Карта Анны - Шинделка Марек

Архитектор пересек огромный сад: декоративные деревья, кусты магнолии, закутанные в полиэтилен по случаю ливня. Отпер дверь дома и вошел внутрь. В коридоре — только дежурный свет. Архитектор тихо ступал по неосвещенному дому, нарезанному на помещения, которые изнутри тоже выглядели хрупкими и уязвимыми. Темные углы, лестница на второй этаж с двумя пролетами. Посреди гостиной широкая прямоугольная колонна, грандиозный аквариум с голубой неоновой подсветкой. В воде одиноко парила огромная медуза. Живая трансляция атомного взрыва. Могучее прозрачное тело. Регулярные сокращения студенистой шляпки, мягкие, тягучие движения, левитация. Архитектор подошел к столу. Три недопитых чашки с кофе. Архитектор взял одну из них и поднес к лицу. Кофе еще не остыл.

Поднявшись по лестнице. Архитектор взялся было за дверную ручку, но вдруг замер. Из-за двери послышался голос. Архитектор осторожно нажал на ручку, прошел через две темные комнаты, голосов стало больше, но все еще было не разобрать, что они говорят. Он остановился у приоткрытой двери в свой кабинет и заглянул в светлую щель. У стола — высокая женщина в черном платье. Красавица, но слишком много костей. Отовсюду что-то выступает: ребра, скулы, ключицы — словно огромные брови над грудями, гребни плеч и локтей, шипы позвонков, подбородок, тазовые кости, как огромный окаменевший цветок орхидеи. Архитектор любил эту удивительную конструкцию. Ему никогда не надоедало наблюдать, как перестраивается анатомия этой женщины, когда та грациозно подпирала голову своим полуметровым предплечьем, делала глоток из бокала и пропускала сквозь череп сигаретный дым.

Напротив женщины стояли двое мужчин в черных костюмах и с важным видом. Между ними определенно имелось сходство, но их анатомия была прискорбно непримечательна.

— Когда вернется ваш муж? — спросил один из них, с ковбойским галстуком и лицом, выбритым так, что все горло было в красных пятнах.

— Не знаю, я его уже две недели не видела, — равнодушно ответила женщина. Она возвышалась над ними почти на голову.

— Можно взглянуть сюда? — спросил тот, у кого не было даже пятен, чье лицо было настолько неинтересно, что его пропорции тут же забывались, стоило только отвести взгляд. Единственное, что выделялось, — нижняя губа, которую мужчина время от времени покусывал. Ничего необычного, но в пустыне его лица это был настоящий оазис.

— Пожалуйста…

Полуметровое предплечье, сочлененное с полуметровой плечевой костью, изобразило неопределенный жест.

Мужчины склонились над столом, и некоторое время слышался только шелест перелистываемых бумаг. Словно кто-то сгребал листья в парке. В этом шуршании чувствовалась сноровка, чиновничья расторопность, ловкость насекомого, которая с годами поселяется в пальцах менял, банкиров, таможенников и паспортистов на границе. Они рылись в бумагах, согнувшись над столом, как два богомола.

— Что это за чертежи? — спросил тот, что с пятнами.

— Покажите. — Женщина взяла кальку в руки. — А, дворец Кинских.

— Зачем ему это?

— Наверное, любопытная планировка.

— Хм-м… — промычал задумчиво тот, что с нижней губой. — А почему именно дворец Кинских? Ведь это старое здание.

— Во время его постройки постоянно возникали проблемы со статикой, но в итоге их решили. Может быть, поэтому.

Оба незнакомца задумчиво глядели на чертеж, а женщина тем временем села и закинула ногу на ногу, словно это две влюбленные лошадиные головы с девичьего рисунка, но ни у одной лошади не бывает настолько тощей головы, так что скорее она перебросила их, словно два цепа. Два влюбленных цепа.

— И как их решили? — сухо спросил тот, что с пятнами.

— Главного архитектора замуровали в фундаменте дворца. И все наладилось.

Мужчины выразительно посмотрели друг на друга.

— Нам придется взять это с собой.

Женщина пожала плечами. Мужские пальцы опять забегали, как паучьи лапки, зашуршали листы.

— А это что? — спустя некоторое время спросил второй и дважды закусил губу. Наверное, так ему лучше думалось. Он закусывал губу методично, будто жал на педаль прялки.

— План первого этажа этого дома.

— Подождите… — прялка остановилась, и лицо снова превратилась в пустыню, — этот дом… проектировал ваш муж?

Оба гостя теперь с интересом и легким подозрением оглядывались по сторонам.

— Да, — холодно кивнула женщина и закурила сигарету.

