Лучшие люди города - Кожевина Катерина
– Мама, ты никогда не была одна. У тебя ведь была я. – Лена положила руку ей на плечо. – И есть.
– Ты? – Она повернула голову и как-то недоверчиво усмехнулась. – Вот если я помирать буду, ты ведь только через два дня прилетишь. Считай, уже к трупу.
– Ну, я надеюсь, что ты потерпишь ради меня. – Лена присела рядом и поцеловала ее в щеку. – И помрешь на третий день.
Мать влепила ей примиряющий подзатыльник.
– Ох, Ленка. Это твоя жизнь, делай что хочешь. Вот сбежишь оттуда, я же знаю. Жалеть будешь.
– Не сбегу.
– И с личной жизнью. Не тяни, пожалуйста.
– Не переживай, мам. Я ботокс вколю. Никто не узнает, что мне тридцать.
– Балда ты, Лена. Вся в него, – мать кивнула на портрет за стеклом. Лене показалось, что ее глаза заблестели от слез. Но это просто блики электрической лампы.
Даже когда отца нашли в канаве с окоченелой улыбкой и «бабочкой» в животе, мать не плакала. Лена видела ее слезы только раз, в раннем детстве. В начале апреля было решено впервые после долгой зимы открыть настежь окно. Мать дернула ручку, и намыленная бумага, прикрывавшая щели на зиму, с треском разлетелась по подоконнику. Запах пыли и весенней влаги наполнил кухню. В коридоре раздался пронзительный щебет звонка, и мать побежала открывать дверь – пришел почтальон. Лена осталась на кухне одна. Точнее, не совсем одна. На разделочной доске лежал карп, с золотистой чешуей, уже в кровоподтеках, с радужными заплывшими глазами. И тут Лена поняла, что карп живой, его жабры плавно раздуваются, и плавники вздрагивают. Она вдруг почувствовала, что должна, просто обязана выпустить на свободу это несчастное существо, схватила рыбину за хвост и швырнула в окно: «Лети, малыш». Мать вернулась через минуту, держа в руках какую-то квитанцию, обнаружила Лену на том же месте, а вот карпа не обнаружила, полезла в раковину, потом – в холодильник, вдруг забыла достать? И тут заметила, что Лена вытирает мокрые руки о красные колготки.
– Где рыбка, Лена?
– Я выпустила рыбку погулять. В окошко.
Мать перестала улыбаться, секунды две стояла, замерев, потом рванула в коридор, нацепила сапоги на голые ноги и помчалась вниз с пятого этажа. Минут через десять она вернулась, но без карпа. Видимо, его подобрал кто-то из местных забулдыг или унесли дворовые собаки. Она села на табурет и разрыдалась, яростно заглатывая воздух. Лена подбежала, начала обнимать и целовать ее коленки, не понимая, что происходит. Оказалось, мать простояла за этой рыбой несколько часов на рынке и отдала последние деньги. Жалко было не рыбу, а свою нищую глупую жизнь. Вспоминая этот случай, Лена решила, что, если вырастет, никогда-никогда больше не расстроит мать и не позволит ей плакать, тем более из-за еды.
Они посидели на кухне, разрезали торт на равные куски, Лена даже упросила забрать к себе Макара. На прощание обнялись. Как только мать закрыла дверь, Лена побежала. Задыхалась, потом снова начинала бежать. Вниз и вверх по эскалатору. Добралась до дома. Не разуваясь, ворвалась на кухню, дернула ручку холодильника, схватила бутылку рома, без лишних церемоний, как кислородную маску. Сделала несколько глотков. Теперь можно дышать нормально. Разделась и налила еще.
И вот она снова перед зеркалом, рассматривает лицо. А парикмахер Тамара все не выходит. Тогда Лена начала листать бессмысленные женские журналы, вглядываться в лица звезд. У них-то все в порядке с птозом. И замуж они выходят до самой старости. Снова подняла голову к зеркалу, поправила длинные волосы.
– Так. Ну, что будем делать? Может быть, карвинг? – Тучная Тамара вышла из своего укрытия и встала за Лениной спиной.
– Нет. Давайте обрежем. Коротко.
– Как, совсем? Я на такое пойти не могу. Это преступление – такую красоту резать.
– Мне уйти?
Тамара замялась, но все-таки первой свернула со встречки.
– Может, хотя бы боб-каре? Это я вам как мастер советую. – На слово «мастер» она слегка надавила.
– Давайте просто каре. Без боба.
