Юсеф эль-Сибаи - Водонос умер
— Людей я доставляю.
— Так, значит, ты носильщик.
— Э-э, муаллим Шуша, наговоришь тоже. Я и себя-то еле ношу. Хожу я без всякой ноши, легко, чинно и благообразно.
— Никак не пойму — кого ты доставляешь, куда?
— А тех, кто отшагался, к его последнему пристанищу. Я доставщик лишь в одном направлении. Кто со мной идет, обратно не возвращается вовек. Возвращаюсь я всегда в одиночестве.
Шеххата скрипуче засмеялся. Шуша не поддержал его, лицо хозяина дома стало сумрачным, печальным. Он тихо произнес:
— Могильщик ты, значит, гробовщик.
Шеххата не к месту захихикал, заговорил легко и просто:
— Если бы… Это народ все серьезный, солидный. Могильщик… Нам далеко до них… Мы всего лишь доставщики… А они живут в большом достатке…
— Так в чем же заключается твоя обязанность?
— Что-то вроде мальчика при могильщиках или церемониймейстера на похоронах.
— Церемониймейстера на похоронах?
— Ну да, иду впереди похоронной процессии, важный, напыщенный. Иду до самых ворот вознесения. Словом, отдаю последние почести сыну Адама.
— Так ты сопровождаешь усопших на кладбище?
— Именно это и делаю. Нас называют эфенди — благородными, знатными. А всей знатности в нас только что костюм. Один из нас надевает парадный костюм, который берет на прокат, повязывает красную салфетку поперек живота, берет в руки или медную жаровню, или пустую бутылку и прославляет достоинства покойного до тех пор, пока того не опустят в могилу. Короче говоря, мы — как мальчики в церкви, с той лишь разницей, что они воспевают бессмертных, а мы покойников. Мне думается, что лучше петь за упокой души и тела.
Шуша не разделял веселого настроения своего приятеля. Казалось, он был подавлен охватившей его грустью.
Сейид тоже перестал жевать мясо. На лице мальчишки появился страх. Он начал бояться человека, который постоянно общается с мертвыми. Его даже замутило от всех этих рассказов, тем более, что Шеххата их выкладывал с такой легкостью, как будто речь шла об игре в беле.
Шуша тряхнул головой, тяжело вздохнул, стараясь отогнать от себя мрачные мысли. Шеххата доедал последний кусок. Вскоре все трое поднялись. Гость забрал сверток и пошел в комнату, где провел прошлую ночь, приговаривая:
— Бог осчастливил сегодняшний мой день. Прав был сказавший: «У кого есть фантазия, тому бог посылает два чуда за ночь». А еще более был прав тот, который сказал: «Шеххата, когда проснешься, будет у тебя двое похорон за день». О щедрость аллаха!.. Теперь я смогу сидеть рядом с вами со спокойным сердцем, платить за постой… С вашего разрешения пойду переоденусь.
Оставив Шеххату, Шуша вернулся к себе. Он долго тряс головой, стараясь освободить свой мозг от мрачных раздумий. До того, как он почувствовал привкус смерти, похорон и могил, он был всегда рад приятелю, заботился о нем. А теперь Шуша испытывает почти ужас от общения с этим человеком. Самое неприятное заключается в том, что этот погребальщик намерен поселиться в пустой комнате надолго, хоть раньше и отказывался. И Шуша никак не может запретить ему этого.
Мужчины скоро переоделись и собрались уходить. На пороге Шеххата произнес:
— Сегодня я тебя угощаю. Пойдем, я покажу тебе нашу кофейню. Ее называют «Для благородных».
Водонос энергично покачал головой.
— К чему сегодня-то? Я пойду в нашу кофейню. У меня есть там дело, которое обязательно нужно устроить сегодня.
— Эка сложность! Управишься с делами, и вместе пойдем.
— Не беспокойся зря, приятель. Не сегодня…
— Никак невозможно. Я же тебя приглашаю! Не дело говоришь.