— Относительно новое здание… — произнес тот, что с пятнами, скользя любопытным взглядом по стенам.

— Оно еще не совсем закончено. Остались некоторые детали. Пара украшений, — женщина выпустила изо рта полуметровое облако дыма и после небольшой паузы продолжила: — Но вообще это не совсем дом.

— Простите? — переспросили пятна.

Женщина снова глубоко затянулась.

— Он создавал не дом… Скорее записную книжку, дневник.

Тишина.

— В смысле — «дневник»?

— В прямом. Он проектировал это здание как воспоминание о своей жизни… О себе самом.

Пятна.

Губа.

— А можно поконкретнее?

— Конечно!

Женщина встала, распахнула дверь, включила свет, кивком показав обоим мужчинам, чтобы те не отставали.

— Все пропорции здесь следуют из его физиологии, — продолжала она, словно экскурсовод в замке, — его роста, длины костей, кровяного давления и прочего. Пространство каждой комнаты, измеренное в литрах, кратно объему его легких. Он всегда отталкивался от дыхания.

Пятна многозначительно посмотрели на губу. Гости, осторожно пригнувшись, шли по коридорам, словно здание вдруг стало опасным.

— Дом устроен по принципу кровообращения, — женщина обвела рукой пространство вокруг. — Проходя по комнатам, вы повторяете направление тока крови — насыщенной и не насыщенной кислородом.

Они спустились на первый этаж. Мужчины разглядывали медузу, пульсирующую в аквариуме.

— Это… — изумленно начал тот, что с губой.

— Это сердце, — кивнула женщина.

Мужчины зачарованно смотрели на огромную медузу. Женщина между тем незаметно оглянулась на лестницу: дверь спальни беззвучно закрылась.

— Всё это одновременно воспоминания, — сообщила она озадаченным визитерам. Те посмотрели на нее с какой-то тупостью, которая вдруг поселилась в каждом их движении.

— Когда ему было двенадцать, — объяснила женщина, — его ужалила медуза, с тех пор он их боится.

Они осматривали первый этаж. В комнатах постепенно зажигался свет.

— Иди вот. Вся мебель в этой комнате сделана из дерева, которое в день его рождения посадил его отец. Рисунок обоев воспроизводит движения рук его матери, когда она шила. В молодости она была вышивальщицей и умела плести невероятно сложные кружева.

Мужчины разглядывали стены, время от времени к чему-то прикасались, но тут же отдергивали руку, словно совершив нечто предосудительное, и снова возвращались в безопасность своих пятен, своей губы.

— Здесь нет ничего, что не было бы каким-то образом значимо в его жизни.

— А вы?

Женщина, остановившись возле домашней библиотеки, задумчиво разглядывала рубиновую сережку, подвешенную за дужку на абажур. Когда она оглянулась, в лице ее мелькнуло что-то неожиданное, налет невыносимой тоски. Женщина опустила глаза и едва заметно усмехнулась.

Гости даже не заметили, как вдруг оказались в прихожей. Хозяйка медленно, но бескомпромиссно проводила их к выходу.

— Завтра его отстранят, — сообщил тот, что с губой.

Женщина ничего не ответила, только распахнула дверь. Наверное, поэтому тот, что с пятнами, добавил:

— У него заберут проект…

— Он еще вернется, вот увидите. — Женщина слабо улыбнулась. — Он всегда умел найти дорогу назад.

6 /

Юноша с девушкой в молчании брели по городу. Светало, на улицах было тихо и пусто. Они шли мимо старых домов, по кривым улочкам, по гладким камням брусчатки. Остановились, и юноша сначала робко, а потом уже сильно и на удивление самоуверенно обнял девушку и притянул к себе. Поцелуй был такой долгий, что за это время окончательно рассвело. Их миновал прохожий: глаза еще спят, во рту — сигарета. Они отошли в сторону, свернули в проулок, юноша сделал шаг назад, прижал девушку к стене и снова поцеловал. С таким жаром и страстью, которые до сих пор не были ведомы ни одному из них. Дрожащими руками они скользнули друг другу под очередной слой одежды. Девушка вцепилась ногтями в спину и провела ими вдоль позвоночника. Юноша чувствовал, как царапины на спине пульсируют, чувствовал, что живет, что с каждым движением, с каждым прикосновением губ его от затылка до подушечек пальцев наполняет незнакомая внутренняя сила, которая пробегает внутри него электрическим током. Девушка (глаза лихорадочно горят) вдруг укусила его губу, от неожиданной боли он шумно выдохнул, и оба почувствовали металлический привкус крови. Девушка целовала его яростно, словно нанося удары. Она как будто задыхалась, и только из него, из трещины в его губе струился свежий морозный кислород.