Яна Лапутина - Игра в гейшу. Peek-a-boo
– Ты посмотри, посмотри! Что мне Леша прислал! – Она протянула мне точно такую же бархатисто-синюю коробочку. В ней, переливаясь, тоже светилось кольцо. – Обалдеть! Ты представляешь, от Grisigino!
– Он что-нибудь тебе написал?
– Всего одно слово. Вот. – Я взяла из ее пальцев белый клочок бумаги и прочитала: «Целую».
– Всего только одно слово, – повторила Машка.
– Зато какое! – сказала я.
Глава 35
А сейчас я расскажу о недавнем эпизоде на «Домашнем», где я веду «День красоты». На него мои помощники-редакторы пригласили известного скандалиста и эпатажника, шоумена Отара Кушинашвили. Тему передачи сформулировал когда-то еще Оскар Уайльд: «Красота не обещает счастья».
Отар уже что-то, вполне внятно, успел сказать, когда подошли минуты рекламы и записного сюжета.
Мы, как обычно в подобных передышках, сгрудились в соседнем со студией отсеке, кто-то пил кофе, о чем-то болтали. Здесь сейчас никто не пользовался какими-то привилегиями. И Отар, которому визажистка только что подправила тон на лице и который уже явно заскучал от невнимания к себе, вдруг ни с того ни сего подкатил ко мне и, привстав на носки туфель, для чего-то заглянул мне в глаза:
– Что делаешь сегодня вечером? Давай переспим?
Это было сказано громко, и вокруг стало тихо. Нет, я не ударила его. Во мне вдруг возникло такое отвращение, что я даже пошире открыла глаза, что бы оно, гадкое и склизкое, вылилось из них на него. Теперь уже глаза Кушинашвили захлебывались этим. И он, не выдержав, как-то сник, повернулся и вышел из студии. Мне пришлось потом, продолжая эфир, сообщить зрителям, что, к сожалению, наш гость Отар Кушинашвили по непредвиденным обстоятельствам не смог продолжить свое участие в передаче.
Больше, к счастью, я с ним пока не пересекалась.
А вот зачем, для чего я решила припомнить это на бумаге, совсем другое дело. Действительно, прав, наверное, Оскар Уайльд, предполагая, что красота не обещает счастья. Как, наверное, и Стендаль, предполагавший, в свою очередь, что красота – это обещание счастья. Хамство Кушинашвили заставило меня вспомнить прочитанное у кого-то: «Приведи варвара в картинную галерею – и он ткнет грязным пальцем в шедевр».
В моей библиотеке есть книга о красоте, подписанная рукой маэстро пластической хирургии, «Микеланджело скальпеля», как его восторженно окрестил журнал «Шпигель», восьмидесятилетнего бразильца Иво Хельсио Жардиме де Кампос Петанги. Он, как никто другой в этом мире, считается непререкаемым авторитетом в области женской красоты. Он живет на неподдающемся описанию собственном трехкилометровом острове Илья-дос-Поркос-Гранде, по-женски изящные контуры которого омывают изумрудные волны Атлантики. Так вот, Иво Петанги сказал мне:
– Красота – это необходимость. Она дает мир душе. Но нельзя ее продавать только в качестве молодости. Это огромная ошибка. Недооценивание зрелости – слепота.
Вспомнив все это, я решила закончить свою историю об эпизоде съемок вот так. Видимо, Отар – некое своеобразное воплощение варварства, бездушия. Не понимая красоты, он пытается ткнуть в нее пальцем.
Глава 36
Ирка впервые побывала на исповеди у отца Иллариона. Она не могла не сдержать своего слова, данного Богородице после ошеломившей ее встречи с чеченцами. Она рассказала священнику все-все-все. При этом Ирка даже не думала, что кается. Она просто признавалась перед Господом во всем, что случилось с ней.
Ирка стояла на коленях, как делала ее мама, когда ходила к причастию. И выговаривать, переводить на слова то, что столько времени копилось в Иркиной душе, оказалось совсем нетрудным. Лик Богородицы незримо присутствовал перед ее глазами, а ему Ирка доверялась во всем.
Отец Илларион накрыл ее голову пахнущей ладаном епитрахилью и чуть слышно прочитал отпускающую грехи молитву. Ирка трижды поцеловала крест и Евангелие. Поднялась – высокая, худая, вся в черном. И открыто посмотрела на священника.
Он растроганно, ведь такое, до дна, излияние-покаяние случалось в его каждодневной практике крайне редко – прихожане обычно исполняли таинство наспех, поверхностно, безбоязненно, – эта же, грешница Ирина, принесла себя всю, и он, ее таинник, нежно тронув за плечи, поцеловал в голову.
– Ступай, милая, с Богом, я буду молиться за тебя, твою дочь и мать твою.
