Яна Лапутина - Игра в гейшу. Peek-a-boo
Когда все «ланцеты» ушли к своим обладателям и наступила пора фуршетов и танцев, я вышла в паре с Гришей Горбуновым, тридцатитрехлетним пластическим хирургом, только что получившим премию из моих рук в номинации «Открытие года».
Я знала про него очень много. Он простоял рядом с папой в операционной не один год, и это он рассказал мне историю про то, как однажды к папе на консультацию пришла женщина с огромным носом. Папа конечно же подумал, что речь пойдет о нем, а мадам попросила убрать у нее с лица какую-то совсем незначительную морщинку. Когда с морщинкой было покончено, папа, как бы невзначай, поинтересовался, что дама думает про свой нос, на что получил ответ, что нос у нее божественный.
Мы танцевали с Гришей с удовольствием. Мы знали друг друга. И между нами когда-то слоился такой платонический, очень стерильный роман, тогда же Гриша заявил мне:
– Когда тебе будет двадцать пять, то есть через семь лет, я на тебе женюсь.
Сейчас, пританцовывая, я спросила его не без ехидцы:
– Ну, когда ждать от тебя сватов?
Гриша, большеглазый, красивый, расхохотался:
– А ты все так и ждешь?
– Ага, – сказала я. – Сложила ручки на коленках и жду у окна.
Танго было агрессивно-тактичным. Такие мгновения хороши обалденным бездумием, возможностью притупления всего, до этого остро торчащего из души. Я люблю танцевать. Все – от вальса до престарелой ламбады. Мир кружился, расплескиваясь светом, ритм захватывал и подчинял. Не было ничего – времени, возраста, обязанностей и обязательств. Не было забот, долгов и тревог. Дыхание становилось все чаще и чаще. Сердце стучало все громче и громче.
Гриша, запаленный, сказал мне:
– Ты меня уплясала.
Я посмотрела на него с сожалением:
– Ты – слабак. И еще... стареешь.
По залу объявили, что всех, кто принимал непосредственное участие в церемонии награждения, просят собраться для финальной фотосессии. Собрались. Человек пятнадцать. В два ряда. Первый сел, второй, в котором я рядом с Этери, встал. Заперемелькивались фотовспышки. Репортеров оказалось в два раза больше. Пошли всякие веселые подначки и шутки. Было суетливо и весело. И вдруг, в этой безликой мешанине фотоаппаратуры, я увидела глаза Леши. И то выражение в них, что помимо моей воли запомнилось мне. Лешины глаза, открывая меня, восхищались мной. Это – факт. Моей не придуманной сейчас радостной возбужденностью, изящно сфантазированной и исполненной Инночкой укладкой волос, моей загорелой кожей и открытой шеей. Моим элегантнейшим вечерним платьем в пол от Bottega Veneta.
Леша смотрел на меня, а объектив его какой-то сложнейшей камеры будто сам по себе подмигивал то закрывающейся, то открывающейся диафрагмой.
«Как же так? – подумала я. – Если он „вернулся“ из Сибири и, так сказать, решил полностью легализовать себя, почему же он в первую очередь не сообщил об этом Машке».
– Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!!! – кричали нам папарацци, и мы, послушные и довольные, улыбались.
Глава 38
Полагаю, московские дамы в курсе, что в нашем мегаполисе принято гадать на кофейной гуще. Эта мода пошла от приехавших когда-то выходцев из Грузии и Абхазии и постепенно, укоренилась. Перестала быть модной, а сделалась обычной, чуть-чуть щекочущей нервы приправой в жизни скучающих и подуставших от однообразности достатка женщин.
Кофейную гущу-то, как карты, не передернешь. От этого интрига завлекательней. И, извините за случайное наложение смысла на смысл, погуще, что ли.
У Таньки была знакомая гадалка, жившая недалеко от станции метро «Аэропорт». И как-то мы собрались поехать все вместе к ней. Я впервые участвовала в подобном, поэтому так внимательно впитывала в себя весь этот, довольно-таки странный, процесс-ритуал.
Лидия Петровна, симпатичная, средних лет женщина, в прошлом жительница Сухуми, со светлым каре, внимательными, проницательно-сосредоточенными черными глазами, улыбчивая, доброжелательная, не спеша, при нас в трех кофемолках тщательно перемолола зерна. При этом она периодически проверяла степень помола, перетирая крупку между большим и средним пальцами правой руки. Затем, при нас же, она стала варить кофе в большой, до блеска начищенной джезве, перемешав будущий напиток только один раз. Когда кофе начал закипать, Лидия Петровна сняла джезву и аккуратно разлила в четыре одинаковые, без украшений фаянсовые чашечки на блюдцах. Кофе получился ароматный, с пенкой.
– У кого есть пузырики на пенке, пальчиком снимите и вотрите в затылок, – улыбнулась Лидия Петровна. – Это к прибыли.
