Юсеф эль-Сибаи - Водонос умер
Когда же стало пересыхать горло от непрерывного крика, Шеххата вдруг задумался: и чего это ему вдруг понадобилось воспевать существование бога вместе со всеми этими лицемерами? Что хотят получить эти люди взамен своих песнопений? Если все знают, что бог есть, то чего же об этом кричать так громко?
По лицу Шеххаты лился пот. Он возопил к аллаху, чтобы тот лишил жизни этих сумасшедших, заставил их наконец замолчать. Взглянув на шейха, который бросал в толпу священные призывы, Шеххата тряхнул головой и забурчал про себя:
«О шейх Абид! О нехороший человек! Хватит же, все уже тебе поверили, что бог есть! Ведь ты уже убил все удовольствие от съеденного! Правду говорят про таких, как ты: одной рукой дает, а другой отнимает! Все мясо и похлебка, которыми я набил свой живот, уже растворились под испепеляющим воздействием твоих поминаний. Как будто и ничего не ел! Если бы можно было поесть вдоволь и не заниматься этими никому не нужными поминаниями!»
— Бог есть! Бог есть!
«Ей-ей, не может быть бога! Если бы он существовал, то он давно бы уже прекратил весь этот шум, заткнул бы глотки орущей ораве! Ему самому было бы от этого легче!»
— Бог есть! Бог есть!
Но наконец шум и гам песнопения стали стихать. Вот они и совсем прекратились. Все присутствующие пали ниц. Шеххата зашептал на ухо Шуше:
— Никак конец?
— Угадал, но еще нужно помолиться.
— Во имя твоего отца — хватит!.. Конечно, можно и помолиться, но я так устал от крика этих людей! Пожалуй, хватит и того, что мы совершили. Умоляю памятью твоего отца — пошли, а то, не дай бог, все начнется сначала! Хватит с нас, приятель, пошли!
Шуша поднялся, и оба пошли сквозь все более редеющую толпу. Дойдя до конца улицы Агур, Шеххата остановился и, протягивая руку Шуше, сказал:
— Спокойной ночи, муаллим! Тысячу тебе спасибо за этот очень приятный вечер!
— Куда идешь-то?
— Да уж пойду.
— Ты где живешь?
Помолчав немного, собравшись с духом, Шеххата ответил, грустно ухмыльнувшись:
— Жил я на улице аль-Халиг.
— А теперь где?
— А теперь нигде не живу. Теперь вот так как есть. Словом, негде голову преклонить. Обитаю на своих двоих.
— Тебе что, негде переночевать?
— Был у меня угол, но я его оставил.
— Это почему?
— Клянусь аллахом, не устраивало меня это жилье! Не очень удобным было, а я из тех, кто любит удобства. Вот я и решил — поживу на свободе.
— Поговорим серьезно, что случилось?
— А я и говорю серьезно. Была у меня комната, но я оставил ее сегодня. Уж давно я был там на птичьих правах. Много месяцев не платил. Сколько должен — и сам не знаю. Но меня это никогда раньше не волновало. Мне и в голову не приходило задумываться над этими мелочами… Но вот ты одолжил мне четыре пиастра… Почувствовал я — этот долг должен быть оплачен… Все мои прежние долги — так, пустяки… А твой… Все мои прежние кредиторы были слишком настойчивы в требованиях об уплате… Вот именно поэтому я игнорировал эти долги, старался забыть о них… Я выработал в себе отличную сопротивляемость таким кредиторам… Так же, как босая нога привыкает к булыжнику, колючкам, битому стеклу… Каждый день одно и то же… Излишняя требовательность разжигает дух противоречия… Если ты видишь, что тебе не хотят простить, то ты чувствуешь — у того нет сердца, нет снисхождения… На этой мысли я всегда успокаивался. Но тут появился ты со своей добротой, заплатил за меня четыре пиастра, совсем меня не зная, не ожидая от меня возврата… Да хранит тебя аллах! Ты виной всему тому, что со мной произошло… Ты показал мне, что в мире есть еще человечность, доброта, самопожертвование. Я поверил, что сын Адама может сделать добро, не ожидая ничего в ответ. Ты заставил меня поверить в то, что в мире еще есть добрые сердца, широкие натуры. Если бы не ты, то не миновать бы мне печального конца от рук Замзам. Хранит тебя аллах!
Шуша почувствовал, что на глазах у него появились слезы. Очень уж растрогал его рассказ приятеля. Но Шуша по своему обычаю подавил в себе это проявление человеческой слабости. Постояв немного в тени, он вытер слезы и с деланным смехом сказал Шеххате:
— Не расстраивайся, дело поправимое. У меня есть совсем пустая камора. Никто там не спит. Поживи у меня, а дальше — что бог даст.
— Нет, приятель, хватит с меня твоей доброты. Ведь она и без этого неоплатная. Ты и так пробудил во мне такие чувства, о которых я раньше и не подозревал. Никогда еще раньше во мне не просыпалось чувство благодарности… Хватит, приятель, хранит тебя аллах!
