Лучшие люди города - Кожевина Катерина
– Ты как, цела?
Лена валялась на земле, прижав руки к лицу. Она смеялась.
– Ерунда, может, пара ссадин.
– Господи, я идиот. Зачем я только предложил это.
– Да брось. Это лучшее, что произошло со мной за месяц.
Он поднял ее земли и стряхнул с куртки налипшие травинки.
– Тебе идет этот стиль.
– Какой?
– Ну, назовем его гранж. Посмотри на свои штаны.
Джинсы треснули на коленке. Да и черт с ними. Бедро ныло. Вдвоем с Антоном поставили мотоцикл на ноги. Когда ехали назад, Лена больше не боялась, вертела головой по сторонам, старалась перенимать все движения водителя, держать наклон на поворотах, быть с ним одним целым.
Антон нарушил обещание. Он вернул ее домой не через час, а через два. Город уже погрузился в сумерки, придавив и без того низкие дома сиреневым светом. Перед сном Лена пролистала фотографии за день – пылающих кратеров, Антона с горящей палкой, себя на мотоцикле перед тем, как потеряет контроль. Еще раз посмотрела на фото Антона. Какой нелепый кривой нос. И улыбка неестественно широкая, как у диснеевских героев. Нет, ничего не ёкает.
Глава 20
Утром Лена проснулась оттого, что все тело ломило. На ногах нашла три фиолетовых синяка, с ровными краями, как будто кто-то тайком поставил ей банки. На руках еще несколько. Еле дошла до работы. Антон заглянул в кабинет.
– Ну как ты?
– Прекрасно. Только посмотри, какая коллекция.
Лена закатала штанину и показала два синяка под коленкой. И еще один на локте. Было чем похвастаться.
– Ну, ты теперь как королева БДСМ.
– Да иди ты. – Лена толкнула его в плечо.
– Ладно. Может, пообедаем вместе?
– Я подумаю.
Очень хотелось бездельничать. Но жалкие двадцать звезд на доске напомнили, что впереди еще много работы. Ирина влетела следом за Антоном. У нее был испуганный и взъерошенный вид:
– Елена Фёдоровна, Елена Фёдоровна, вы уже видели?
– Да что, что случилось-то? Кто-то умер?
– Почти.
Она протянула Лене телефон. В сообществе жителей Крюково «ВКонтакте» появилась срочная новость. Выложили видео, которое собрало уже полторы тысячи просмотров. Репортаж вел человек средних лет в темно-синей рабочей куртке и шерстяной шапке, усеянной крупными катышками. Он то наводил камеру телефона на свое заплывшее лицо, то демонстрировал аудитории, что происходит вокруг.
– Я Козлов Сергей Иваныч. А это Шишигин, подельник мой.
Трясущаяся камера выхватила рослого мужика с идеально подстриженными усами и нежно-голубыми глазами.
– Какой еще подельник, нах?
– Напарник то есть.
Изображение потеряло четкость, и Лена увидела красное пятно. Картинка снова стала резкой, и на ней проявились грязные ботинки репортера, сминающие траву у берега какого-то водоема. Козлов продолжил:
– У нас тут это. Казус. Катаклизм.
Скользнув по недовольной физиономии Шишигина, камера остановилась на шумящем потоке. Непохоже, чтобы это был фильтр или спецэффект. Несмотря на ужасное качество съемки, было заметно, что вода приобрела насыщенный кроваво-красный оттенок. Козлов отбежал назад и взял общий план. Лена узнала местность. Это берег реки недалеко от проходной будущего завода. Вот и кусочек железного забора.
– Ну, вы видели. Река наша, матушка, покраснела. Кровь там или чё. Хотели до смены с удочкой посидеть, а тут вон чё. Ментов вызвали, чё.
Он развернул камеру на дорожку, ведущую к стройплощадке. По ней медленно передвигалась большая женщина в пальто расцветки «гусиная лапка».
– О-о-о, Петровна, пойдем чё покажу.
– Ты охренел? Не тычь мне тут своим этим.
– Пошли-пошли. Свидетелем будешь.
– Сдался ты мне!
– Да вон к реке. Одна нога тут.
Козлов подхватил ее под локоть.
– Вот же блин. Репей на жопе. – Она вздохнула и поплелась следом.
Дальше в камере мелькала обувь, слышалось тяжелое дыхание, хруст веток. А через минуту раздался страшный визг.