Через двадцать минут пол под креслом покрылся тиной Лениных волос. Нисколечко не жалко. Она посмотрела на новую прическу и, в общем, осталась довольна – каре чуть ниже ушей с вызывающе короткой челкой. Тамаре тоже понравилось:
– Ой, кого-то вы мне напоминаете теперь. Кого же, кого же? А-а-а… поняла. Уму Турман.
Сложно было представить более неподходящее сравнение – кареглазая темноволосая Лена и нордическая Турман. Но, возможно, Тамара видела больше, чем другие.
– Согласна с вами. Только катаны не хватает.
Воскресенье Лена провела дома. Она отскоблила пол, выстирала шторы, передвинула кровать. Достала открытки, привезенные из Москвы, и приколола их иголками к обоям. Монашки, прикуривающие от одной зажигалки; портрет Сартра и Симоны во время поездки по СССР; картинка с видами Нью-Гэмпшира, подарок Лёши из американской командировки. На ней девиз штата – Live free or die. На антресолях Лена нашла советские издания – тома Ленина, Чернышевского, Мережковского, Вальтера Скотта и Драйзера. В самом углу – вот это удача – пылился Чехов. Еще нашла металлическую пельменницу и голубой шарообразный сифон – раскрасить бы его, и получится глобус, которого недостает в кабинете. После всех рутинных дел достала карандаш, бумагу и села рисовать порт за окном – никаких дуг и окружностей, только грубая геометрия со множеством ломаных линий. Подъемный кран передвигал контейнеры, менял их местами, ставил в шахматном порядке, как будто играл в наперстки с невидимым великаном.
Глава 19
В понедельник Лена пришла в офис раньше всех, раздвинула шторы, кивнула портретам на стене. Сегодня ее главная работа – ждать. Пришли Марина и Ирина. Лена до сих пор путала их имена.
– Ой, Елена Фёдоровна. Вы зачем волосы состригли? – Марина заголосила прямо с порога, как будто Лена не просто сменила прическу, а схватила проказу.
– Марин, да чего ты. Хорошо ведь ей, – Ирина попыталась сгладить неловкий момент.
– Так на выходных же был девятый и десятый лунный день. А надо стричь не раньше четырнадцатого. Так можно всю женскую силу потерять.
– Ой, точно. – Кажется, и до Ирины тоже стал доходить весь ужас произошедшего. – А вы хоть волосы с собой забрали?
– Нет. А надо было?
Марина в бессилии опустилась на стул.
– Ну конечно. А если на вас порчу наведут? Волосы – это страшное дело.
– Страшное, да, – Ирина с сочувствием посмотрела на Лену.
Обе дамы погрузились в траурное молчание.
– Ну ничего. Может, обойдется. – Лене, конечно, было жаль свою женскую силу, но она решила поскорее сменить тему. – Сегодня ждем первых работников. Электронный реестр готов?
– Еще с пятницы.
Они прождали до обеда. Отчаяние накатывало с каждым часом, но Лена не позволяла себе раскисать. Около двух часов вошел сухощавый парень лет двадцати.
– Я, это, на работу пришел. Разнорабочим хочу устроиться.
Напряжение отступило. А в дело вступила Ирина. Она все подробно рассказала, объяснила, какие нужны документы и что его ждет. Лена наблюдала за их разговором, как за игрой в автомате, когда ты вроде схватил плюшевого зайца железным крюком и тебе нужно донести его до корзины.
– Так это что же, договор на год?
– На год, да. С возможностью продления. – Ирина вела переговоры спокойно и уверенно, не сворачивая с курса.
– И в январе работать, и в июле, и в августе?
– Ну конечно. А что помешает?
– Так в январе – навага, в июле – лосось, в августе – шишка.
– Позвольте вас спросить, а сколько вы заработаете на своих шишках? Неужели больше, чем мы заплатим вам на стройке?
– Так ну не в деньгах же дело.
– А в чем?
– А в том, что мы все так живем. Весь город. Ловим-собираем. Я же не пойду против всех.
– Так вы не переживайте, скоро все вместе будут работать на заводе. – Ирина ласково улыбалась. – А рыбу можно и по выходным ловить.
В конце концов парень согласился. Согласился! Его данные внесли в реестр и назначили встречу с бригадиром. Лена выдохнула. Когда он ушел, нарисовала на грифельной доске первую звезду. Потом отправилась на улицу купить победную кока-колу. По дороге несся Антон. Он шумно затормозил, шаркнув шинами об асфальт и разогнав голубей. Поставил мотоцикл на подножку и полетел внутрь прямо в шлеме. Рядом с крыльцом заметил Лену и бросил на ходу:
