Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Выросли дети у Шарбану. Старшие сыновья Талап и Серик работают инженерами, Гульнара удачно вышла замуж. У нее и муж хороший, и свекровь пробивная. Самый младший в семье Арыстан рысачит, навострился в партию, зарабатывает очки на стройке в Октябрьском районе Алма-Аты.
У ЦГ наткнулся на Квазика, сына дяди Аблая Есентугелова. Тетя
Альмира просила матушку достать для него хорошее печеночное лекарство. С печенью осложнения у Квазика после длительных запоев. С бухлом он завязал, работает инструктором в республиканском штабе строительных отрядов.
– Слушай, почему я не знал, что ты бухарь? – спросил я Квазика.
"…Вылетели в Ригу ночью. Сын писателя Квазик – улыбчивый, застенчивый мальчик следующей осенью должен пойти в десятый класс.
Ни за что не разглядеть было в угловатом отроке будущего акулу национального капитализма начала девяностых. Кто вообще мог знать, что нас ждет?
В аэропорту Румбула встречал младший брат писателя. Он был ученый из оборонки, полгода назад защитил докторскую, связанную, если правильно запомнил, из области защитных свойств авиационных материалов. Жил в Московском (так называли часть города, населенную в большинстве своем русскими) районе Риги.
Квазику приглянулся радиоприемник "ВЭФ", что возвышался на серванте. Писательский сынок принялся сосредоточенно крутить ручку настройки. Здесь, у западных границ, четко и не только ночью, как это было у нас, в Алма-Ате, ловились "Голос Америки", Би-Би-Си. Дядя заметил горящие глаза старшеклассника и без слов через тетю Альмиру передал приемник племяннику. Квазик удивился: "Это мне?". Тетя
Альмира насмешливо сказала: "Тебе. Единственному наследнику всех
Есентугеловых".
Бектас Ахметов. "Это было недавно…". Из книги "Сокровенное.
Аблай Есентугелов. Мысли. Изречения. Воспоминания".
Квазик улыбнулся, потупил глаза.
Я взял его под локоть.
– Знал бы, что ты был бухариком, – непременно выпил бы с тобой.
– Да-а… – Квазик смущенно отмахнулся.
– У Асета работаешь?
Мой одноклассник Асет председатель республиканского штаба строительных отрядов при ЦК ЛКСМ Казахстана, начальник Квазика..
– Да.
– Не обижает?
– Да нет.
– Привет передавай.
У Квазика при разговоре привычка прятать глаза. Опытные люди повадку толкуют как признак коварства. Случай с глазами сына дяди
Аблая, по-моему, не укладывается в общепринятое суждение. Мало ли почему человек отводит глаза? Может он стеснительный.
Глава 2
Брат, ты мне или не брат…?
– Не храпи! – Я открыл глаза. За плечо меня тряс усатый, лысеющий парень с бесцветными глазами. – Спать не даешь.
Это еще что за степная птица? В комбинатовской гостинице в прошлые приезды никто из соседей по комнате не жаловался на мой храп. Я ничего не сказал и, поворочавшись, заснул.
Когда окончательно проснулся, был полдень. Усатый причесывался у зеркала. Он похож на белька с острова Ратманова. Сосед услышал, как я чиркнув спичкой, закурил, открыл рот. В зеркале отразились два огромных, заостренных клыка на верхней челюсти.
Нет, он не белек. Сосед мой Дракула акмолинских степей.
– Тебя как зовут?
– Бирлес.
– Я сильно храпел?
– Ужас. Обедать пойдешь?
– Пойду.
– Пообедаем на фабрике-кухне.У меня талоны есть.
– Тебе сколько лет?
– Двадцать три.
– Ничего себе, – я присвистнул. – Я думал, ты старше меня.
– Мне больше моего возраста дают. – Дракула улыбнулся и почесал лобешник. – Может из-за лысины?
– Ты еще не лысый, – я подпрыгнул на кровати, – Выпить за знакомство возраст тебе позволяет? Позволяет. Как ты?
– Можно. Только я не пью.
– … Нас семеро братьев и сестер. – Я пью вино, Бирлес рассказывает. – Родителей потерял в тринадцать лет, учился в интернате…
– В один год лишился родителей? От чего они умерли?
– От инсульта.
– Живешь в общаге?
– У тети.
– Где работаешь?
– Инженером на кафедре тяжелых цветных металлов в политехе.
– Слушай, пузырь кончился. Надо по новой сходить в магазин.
– Я сбегаю.
– На тебе деньги.
– Не надо. – сосед отстранил мою руку с трехрублевкой. – Моя очередь угощать.
– Но ты же не пьешь!
– Ну и что?
