Яна Лапутина - Игра в гейшу. Peek-a-boo
Господи, Господи, Господи... Ярослава решительно встала и бесшумно, полы в коридорах и переходах усадьбы были выстланы ворсистым ковром, прошла в небольшую домовую молельню. Стены ее были увешаны редчайшими, древнего письма иконами. Здесь денно и нощно горели лампады.
Ярослава опустилась на колени перед ликом Владимирской Богоматери. Когда-то это была жутко черная и грязная доска, которую ей отдала старушка-соседка по Дегунинской коммуналке. Сейчас семнадцатый век был отмыт и отреставрирован мастером из Третьяковки.
– Богородице, – зашептала Ярослава, – Дево, радуйся...
Она любила Олега. Любила очень, очень, очень. И прося Пресвятую оберечь ее и Олега от всяких напастей, краешком мозга, какой-то маленькой извилинкой почувствовала, что что-то не так уж складно в обсказанном Мишкой расставании Олега с этой певучей долговязиной.
Что-то не так...
Глава 33
Машка вытащила меня на презентацию нового аромата YSL. И все было как всегда: массовка московских тусовок ладно и дисциплинированно перетекала из одного заведения в другое, предъявляя красивые, недавно отпечатанные пригласительные и старательно пытаясь залезть в объективы светских фотографов. Если на вечеринку был приглашен Леша, то мы могли быть уверены, что наши фотки появятся в одном из свежих номеров обязательных глянцевых журналов. На YSL Леши не было, он снимал недавно выигравшую сборную России. Мы с Машкой праздо шатались по залу. В одном из его углов я заметила высокого, стройного молодого человека. Светлое каре, пижонски торчащий краешек платка из нагрудного кармана пиджака. Его глаза ответно тормознули на мне. А через пару дней, на показе Лены Ленской, мы оказались vis-aґ-vis, каждый на первом ряду, но по разные стороны подиума. Встреча взглядов была чуть дольше. И наконец, еще через неделю, я встретила его на приеме в итальянском посольстве по случаю открытия гастрономических недель. А потом и на дегустации десертов в «Галерее».
В «Галерее» нам с Машкой достался шикарный столик в середине зала. За соседним восседал наш король ресторанов Аркадий Новиков, еще кто-то и тот самый, очень франтоватый молодой человек.
Проходя мимо, он вежливо кивнул, а на обратном пути остановился:
– Я – Саша Носик. – Он поинтересовался, какой десерт мы пробуем.
Потом, еще через какое-то время, мы встретились в Bellazio, что располагался за стенкой казино, в котором Танькин Артур проигрывал гонорар от очередной недавно проведенной им выездной вечеринки, а Танька часами просиживала рядом. Я, вспоминая, что здесь мы впервые ужинали с Димой, вяло прихлебывала чай с медом. Танька, обалдев от крутящейся рулетки и сигарного дыма, наоборот навалилась на еду. Под конец ужина я услышала слова из-за столика за спиной:
– Не оглядывайтесь. Буду стрелять.
Я обернулась. Это был смеющийся Саша Носик, мент из сериала «Возвращение Мухтара».
– Приходите завтра ко мне в «Аист». На Малую Бронную. У меня день рождения. Пожалуйста. – Он улыбнулся и поцеловал мне руку.
Дальнейшего у нас с ним не случилось. Что-то не срослось. Но взаимная приветливость и симпатия сохранились. И в «Аист», когда-то пропахшую горелыми ромштексами и перепрелой капустой столовку-стекляшку, а сейчас двухэтажный, изысканно благолепный уголок, я периодически приезжала, чтобы отведать молодых артишоков с гребешками и боттарга или спаржи на гриле с козьим сыром и маслинами «тапинаде».
На этот раз мы с Этери, руководителем клиники КЛАЗКО, решили остановиться на русской кухне. Этери заказала крабов и сельдь под шубой, а я – оливье с маринованным лососем. И выпить мы решили что-нибудь крепкое.
– Пошли они все... – сказала Этери, повторяя пальцами правой руки волнистый изгиб своего светло-каштанового пикабу. Она только что вернулась из Парижа с конференции по пластической хирургии, где познакомилась с самим...
– ...Бернаром Корнетт де Сен Киром... – Этери прикрыла свои, с постоянной загадочной теплинкой, глаза. На ней, невысокой, хрупкой, сейчас хорошо смотрелись черная кашемировая водолазка и зеленоватый жакет под пояс от Louis Vuitton.
– Ты бы? – очень понятно не договорила я.
– Да бы, – очень понятно рассмеялась Этери. – Он хорошо рассказал, как один начинающий карьеру пластический хирург сказал на приеме, пытаясь утешить молодую, очень толстую и некрасивую девушку: «Мадемуазель, важнее обладать внутренней красотой», а она ему на это ответила: «Когда я с моей внутренней красотой прихожу на дискотеку, то каждый раз ухожу одна». Мы выпили с ним кофе. И он сказал мне, что я...
– ...очаровательная, – закончила с улыбкой я. – Ты в этом сомневалась?
– Иногда... – сказала она, опуская ресницы.
Я уловила в интонации легкую грусть. Этери была свободна и очень любила своих дочерей.
– А как Париж? – попыталась переключить ее я.
– О... Это не город... Это – сон. Нас свозили в Жан де Бре. Сто двадцать километров от Парижа. На завод косметики Dior. Оттуда духи Poison и крем против старения Capture. И знаешь, что я там впервые услышала?
– Что?
– Что автор Шанель номер пять, думаешь, кто?
– Ну, мадам Шанель, естественно.
