Дэвид Гилмор - Что сказал бы Генри Миллер...
— А теперь пристегни ремни, — улыбнулся я. — Представление начинается.
Ребекка вернулась на следующий день. Одета она была просто изысканно — на ней прекрасно сидели черная шелковая блузка с маленькими золотыми пуговками и черные джинсы. Ребекка, видимо, решила проститься с Джеси, так сказать, бросить на него прощальный взгляд перед тем, как отвести его в сторону. Они сидели на крыльце и негромко говорили. Я громыхал на кухне в задней части дома кастрюлями и сковородками, вывернув громкость радио почти на максимум. Помнится, даже мурлыкал что-то себе под нос.
Беседовали Ребекка и Джеси недолго. Когда я прокрался в гостиную (только чтобы стереть пыль) и посмотрел, чем они там заняты, глазам моим предстало странное зрелище. Джеси сидел на плетеном стуле так, будто испытывал физическое неудобство, будто пристроился на неудобном сиденье в автобусе, а ниже его, на тротуаре, оживленная Ребекка (теперь казалось, что она одета, как паучиха «черная вдова») щебетала с группой проходивших мимо подростков в возрасте Джеси. Держала она себя с изяществом и легкостью, по ее виду никак нельзя было сказать, что она только что рассталась с близким человеком, и мне показалось, что в ее облике что-то предвещает опасность. Джеси, наверное, чувствовал то же самое, — и это было ощущение, от которого он явно устал. Я поймал себя на мысли о том, что сын, должно быть, в чем-то рассудительнее меня. Я бы, наверное, никогда не решился бросить такую сногсшибательную подружку — просто из-за дурманящего голову удовольствия быть бойфрендом девушки, гораздо более обворожительной, чем подружки всех остальных парней. Я знаю, что это мелочная, отвратительная, жалкая позиция. Все это я прекрасно знаю.
Скоро у крыльца уже роилась целая туча молодых ребят. Ребекка ушла. Я позвал Джеси в дом, закрыл входную дверь и сказал ему:
— Следи за тем, о чем говоришь с этими парнями, договорились?
Он был очень бледен. Я чувствовал, что сын сильно возбужден.
— Знаешь, что она мне сказала? Она заявила: «Ты меня больше никогда не увидишь».
Я не стал это обсуждать.
— Бог с ним. Ты мне все-таки пообещай, что будешь следить за своими словами.
— Да, да, конечно, — быстро сказал Джеси, но по тому, как он это произнес, я понял, что он уже наговорил много лишнего.
ГЛАВА 8
У НАС ПРОХОДИЛ СЕМЕЙНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ ФИЛЬМОВ УЖАСОВ. Вспоминая об этом теперь, я думаю, что тогда это был не лучший выбор — на самом деле Джеси, наверное, был более уязвим, чем хотел казаться, — но я пытался дать сыну нечто большее, чем дает обычный, случайный, спонтанный, горький самоанализ, который бередит душу после менее захватывающих картин.
Я начал с фильма «Ребенок Розмари» — готического кошмара о жительнице Нью-Йорка (Миа Фэрроу), забеременевшей от дьявола.
— Обрати внимание на знаменитую сцену со старухой (Рут Гордон), которая говорит по телефону, — сказал я Джеси. — С кем она говорит? Но — самое главное — посмотри, как снята эта сцена. Старуху наполовину закрывает дверь. Почему же мы всю ее не видим? Что, режиссер Роман Полански ошибся или сделал это сознательно, рассчитывая на какой-то особый эффект?
Я рассказал сыну о непростой жизни Поланского: смерти его матери в Освенциме, когда он был еще совсем маленьким; женитьбе на Шарон Тейт, которая ждала ребенка, когда ее убили бандиты Чарльза Мэнсона; его поспешном бегстве на самолете из Соединенных Штатов после обвинения в изнасиловании тринадцатилетней девочки.
— А сам ты как считаешь, — посмотрел на меня Джеси, — надо сажать в тюрьму за изнасилование тринадцатилетней девочки?
— Да.
— А тебе не кажется, что это зависит от самой девочки? Я знаю таких девочек, которые в этом возрасте уже гораздо опытнее, чем я.
— Это не имеет значения. Закон такие вещи запрещает, и его надо соблюдать.
Сменив тему разговора, я рассказал сыну об интересном эпизоде из жизни Поланского. Когда в первый день съемок фильма «Ребенок Розмари» Полански въехал в ворота «Парамаунт Пикчерз» — крупнейшей голливудской кинокомпании, где снимались самые настоящие звезды кино, включая Миу Фэрроу и Джона Кассаветиса, что лишь подчеркивало невероятный успех молодого режиссера, — он почувствовал странное разочарование. Я прочитал Джеси отрывок из автобиографии Поланского об этом эпизоде: «В моем распоряжении было шестьдесят технических сотрудников и обременительная ответственность за огромный бюджет — по крайней мере, по моим предыдущим стандартам, — но единственное, о чем я мог думать, была та бессонная ночь, которую много лет назад я провел в Кракове накануне съемок моей первой короткометражки „Велосипед“. Ничто никогда не могло сравниться с тем волнением, которое я испытал в первый раз».
