. А потом в один прекрасный день мы вернемся сюда для меня.

То были мгновения чистого блаженства. Муж, дом, очаг.

ДВАДЦАТЬ СЕМЬ

В Виши все продавцы знали друг друга. Они часто собирались вместе на le pause de midi^[32], обедали в парке, где сплетничали о покупателях и других продавцах. В холодные или дождливые дни мы встречались в маленьком кафе за чаем и сваренными вкрутую яйцами.

Вскоре я подружилась с двумя девушками. Дельфина работала в отделе тканей «Пигмалиона» и обладала блестящим опытом обращения с клиентами. В своем шляпном магазине я пыталась подражать ее манере держаться – эффектно, уверенно. Софи из цветочного магазина пахла розами. Их всегда сопровождали молодые люди. Гарсоны, упаковщики и кассиры из «Пигмалиона», официанты и посыльные из отелей.

По вечерам, обычно в среду, мы ходили в пивной ресторанчик с низкими фиксированными ценами. В субботу – в танцевальный зал с бесплатным входом. Девушки обычно танцевали друг с другом, юноши в стороне пили пинар^[33].

Время от времени под медленную мелодию они вставали и приглашали нас. А потом снова смотрели, как мы кружимся, смеясь и цепляясь друг за друга.

Чаще всего моим партнером был Ален, сын бакалейщика. И однажды Дельфина и Софи поинтересовались, что я о нем думаю.

– Он славный. – Я улыбнулась. – Такой уверенный в себе!

– Считаешь его красивым? – продолжала Софи.

У Алена были широкие плечи и сильные руки оттого, что он целый день поднимал тяжелые ящики. И мягкие карие глаза, в которых всегда светилась теплая улыбка.

– Наверное, да. – По пристальному взгляду подруг, напряженно ждущих моего ответа, я поняла – они спрашивают не для себя.

Когда в мае открылся сезон, Эдриенн приехала в Виши в компании поклонников с пышными усами и дорогими экипажами. Мод сопровождала их на скачках и в театре, что, на мой взгляд, не вязалось с серьезным подходом к сватовству.

Я навестила Эдриенн в маленьком отеле, где они остановились с Мод, и она продемонстрировала мне свой последний наряд – корсетную юбку, блузку из тонкого расшитого шифона, короткое болеро, подчеркивающее талию и ее естественную грацию, – все в оттенках серого с фиолетовым отливом.

– Как думаешь, Нинетт? – спросила она с беспокойством в голосе, ее обычная безмятежность словно растворилась. – Выгляжу я, как жена gentilhomme?

– Эдриенн! – воскликнула я, искренне восхищаясь ею. – Ты выглядишь лучше, чем жена gentilhomme! В тебе есть свет, которого нет даже в élégantes. За деньги его не купишь. И ни одна портниха не поможет в этом.

Пока она примеряла другие ансамбли, готовясь к выходу в театр, мы говорили о Габриэль. Я хотела навестить ее в Руайо, но Мод сказала, что это может погубить нашу репутацию и все шансы на достойный брак. С тех пор как в октябре сестра уехала, мы получили от нее всего несколько писем.

«Здесь я могу спать, сколько захочу, – писала она. – Какая роскошь! Я уже чувствую себя лучше. Этьен считает забавным, что я лежу в постели до полудня и читаю мелодрамы».

Я попыталась представить ее лежащей весь день. Нам всегда вдалбливали, что это грех, да и сама Габриэль никогда не могла долго усидеть на месте. Валяться без дела? Совсем не похоже на нее!

– Как думаешь, с Габриэль все в порядке? – поделилась я тревогой с Эдриенн.

– Уверена, что ей нравится в замке, – ответила та, всегда и во всем готовая увидеть светлую сторону. – Кому бы такое не понравилось?

У меня в голове не укладывалось, как это возможно – ничего не делать. В шляпном магазине я все время была занята: вытирала пыль, подметала, что-то поправляла, бегала по поручениям.

В следующем письме Габриэль писала об Эмильенне д’Алансон.

«Эмильенна распускает волосы, завивает челку на лоб, чтобы подчеркнуть глаза. Ее одежда вся в розетках и прочей ерунде, которую невозможно как следует постирать. Удивительно, что от нее пахнет чистотой».

По крайней мере теперь Габриэль была похожа на себя. Это, согласились мы с Эдриенн, означало, что она чувствует себя раскованно. И не просто бездельничает, лежа на кровати. Ее редкие письма были короткими, но содержали острые замечания о манерах друзей Этьена, аристократов и их любовниц. Моя сестра была занята тем, что впитывала все увиденное, спокойно решая, чему подражать, а что отмести – так же, как в свое время мы, изучая журналы, пытались соответствовать этому миру.

– Расскажи мне о своих поклонниках, – попросила я Эдриенн. – Они красивы? Заставляют ли они твое сердце парить, а пульс учащаться?

– Пока, – усмехнулась она, – мое сердце парит только от нервов. Я все время боюсь кого-нибудь не так назвать. Граф Кто-то? Маркиз Чего-то? Никак не могу запомнить. Что, если я неосознанно оскорблю свою единственную настоящую любовь, прежде чем у меня появится шанс узнать ее? Слава Богу за то, что есть моя дорогая Мод. Она все держит под контролем.

ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ

Казалось странным, что мы все ведем такую разную жизнь.

Габриэль скачет на лошадях в Руайо.

«Когда ездишь верхом на чистокровной лошади, – писала она, – чувствуешь, что можешь летать, можешь делать все что угодно».

Этьен обучал ее.

Джулия-Берта работает на рынке в Мулене, разлученная со своим маленьким сыном.

Я тружусь в шляпном магазине или провожу время с друзьями из Виши.

А Эдриенн стоит на пороге высшего света, окруженная поклонниками. Она сузила круг претендентов до трех – графа де Бейнака, маркиза де Жумильяка и барона де Нексона. Это были сыновья из высшего эшелона, сливки общества, представители старой французской титулованной знати. Они были даже на ступеньку выше Этьена, который принадлежал к новой богатой аристократии только благодаря семейному текстильному бизнесу. Самым прекрасным было то, что каждый из них заставлял сердце Эдриенн парить. Иногда они приглашали меня присоединиться к ним в одном из ресторанов или кафе la haute, в мире невообразимо далеком от тех мест, которые я посещала со своими друзьями. Там, по совету Мод, я должна была «смотреть и слушать», и как только Эдриенн выйдет замуж, придет мое время. Эти вылазки напоминали старые времена – наши встречи с кавалерийскими офицерами в Мулене, хотя нынешние собеседники были куда значительнее. Один, пытаясь превзойти остальных, подарил Эдриенн маленького коричнево-белого спаниеля, которого она назвала Бижу. Питомец обычно сидел у нее на коленях или у ног, и вместе они представляли очаровательную картину.