– А-а-а! Убили-и-и-и! Убили-и-и-и-и!
Петровна верещала, уронив большую хозяйственную сумку под ноги.
– Да ты не ори так. Чё. Петровна! Мать твою.
Дальше видео резко обрывалось.
В комментарии ниже Козлов подписал, что полиция приехала через десять минут, но река уже вернула себе прежний окрас. Никаких трупов поблизости не нашли. Все это напоминало очень плохо срежиссированный фильм ужасов.
– Кто-то проклял нас.
– Ирина, не говорите ерунды. Я вот не пойму. Неужели никто не додумался зачерпнуть эту воду? Попробовать на вкус?
– Елена Фёдоровна, все жить хотят. Люди боятся трогать. А вдруг отрава? А вдруг она заговоренная?
– Да это просто недоразумение!
– Не скажите.
Она пролистала ленту и показала фотографию забора вокруг стройплощадки. На нем крупными буквами кто-то написал – «Уходите или умрете». Похоже, писали углем или чем-то темным.
Под этими фотографиями уже появилось несколько десятков сообщений. Версии затмевали одна другую. Кто-то писал, что это некие «хозяева леса» – духи или демоны. Кто-то – что вернулись японцы и планируют мстить.
Пришла Марина. Она слышала, как мужики в магазине шептались, что это намек москвичам от дяди Паши.
– Надо что-то делать. – Ирина отчаянно терла виски. – Нужны серьезные меры. Надо звать батюшку. Пусть он окропит.
– Что окропит?
– Да всё! Во-первых, надо вокруг стройки объехать. И вас, Елена Фёдоровна, тоже пусть окропит.
– Меня-то зачем?
– У вас кожа светлая, к вам любая порча, как банный лист, клеится.
Пока коллеги размышляли, какой батюшка эффективнее – местный или надо из Южного вызывать, проверенного, Лена выскользнула на улицу. Надо выяснить, чьих это рук дело, раньше, чем испорченная репутация завода окончательно прокиснет. Лена набрала Светлану Гарьевну.
– Очень нужен ваш совет, мы можем встретиться?
– Можем, только у меня бронхит разошелся. Придется вам ко мне домой ехать.
Светлана Гарьевна жила в частном доме, который ничем не выделялся среди остальных – одноэтажный, из белого кирпича. Она встретила Лену у ворот, в синем жаккардовом платье. Только рыхлый шерстяной платок, накинутый на плечи, давал понять, что она сейчас не на работе. Рядом с крыльцом под навесом лежала целая поленница.
– У нас частенько электричество отключают, могут и отопление. Но я не боюсь, на целую зиму себе дров наколола.
Внутри пахнет чистотой, как будто только-только помыли пол и выстирали белье. Светлана Гарьевна завела Лену в комнату и посадила за большой круглый стол. В вазе стояли свежие хризантемы.
– Так, ну, садитесь. Вы обедать будете?
– Не откажусь.
Она вернулась с тарелками. Потом принесла суп, но не в кастрюле, а в фарфоровой супнице. Оказалось, это борщ. Лена зачерпнула ложку и увидела, что в жиже плавает непонятная крупа.
– Не пугайтесь, это рис. Я так привыкла. Все ем с рисом.
– Интересно. Первый раз такое встречаю.
– Меня научил дед-японец. Он всегда себе чашку риса на стол ставил. Хоть борщ ест, хоть пельмени. И обязательно палочками – сам стругал их из березы. А я уже все смешала, добавляю рис как приправу.
– Он тут родился, на Сахалине?
– Нет. Приехал на заработки, потом война началась. – Она замолчала, как будто о чем-то дальше думала про себя, но вслух не сказала. – Бабку мою встретил.
– Вы японский знаете?
– Немного. Сама пыталась выучить в шестнадцать лет. Хотела ему сюрприз сделать.
– Получилось?
– Вы не обижайтесь, Лен. Мне тяжело говорить об этом. Я тогда совершила ошибку. – Она раскашлялась и вышла из-за стола.
– Извините.
– Ничего страшного. Лучше говорите, что у вас стряслось.
Лена рассказала про красную реку и про то, как дядя Паша встретил ее после собрания. Светлана Гарьевна взяла в руки салфетку и начала, не глядя, складывать из нее фигурку оригами.
– Вам кажется, что это всё Паша?
– Похоже на то.
– Я не думаю, Лен. Слишком хорошо я его знаю. Он не мельтешит, он действует.