– No, she’s not. Твой соотечественник. Русский парфюмер Эрнест Эдуардович Бо. Он успел сбежать от революции во Францию. У него была блестящая сугемерная память на запахи. В те времена парфюмеры творили духи из масел. Смешивали их в разных пропорциях. Эрнест Бо первым добавил в эту смесь альдегиды. Очень нестойкие синтетические вещества. И сумел собственным ноу-хау их как-то закрепить. Получился, вернее, возник такой неожиданный округлый запах. Теперь это классика.
– Вот как, – сказала я, поморщив нос от воспоминая этого «классического» запаха. – Бо был, да сплыл. Почему?
– Не владел мерчендайзингом. Наукой раскладывать товар.
– Всего лишь?
– А ты подумай, подумай.
И в эту минуту, мы сидели недалеко от входа в VIP-зал, появился Леша. Мы мгновенно сошлись глазами. И, через короткую паузу, поздоровались. Пришлось. Официант предложил ему столик возле окна, и Леша сел боком к нам.
Говорят, что существует всего лишь тридцать шесть драматических ситуаций. Причем большая часть из них уже напрочь заезжена и не годится для дальнейшего использования. Но ситуаций мало, а людей – уйма. И каждый из них разнообразен до предела.
– Этери, милая, – сказала я. – По сюжету этого вечера я должна на минуту покинуть тебя и подойти...
– К Белякову? Он у нас в КЛАЗКО сделал очень хорошую фотосессию. – Этери, улыбнувшись, кивнула.
Леша был одет к вечеру. Красивый темно-синий блейзер и под горло светло-серая, тонкой шерсти водолазка.
– Вот не знала, что в Красноярске есть «Аист», – сказала я.
– Прошу. – Он встал и вежливо отодвинул стул, приглашая меня сесть. – Сегодня я уже в Иркутске, – сказал он, приподняв на меня свой пронзительный взгляд. – Жизнь, господа, в своей простоте гораздо неправдоподобнее самого изощренного вымысла. Это Куприн.
– Я у него, кроме «Ямы», пожалуй, ничего не читала.
Леша ногтем выщелкнул сигарету из пачки.
– Не помнить надо уметь.
Я пристроила подбородок между большим и указательным пальцем левой руки. Внимательно посмотрела в его густо-коричневые глаза, в них не было ничего, кроме внимательного спокойствия.
– Если честно, пока даже не знаю, забуду ли я эту встречу или расскажу о ней Машке.
Леша выдохнул сигаретный дым:
– Молчание – золото.
– Лучше бриллианты, – я тоже выдохнула из себя затяжку. – Вот было бы здорово, а? – Моя Маша с курьером получает небольшую коробочку в ленточках, а в ней – ах! – колечко от de Grisogono. Молчать надо тоже уметь.
Когда-нибудь – потом, потом... потом – я припомню и стану опять и опять возвращать к запомнившемуся мне сейчас, именно в это мгновение, выражению Лешиного взгляда. В нем была я. И впервые я – не как вообще кто-то из мира вокруг него, а я – как что-то необходимое, важное, увиденное впервые. Мне стало жарко...
– И на сколько же серий ты рассчитываешь растянуть этот сюжет? – спросил Леша и улыбнулся.
– Не знаю, – сказала я твердо. – Но если мне что-нибудь еще непонятно, так это как можно зарабатывать на фотосессиях такие деньги? – Я посмотрела на часы. – В Иркутске уже за полночь. Сладких снов.
Леша привстал, провожая меня глазами. И я чувствовала его взгляд затылком, спиной, ногами.
А с Этери мы еще проболтали около часа. Обо всем. О Томасе Линджере, о Земфире Андреевне, о только-только внедряемом ритуале красоты «Сакура», основанном на непревзойденном пока еще сочетании совершенных технологий и лучших косметических линий Японии, об интимной хирургии для мужчин и женщин, о Slim Up – новейшей процедуре борьбы с локальными жировыми отложениями и целлюлитом, надо заметить, очень болезненной. Мы с Этери, не сговариваясь, скривились, каждая вспомнив свои ощущения. И все это время из меня не уходило, живя как бы само по себе, врезавшееся в сознание ощущение необыкновенно выраженного открытия меня. Оно чуть угасло и на какое-то время заслонилось, когда я проехала поворот на Подушкино и мысленно оказалась в самой середине лета и в самой середине недели, когда прорывалась через ужасную пробку на Кутузовском. Потратив больше часа, я добралась только до Триумфальной арки. Кондиционер в машине не справлялся с небывалой для Москвы жарой. Дима звонил каждые десять минут и спрашивал, где я, настаивал, чтобы я выезжала на «встречку» и говорила какие-то кодовые слова гаишникам. А мне было как-то неловко перед всей этой кучей водителей, которые наседали друг на друга в пробке, что я вот так легко вырвусь из нашего общего капкана, а они так и останутся стоять, посылая мне в спину тысячи проклятий. Под вечерним обжигающим солнцем я сама себе напоминала эскимо, которое медленно растекается по сиденью. Не спасало радио, болтовня по телефону с мамой, Ирой, Таней, потом снова Ирой... Когда я наконец добралась до заправки ВР на съезде на Рублевку, я вышла из машины, купила бутылочку Vittel (хотя до встречи с Димой пила Evian) и, сев в машину, ловко выскользнула из своего зеленого, в пол, сарафана. Так я осталась в нижнем белье в компании с громко поющей о «слепоте звезд» Пэрис Хилтон и весело доехала до дома, ловя на себе несколько удивленные взгляды водителей.