— Какой вывод ты можешь сделать из этого рассказа? — спросил я.
— Что все получается не так, как мы загадываем?
— А еще какой? — я пытался заставить Джеси высказаться.
Сын взглянул на меня.
— Что на самом деле сейчас ты счастливее, чем тебе это кажется?
— Было время, когда я думал, что моя жизнь начнется после окончания университета, — ответил я. — Потом мне стало казаться, что я начну жить, когда выйдет моя книга или когда я стану знаменитым благодаря какой-нибудь другой ерунде. — Я рассказал сыну о том, как мой брат однажды сказал мне удивительную вещь: он считал, что его жизнь начнется, когда ему стукнет пятьдесят. — А ты как думаешь, Джеси. Как тебе кажется, когда начнется твоя жизнь?
— Моя? — удивился Джеси.
— Да, твоя.
— Я вообще считаю, что все это чепуха, — сказал Джеси и в возбуждении от нахлынувших мыслей встал со стула. — Знаешь, что я по этому поводу думаю? Мне кажется, жизнь начинается тогда, когда человек рождается. — Он стоял посреди гостиной и чуть не дрожал от возбуждения. — Ты разве так не считаешь? Ведь я прав?
— Мне кажется, ты мудр не по годам.
Внезапно непроизвольным жестом, выразившим его явное удовольствие, Джеси хлопнул в ладоши.
— Знаешь, что я думаю? — произнес я вполне серьезно. — Тебе надо идти в университет. Там люди сидят и говорят о таких вещах. Только в отличие от этой гостиной, где ты можешь общаться только с отцом, там еще обретается масса девушек.
Явно заинтригованный, Джеси вскинул голову.
— Правда?
И как в самый первый день — сейчас он казался седой древностью, — когда я показал ему ленту «Четыреста ударов», мне стало ясно, что на этом надо остановиться.
Потом я показал сыну «Отчим», фильм со скромным бюджетом и глуповатой побочной сюжетной линией. Но надо дождаться той сцены, когда агент по продаже недвижимости, только что убивший собственных детей, показывает покупателю пустой дом, надо всмотреться в его лицо, и тогда зритель постепенно начинает понимать, что агент не с клиентом своим говорит, а с полицейским. Вслед за этой картиной мы посмотрели фильм «Техасская резня бензопилой» 1974 года, сделанный далеко не на высшем уровне, но сама идея его проникнута такой жутью, которая может прийти в голову только на уровне подсознания. После этого настала очередь «Судорог»[36], одного из ранних режиссерских опытов Дэвида Кроненберга. В фильме, снятом в 1975 году, показано, как работа ученого по изменению генетики людей, живущих в новостройках Торонто постепенно приводит к тому, что по всему дому начинают шастать сексуальные маньяки. По прошествии нескольких лет «Судороги» стали своего рода прототипом для выворачивающего наизнанку фильма «Чужой». Я сказал Джеси, чтобы он обратил внимание на тревожные заключительные кадры картины, где показано, как из квартиры расползается похожая на личинки мерзость, разносящая заразу. Этот проникнутый странной эротикой фильм с очень небольшим бюджетом обозначил выход на экран присущего исключительно Кроненбергу видения проблемы: симпатичный человек с грязными помыслами.
Следующей картиной стал «Психо» Хичкока. Чтобы хорошо разбираться в кино, важно помнить, где ты впервые посмотрел тот или иной фильм. В первый раз я смотрел «Психо» в кинотеатре «Нортаун» в 1960 году, когда фильм вышел на экраны. Мне было тогда одиннадцать лет, и хоть я ненавидел страшные фильмы, воспринимая их с пугавшей моих родителей непосредственностью, в тот раз я пошел смотреть кино, потому что меня соблазнил мой лучший друг, толстокожий как носорог.
Испуг иногда бывает настолько сильным, что доводит почти до паралича, кажется, что тебя током бьет, как будто ты вставил пальцы в розетку. Именно так я себя чувствовал, когда смотрел пару сцен в «Психо»: не сам эпизод в душе, потому что тогда я закрыл глаза руками, а сцену непосредственно перед этим, кадры, на которых через занавеску видно, как что-то прокралось в душевую. Я прекрасно помню, что, когда в тот летний день мы вышли из кинотеатра, мне даже показалось, будто солнце стало светить как-то по-другому.