Бирлес демонстрировал хорошее знание правил уважения старших..
Его этикет мне по нраву. Он надел туфли на высоких, заостренных к низу, каблуках. Такие туфли в Алма-Ате шьют для приезжих казачат будочники с фабрики Степана Шаумяна. Каблуки с подковками, нос у туфелек узкий. В таких хорошо по парадной брусчатке прицокивать.
Из своего номера на втором этаже поднялся Шастри. Увидел пустую бутылку, повертел в руках и догадался:
– Уже познакомились?
– Выпьешь?
– Нет. Мне вечером с Зорковым встречаться.
Вечером я позвонил домой.
– Улан нашелся! – сказала мама.
– Где?
– В Ташкенте.
Ситку задержали в Ташкенте менты и поместили в приемник-распределитель. Сейчас идет документирование личности.
После чего, обещает узбекская милиция, Ситку Чарли с спровождающим доставят в Ама-Ату.
– Позвони Розе в Чирчик.
– Утром я позвонила ей. Роза поехала к нему. Обещала покормить.
– Если достану билет, то послезавтра прилечу домой.
– Нурхан не будет возражать.
– Куда он денется.
Шастри не возражал. Потому что в автобусе мы познакомились с девицей и пригласили ее вечером к себе.
Пили в номере Шастри, кончились сигареты и я поднялся за ними к себе. Вернулся через полминуты, дверь заперта и тишина. Стучал я громко, за дверью послышался голос молодухи: "Сильней стучи!".
Поступил я не по-товарищески, но мне хотелось еще с ней покурить.
Наконец дверь открылась, девица выскочила, посреди комнаты на домкрате стоял голый Лал Бахадур Шастри.
По результатам посиделок накоротке состоялся обмен мнениями: он двинул меня в подбородок, – я треснул его пустой бутылкой по голове.
Поднялся я в номер слегка окровавленный и попросил Бирлеса:
"Сходи, посмотри,что там с Нурханом".
Чаще убивают, говорил Серик Касенов, как раз пустой бутылкой. В полной бутылке жидкость амортизирует удар по бестолковке, усилие получается рассредоточенным, разлитым; порожний пузырь бьет слитно, осколки наносят более серьезные ранения.
Для Шастри удар оказался не смертельным. Но с братской дружбой на данном этапе покончено.
Когда наступает сентябрь…
Главный отличительный признак провинциализма в науке – серьезное отношение к себе, к своему вкладу в сокровищницу знаний. Это и отмечали в отзывах на труды наших исследователей московские ученые. "В традициях КазНИИ энергетики выполнять НИР
(научно-исследовательские работы) с большим запасом. – писал рецензию на диссертацию сотрудника доктор наук из Москвы Штейнгауз и саркастически подначивал. – Подобная перестраховка не может не радовать".
Что и говорить, провинциалам не достает непринужденности, легкости.
Кул говорил, что когда он учился в аспирантуре ВИЭСХА, то заметил, что москвичи дисеры кропают между прочим, не забывая о главном – об обустройстве быта. Фанатики от науки – на перефирии.
Провинция живет слухами. Ну, например, в коридорах обсуждают жизнь академика Стыриковича. Михаилу Адольфовичу за восемьдесят, и он ни разу не болел, никогда не простужался, даже гриппом не заражался. Сей факт биографии Стыриковича вызвал серьезную озабоченность в среде соратников и они пригласили специалистов-геронтологов осмотреть патриарха.
Читая некрологи в центральных газетах, легко убедиться: в основной своей массе крупные ученые живут долго. Умирают обычно в возрасте около восьмидесяти. Саян Ташенев объяснял долголетие крупняков активной мозговой деятельностью. Она, мол, способствует тому, что сосуды их по этой причине долго не теряют эластичности.
Кул Аленов стоял на своем и говорил, что со здоровьем у корифеев более-менее порядок как раз потому, что они не считают науку занятием достойным серьезного к себе отношения. Дескать, корифеи на то и корифеи, что умеют распределять силы по всей дистанции столь равномерно, что их хватает на все.
Заместитель директора энергетического института (ЭНИНа) имени
Кржижановского Александр Семенович Некрасов близкий знакомый
Аленова. Среди специалистов у него есть имя. Какое имя? Что он там понаписал в монографиях мы не знаем, – не читали, но, скажем, кто сегодня директор ЭНИНа мы знать не знаем, а про заместителя наслышаны.
В нашем институте, надевающих под костюм галстук, по пальцам можно пересчитать. А вот глянешь на Некрасова и думаешь: в ЭНИНе все такие при галстуках, вальяжные, говорливые дамские угодники.
Живые классики когда-то и сами ходили в бишарушках. Александр
