Гарольд Пинтер - Карлики
– Быть не может! – сказал Лен.
– Хаттон вчистую обыграл Эссекс, – сказал Марк.
– Ему до всего этого и дела нет, – сказал Лен.
– И как ей это удалось? – сказал Марк.
– Самое забавное в этой истории с близнецами то, – сказал Пит, – что она укладывала их рядком в корыто для свиного корма и укрывала свадебной фатой.
Марк перекинул газету через забор.
– Ну просил же тебя, ради бога, мать твою! – заорал Пит, швыряя книги под ноги Вирджинии. – Ты перестанешь специально наступать на стыки между тротуарными камнями? Ты меня просто с ума сводишь!
– Урод! Да как ты смеешь? Ублюдок!
– Я убью тебя, сука, если не прекратишь!
Их голоса слились в невыносимый скрежещущий крик. У Вирджинии перехватило дух, и она уставилась на него. Повисла гнетущая тишина. Повернувшись, она медленно пошла дальше. Пит подобрал книги, и они с Марком и Леном последовали за ней.
– Ну ладно, Лен, если мы до твоего отъезда не увидимся, – сказал Пит, – смотри там в Париже, будь поаккуратнее.
– Да брось, наверняка еще увидимся.
– Ладно.
Они дошли до начала Даунз. Вирджиния, шедшая впереди, остановилась под деревом. Пит остановился возле изгороди.
– Еще увидимся, – сказал он.
– Хорошо, – сказал Марк.
Лен и Марк пошли обратно вдоль улицы. В вечерней тишине им было слышно, как всхлипывает Вирджиния. Марк оглянулся и увидел, что она скрючилась в объятиях Пита. Он остановился, аккуратно вытащил пачку, достал сигарету и закурил. Он оглянулся. Они медленно шли по траве под сенью деревьев. Он проводил их взглядом до края поля, где они скрылись из виду.
– Ты идешь?
Глава шестнадцатая
Они поехали на пикник. У них есть время для пикников. Меня они оставили убираться во дворе и гонять крыс. Стоит им, этим карликам, уйти из дома, как появляются крысы. Они оставили меня присматривать за их жилищем, они любят, чтобы их домашний пейзаж был красив и приятен для глаза. На самом деле у меня мало что получится. Задача просто безнадежная. Чем дольше они здесь находятся, тем больше беспорядка. Никто ведь палец о палец не ударит. Никто не рискнет хоть что-нибудь выкинуть. Так и копятся по всему дому стопки, груды и кучки всякого барахла. Когда они возвращаются со своих пикников, я им говорю, что навел порядок, как мог, и работал не покладая рук с того самого момента, как они вышли за порог. Они кивают, зевают, плюют и блюют. Они даже не замечают разницы. На самом деле я просто сидел и разбирал их окурки, хрящи, шкурки. Я говорю им, что работаю как раб, как мученик, приношу себя на алтарь их чистоты, я сточил себя до основания, у меня лицо почернело, как же насчет чаевых, как насчет обещания премиальных, как насчет хоть какой-нибудь мелочи? Они зевают, они демонстрируют кровь и жилы, застрявшие у них между зубов, они продолжают играть в свои чешущиеся, щекочущие игры, они пробуют на вкус свои отбивные, они приносят свои сети, силки, ловушки и капканы, они делают монстров из своих невинных жертв, они жрут. Бесчисленное количество вариантов. Как насчет поработать? Как насчет поработать руками? После всех моих усилий. Как насчет крыс, с которыми я тут разбирался? Как насчет крыс, которых я приберег для вас, которых я отловил и вывесил, чтобы они хорошенько проветрились? Как насчет стейка из крысятины, который я готовлю разными способами, лишь бы вам понравилось? Они ни к чему не прикасаются, они даже этого не видят. Вот оно, перед ними, но они прячут все, прячут до тех пор, пока я не валюсь с ног от усталости и от голода, потом достают все, что я для них приготовил, высушенное, покрытое лаком, жесткое и позеленевшее, и съедают на банкете безжалостных победителей.
Глава семнадцатая
Пит шел вдоль берега реки. Около стены дровяного склада он остановился и присмотрелся. Коровий череп. Вросший в землю. Нет. Булыжник. Мертвый кусок потемневшей латуни. Над стеной белые зубцы и башенки, дерево, закованное в железные рамки.
Железные ладони, протянутые к небу, запястья скованы наручниками. Маска смерти из железного дерева отбрасывала мрачную тень на воду.
Мелочь для старика. Он подмигнул единственной звезде.
Только одна вышла в эту смену. Остальные превратились в призраков. Пруды дерева потрескивали, хрустели, шевелились, раскалывались. Его ноги попирали гравий и пыль. Вперед на твердый камень, вверх по скату моста. На середине моста он остановился и посмотрел на реку, терявшуюся в темноте. Поработал щеками, собрал в комок, сплюнул. Желток гноя промелькнул в воздухе и звонко шлепнулся о поверхность воды.
Повелитель королевства слепней. Заклятый враг через много поколений.