— Что за чепуху ты городишь? О какой доброте толкуешь? Комната совсем пустая. Вместо того, чтобы валяться на улице, спи в ней, чего там.
— Не-е, уж лучше на улице.
— Ты что — ненормальный?
— Не-не-не, я и так тебя весь день мучаю. Не хватает еще того, чтобы я спал с тобой под одной крышей! Ты, кажется, за меня переживаешь?
— Брось болтать лишнее. Клянусь аллахом, комната пустая. Кроме сундука и старых бурдюков, там нет ни щепки.
— Не-не, до свидания!
— Ну ладно, сдаю тебе эту комнату.
— Да у меня и гроша нет за душой!
— Э-э, мелочи, завтра бог пошлет. Вот и будет чем заплатить. Пошли, браток, давай без церемоний! Уморился я с тобой.
Шеххата заколебался. Но Шуша крепко схватил его за руку, не давая ускользнуть. И оба пошли домой. Время уже приближалось к полночи. Все лавки и кофейни на улице Агур были закрыты, шум повсюду стихал. Затем воцарилась такая тишина, что прохожему чудилось: он слышит дыхание людей, спящих в домах.
Дойдя до Кошачьего переулка, наши приятели попали в кромешную темноту. Шуша уверенно шел впереди, показывая дорогу. Шеххата следовал за ним не отступая.
Наконец оба вошли во двор. Дверь в жилье Шуши была открыта, Умм Амина сидела на земле по-турецки. Она являла собой само терпение, умиротворенность и смирение. Услышав шаги, старушка подняла голову и спросила:
— Кто там?
— Это я, Шуша.
Но Умм Амина слышала и чужие шаги, поэтому решила уточнить:
— Кто это с тобой?
— Шеххата эфенди. Он переночует у нас. Уж очень поздно.
Старушка тяжело поднялась и направилась к комнате, где обычно развлекался Сейид. Прикрыв наполовину дверь, она сказала:
— Пойду приготовлю вам поужинать.
— Аллах да увеличит твои блага! Мы уже поели на празднике рождения святого.
— Ну, на здоровье!
Шеххата терзался, что доставил неудобства этой доброй женщине. Поэтому он шепнул приятелю:
— Говорил я тебе — не нужно. Лучше бы я ушел.
— Входи, молодец, комната пустая!
Пробравшись сквозь завалы старых бурдюков, Шеххата начал устраиваться на сундуке. Совсем скоро весь дом погрузился в глубокий сон.
Глава 7
Кофейня для благородных
Рано утром Шеххата проснулся. Солнечный свет едва озарял комнату. Он огляделся, чтобы вспомнить, где находится. Наконец сон совсем оставил Шеххату. Тут он вспомнил, как его затащил Шуша переночевать здесь. Спрыгнув с сундука, он снова начал рассматривать комнату. Стены ее облупились, единственное маленькое окно с железной решеткой находилось почти под самым потолком. На решетке висели некоторые вещи Умм Амины. Все убранство комнаты состояло из старого сундука, на котором Шеххата проспал ночь, свернувшись калачиком, да груды остатков старых бурдюков, валявшихся там и сям. По углам комнаты были разбросаны немудрящие игрушки Сейида — тряпичные мячи, какие-то железки и т. п. Был тут и сверток, принадлежавший новому обитателю комнаты.
Шеххата прислушался. Ему почудился голос то ли Шуши, то ли Сейида. Однако, кроме гоготания гусей, расслышать ему ничего не удалось. И тут Шеххату одолел стыд. Что делать? Лучше всего тихо исчезнуть, чтобы не потревожить обитателей дома. Он направился к двери, стараясь не шуметь. Но тут как назло заскрипели половицы. Шеххата затаил дыхание. Сонное царство не было потревожено. Он пробормотал:
— О аллах, храни меня!
Просунув голову в приоткрытую дверь, Шеххата осмотрел прихожую. Чудеса! Ни одного живого существа. Вот те на, проспал. Шуша ушел на работу, Сейид — в школу. Они не как он, им долго спать нельзя. Да, а где Умм Амина? Он подошел к выходной двери, осмотрелся. Тут он услышал женский голос:
— Доброе утро, Шеххата эфенди!
Умм Амина на ощупь подметала двор. Услышав шаги Шеххаты, она его приветствовала. Тот с уважением ответил:
— Утро доброе, тетушка!
— И тебе всего самого доброго! Бог тебе в помощь!
— Воздай тебе аллах за доброту!
— Если хочешь умыться, то таз с кувшином стоят на кухне. Сейчас я тебе приготовлю завтрак.
— Не утруждай себя зря, тетушка, обойдусь и так.
— Разве это труд? Еды хватает, слава аллаху!
— Не надо, прошу тебя. Я не привык так рано завтракать.
— Вот и не дело уходить с пустым желудком!