Глава 37
Как-то совсем незаметно в постоянную сутолоку, а порою и бестолочь текущих и текущих событий втиснулся вечер торжественной церемонии – вручение премии «Золотой ланцет» имени моего папы. Сама идея пришла в голову Этери. И она, со свойственной только ей очаровательной предприимчивостью, пробила, раскрутила и обеспечила так необходимый для подобного рода мероприятий пиар.
Залитый светом и всеобщим предвкушением чего-то необычного, зал Союза театральный деятелей на Страстном бульваре превратился сейчас в сплошное, и, наверное, смахивающее на «броуновское», движение и мелькание самых известных лиц. Лучшие пластические хирурги – цвет сегодняшних умельцев реставрации человеческого тела, – представители глянцевых и специальных журналов, руководители всевозможных профессиональных и общественных организаций сошлись здесь, чтобы узнать, кто же в этом году самый лучший среди действующих пластических хирургов, косметологов и молодых специалистов. Еще одна номинация – «признание» – предназначалась за вклад в развитие эстетической медицины в России. А еще один – специальный, спонсорский – диплом отдавался за мужество и самоотверженность при выполнении профессионального долга.
Цветы, улыбки, рукопожатия, поцелуи, смокинги, бриллианты, ароматы и, наконец, напряженная тишина перед тем, как я, ведущая, назову имя победителя...
Ну, конечно, мы приехали на «Ланцет» всей компанией. Машку привез Отари, продолжая разыгрывать романтические отношения, Таньку, дав слово, что просто исполняет роль кучера, Артур, а вот Ирку, нашего любимого «солдата Джейн», – вы бы видели ее в потрясающем вечернем платье – внимание! – Игорь Пасховер.
– Это еще что такое? – спросите вы.
Отвечаю – первый ее муж. Отец Сонечки. Худощавый, ухоженный, с красивыми, по-еврейски чуть грустными глазами и двухдневной, под темный каштан, щетиной на как бы удивленном продолговатом лице. Его принесло из Израиля, так сказать, сюрпризно. Шесть лет назад Ирка натолкнулась на него в своем доме в Красногорске, на первом этаже букинистического магазина, куда заглянула, чтобы потрепаться с подругой-продавщицей. Игорь, Ирка естественно еще и не думала, что будет об этом знать, держал перед собой какую-то с пожелтевшими страницами книгу. Посмотрел на нее, отрываясь от читаемого, и спросил:
– Простите, у вас дети есть?
Ирка немного смутилась:
– Да нет. Пока...
– Будут, – очень уверенно сказал Игорь. – У нас с вами будет девочка. И знаете, как мы ее назовем?
– Откуда?.. – рассмеялась Ирка. – Вы что? – Она покрутила у виска указательный палец.
– Я знаю, – сказал все так же уверенно Игорь. – София. Сонечка. И поэтому, пожалуйста, посмотрите сюда и прочитайте, я вас умоляю, этот абзац...
Ирка медленно прочитала какие-то странные для нее фразы: «...идивидуализация воспитания. Каждый сапожник, снимающий с ноги мерку, умеет лучше различать индивидуальности, чем современные педагоги в школе и дома, которые не могу прийти к живому сознанию этого нравственного долга. Ведь до сих пор воспитывают детей с половыми промежуточными формами (особенно среди женщин) в смысле возможного приближения к мужскому или женскому идеалу; совершают духовную ортопедию, пытку в истинном смысле слова...».
– Я устала, – сказал Ирка, захлопнув книгу. На ней было – Отто Вейнингер. «Пол и характер». Принципиальное исследование. 1909 г. Сфинкс.
– Мы сейчас отдохнем, – сказал Игорь. – Я ее покупаю. – Он отсчитал Иркиной подружке-продавцу какие-то очень большие по тем временам деньги. – Прошу вас, пойдемте. Тут рядом кафе. Все будет хорошо.
Все так и вышло. Они зарегистрировались через неделю. Ирка переехала к Игорю, известному в Москве стоматологу, в Большой Патриарший переулок, потом у них родилась Сонечка, а потом Игорь навсегда уехал в Израиль.
– Мне позвонила тетя Сима и сказала, что все наши уже здесь...
Ирка запомнила эти слова Игоря, но ехать с ним категорически отказалась. Они очень по-деловому, мирно расстались. И Ирка стала хозяйкой роскошной трехкомнатной квартиры, по нынешним временам, просто бесценной.
«Золотой ланцет» шел на ура. Да и я, честно говоря, была в ударе. Инночка Терзийская сделала всех нас ох, ох, ох! Поэтому мне было спокойно под всеми этими взглядами-приглядами, которые я постоянно ловила на себе. Куча фотографов беспрерывно мигала своими блицами, в зале становилось все оживленнее и доброжелательнее. В конце концов, тут была публика свободная, самодостаточная, не закомплексованная каким-либо дефицитом.