А. В моем лагере появился червь-предатель.
Удалить его. Он нащупал взглядом череп булыжника на берегу.
Череп ростовщика, карбункулом торчащий из земли. Он спустился к тропинке, шедшей вдоль самого берега, и, тихо ругаясь, выцарапал камень из цепко держащей его грязи. В углублении обнаружилось целое гнездо жуков. Он размахнулся и бросил булыжник. Удар, всплеск, разбегающиеся волны.
Штраф тридцать шиллингов. Река вздрогнула, сузилась, ушла из-под ног. Прищурив глаза, он наблюдал, как, разрезая воздух, падает с неба чайка. Птица приземлилась на прибрежную гальку, чтобы поковыряться в иле и грязи. Пит молча пошел дальше по берегу. Чайка ткнула клювом в мертвую тушку, птичьи лапы разорвали крысиный рот. Тонкие кости крысиного черепа звонко хрустнули в темноте. Чуть-чуть подковырнуть – и клюв проник внутрь.
Десерт. Сыр и печенье. В голове шумело, он повернулся и перешел через мост. Поля уходили в бескрайнюю даль, скрытую темнотой.
Мертвый, как раздавленный жук. Барабанные перепонки ловят приглушенные звуки, удар за ударом.
Держаться крепко. Длинная лодка плывет параллельным курсом мимо него, по воде; проскакивает под мостом, проворно поднимается вверх по течению. По водной глади пробегают расходящиеся волны. Вода плещется о прибрежную гальку.
Спортсмены. Держаться. Животное у меня в животе. Аргумент родовой войны. Быстро. Собирайся. Пыль на ярмарочной площади захрустела под ногами и поплыла. Невидимые в темноте стойла захлопнулись.
Пот течет по-прежнему. Пот арены. Это он?
Держать строй. В поту ночи завелся маневровый локомотив, короткая остановка. Жар всеобщеголикованияи-веселья иглой вонзился ему в горло.
Постучаться в дверь к цыганам. Попросить избавить от боли. Спросить, нет ли другого выхода. Комок желчного гноя собрался во рту.
Вот он. С трудом передвигая ноги, он добрался до шлюза. Река стала каналом.
Род прекращается. Родовые схватки. Теперь газовая станция. Включить. Напор постоянный. Держать. Ты я будешь я ты? Его рука выстучала стаккато на железном рельсе. Колющая усталость постепенно проникла во все его тело. Согнув колени, он скрючился, согнулся калачиком, в его глазах появился лед.
Отмыть черноту отмыть черноту. Он попытался ухватиться.
Суставы. Костяшки пальцев. Резкий удар в затылок, пятно холода расплывается изнутри по черепу. Сейчас. Веки с лязгом захлопываются, прижимая к глазу камень.
Отец.
Да, ты единственный любимый единственный сын единственный наследник последний в роду пущенная кровь канал единственная ночь тот единственный, который связан, чтобы быть связанным. Удушливая боль в горле, душащие плевки, украшение самодельной искусственной травы сломанной травы. Лошадь без всадника канал начинает пузыриться. Пузырящиеся пузыри я единственный сын, потому что сын единственный. Заводи громовой конец. Хватит мрачной тоски. Содрать кожуру. Да аммиаком. Мое горло его единственный никчемный сын. Черно как железо. Оно тоже ржавеет. Ржавый и единственный. Да, теперь тебе конец и останется единственный любимый. Сломать рукоять ножа желтым под зеленым лезвия ночи черствый сухарь и шелк. На повороте канала. Стерва, ставшая черной. Сталь и мягкость. Я выковывать молот я кровь выковать этот лед. Ни руки. Газовая станция высокая и плоская. Стальное блюдо для моей единственной потери. Стекло как ты можешь песок? Глазное яблоко в воске. Сказать так. Сказать нет. Болтать я болтаю я растерт по сейчас. Бог и его слабости. Кокаин Христос. Сейчас. Задвижка. Что теперь закрыть? Магистральные трубы трубы магистральные проверить магистральный вентиль призыв отозвать проверить их нет задвижки. Теперь паяльная лампа. Занести сюда в список занести. Сталь стального пота nотока текущего вновь туда, где да. Бетонная трава серые побеги нет. Цены нет торговаться не о чем. Нет пари нет начальства нет доски с мелом нет продажи нет комнаты нет места нет знака нет символа ни следа холодного карболового лета. Один чтобы быть одному. Дрожь выворачивает меня наизнанку. Кружится голова. Связанный так чтобы так. Хорошо и вообще. Время о котором. Баржа. Стылый чугун. Вода в горячке. Слепорожденный единственный существующий сын. Нет обмена. Закрытый магазин у трещины в листе металла. Да и я знаю это то. Это все. Разве я сторож тебе своему? Все на борт. Чтобы видеть. Тот, кто дышит. К черту эти петли. Вот так. Заставить работать. Воздух тоже. Сдачи не надо. Комплименты чему. Воздух срочно. Теперь идти теперь возвращаться. Могу двигаться. Пойду. Должен идти.