Про мою чашку, стенка которой испачкалась при наливе, она сказала, глядя на меня черно-маслинными глазами:
– Это – к неожиданности. Приятной. Когда ваш кофе, – это она уже говорила для всех, – чуть-чуть остынет, пейте его маленькими глоточками и думайте про то, что на сердце лежит. С чем-то вы своим ко мне пришли, да? Вот об этом и думайте. Только не дуйте на кофе, нельзя.
Мы сделали все как надо. И выпили все, что было в чашечках, почти до гущи. Лидия Петровна стала брать каждую чашку, круговыми движениями размешивать оставшуюся взвесь и затем выливать на блюдечко. Сами опустевшие чашки она, перевернув вверх донышком, ставила на чистую, оклеенную под мрамор столешницу. И каждые несколько минут переставляла их на новое место, покуда под чашечками перестали образовываться мокрые кружки.
– Все, – сказала Лидия Петровна. – Время смотреть.
Она взяла Танькину чашку. Таньке хотелось узнать, что там придумал Артур, почему не отлипает от нее?
– У него крест терпения. И от этого он на большой тяжести. У вас с ним – раскол. Навсегда.
– Может, у нее кто-то новый на горизонте? – вставила Ирка.
Гадалка внимательно присмотрелась к кофейным разводам на стенке чашки:
– Три точки. Это и три дня, и три недели, и три месяца...
– Что? – встревоженно спросила Танька.
– Будет тебе новый.
Машке выпало зеркало.
– Зеркало, – сказала гадалка и посмотрела на Машку, – это к переменам. Причем к хорошим. И ключ. К чему-то новому. А еще... еще ты будешь на свадьбе.
– С кем? – удивленно выдохнула Машка.
Лидия Петровна усмехнулась:
– На свадьбе узнаешь.
Ирке она сказала коротко:
– Тяжесть. Потом свадьба.
Мне – еще короче:
– Дальняя дорога.
Глава 39
Когда-то давным-давно... так и захотелось сказать, когда деревья были большими, мы гуляли с папой в парке под тихо садящимся на нос белым и пушистым снегом. Я остановилась, задрала голову в ярко-красной, связанной прабабушкой шапочке и вдруг произнесла странное слово:
– Снебапад.
– Что, как ты сказала? – наклонился ко мне папа.
Я повторила:
– Снебапад, он же с неба. Вон оттуда... – Я взмахнула рукой в руковичке. Папа рассмеялся и, подхватив меня на руки, закружил.
А сейчас Москву снег просто топил. Он шел всю минувшую ночь, все утро, и сейчас, в третьем часу пополудни, он нисколько не убавил силы. Я уже третий час маялась в очереди на шиномонтаж в мастерской на Котельнической набережной. Город свихнулся. Все кинулись переобуваться, срочно меняя летнюю резину на зимнюю. Я уже выпила два стаканчика кофе из автомата и дважды сходила в туалет, решила все текущие проблемы по телефону, накурилась до горечи во рту, когда наконец молоденький паренек в замасленном комбинезоне и с плеерными вкладышами в ушах загнал мою машину на подъемник. Руки у него были быстрые и ловкие. И я, наслушавшись натужного подвывания пневматического гайковерта, вышла из мастерской на воздух.
Утром Маше позвонил Леша, сказал, что в субботу приедет на «ферму» и передал привет мне. Она была счастлива, беспрерывно лезла с поцелуями ко мне, а я видела перед собой его глаза.
«Ну зачем, зачем мне все это?» – думала я. И все равно возвращала и возвращала к себе возбуждающую меня – и с этим я ничего не могла поделать – искренность Лешиного любования мной.
– Готово, – сказал мне мастер, выдернув плеерные ушки. – У вас классная тачка. – Он любовно огладил грязной ладошкой крыло моей машинки. – И вот что я вам скажу еще, вы только не обижайтесь, ладно? – Он очень простодушно поморгал глазами. – Вы сегодня самая красивая из всех, кто был у меня...
Я удивленно и вопросительно посмотрела на измазанное лицо парнишки.
– Правда, правда. Это у меня такой прикол, проводить свой кастинг. Вкалываю и конкурс красоты веду, – он улыбнулся. – Вы сегодня моя мисс...
Я рассмеялась Хорошо. Свободно. И услышала зов своего Vertu.
– Алло!
– Здравствуй, солнышко, – сказал мне Дима, как будто между нами не было никакого разрыва и многомесячной паузы в общениях. – Сегодня четверг?
– Ну да... Ты об этом у помощника мог спросить.
– Что делаешь завтра?
– Не знаю.
– В пять, во Внуково-3. Водителя пришлю.
– Что брать?
– Себя.
– Вы в порядке? – участливо спросил меня замасленный ценитель женской красоты.