Эти слова были единственным средством, способным сломить упорство Шуши. Он никогда не мог отказать человеку составить компанию. Таких людей он и сам не уважал.
— Ну, если так, пошли!
— Так-то оно правильнее… Ты получишь удовольствие от нашей кофейни и не малое.
Шуша был твердо уверен в совершенно обратном. И какое можно получить удовольствие от разговоров с могильщиками? Но что делать — надо было идти и терпеть весь вечер общество своего приятеля.
По дороге они лишь изредка перекидывались словами. Шуша был настолько мрачен и подавлен, будто сам шел на похороны.
Наконец они пришли в кофейню, располагавшуюся на углу улицы аль-Халиг аль-Масрий. Она приткнулась к полуразвалившемуся дому. Кофейню ничто не отличало от других, ей подобных. Разве что лавка, отделявшаяся от кофейни лишь дверью, ведущей внутрь дома. Над входом в лавку была прибита вывеска: «Паломник Сурур Абуль Фарах. Генеральный подрядчик по организации похорон. Готов обеспечить всем необходимым для похорон — от поминальщиков и гробов до музыки и прочего». Кроме этой лавки, в кофейне не было ничего, что напоминало бы о смерти, или, точнее говоря, такого, что говорило бы о том, что посетители — это те самые «благородные» поминальщики, которые в любой момент могут отправиться на очередные похороны.
Деревянные двери кофейни вели внутрь тесной комнаты, где находились обычные для подобных заведений атрибуты: кофейные чашки, кофейники, кальяны. В дальнем углу комнаты была еще одна дверь, маленькая, запертая на железный засов. Столики и табуретки стояли и внутри комнаты, и снаружи, прямо на тротуаре. Около входа стояла бочка с илом, в которой росли вьюны.
Войдя в кофейню, Шуша нимало подивился. Он представлял ее себе как мрачное место сборища молчаливых суровых людей, где витают души умерших, стоят гробы, на стенах картины с кладбищенскими пейзажами. Здесь должна бы царить тягостная тишина, не нарушаемая криками посетителей и официантов. Но заведение было забито самыми обыкновенными людьми, которые шумели, смеялись. На лицах сидевших посетителей невозможно было заметить и тени грусти или озабоченности. Отовсюду слышался стук игральных костей, отрывки рассказываемых анекдотов, беззлобные ругательства.
Место было очень веселым и шумным. Единственное, что отличало его от других кофеен, так это внешний вид клиентуры. Очень они смахивали друг на друга, и все были копиями Шеххаты: худые, старые, одеты в дешевые полосатые галлябеи, в изношенные ботинки без шнурков, в фески с потрепанными краями. Все они были лысыми, с морщинистыми потными лицами, с редкой растительностью на подбородках.
Осмотрев заведение, Шеххата спросил:
— Где сядем?
— А вон в том углу, рядом с зеленью.
— Быть по-твоему.
Они сели за круглый столик, стоявший у самого прохода. Шеххата с подчеркнутой почтительностью и заботливостью осведомился:
— Что выпьешь?
— Все равно что… Пожалуй, кофе.
— И только? Кофе само собой разумеется.
Хлопнув в ладоши, он привычно, как у себя дома, крикнул:
— Мухаммед! Два кофе, не очень сладких, кальяны с самым хорошим табаком. Да, еще нарды!
Изнутри помещения громко, на всю улицу, раздалось в ответ: «Слушаюсь!» Шуша удивленно поднял брови, покачал головой:
— Чудеса!
— Тебя что удивляет?
— Я думал, что буду сидеть как на похоронах.
— Аллах с тобой! С чего ты взял?
— Ну как же, наверное, здесь сидят те, кто или собирается на похороны, или оттуда возвратился.
— На похороны, с похорон? А что в этом печального? Что тут особенного? Дело привычное. Ты, наверное, и понятия не имеешь.
— О чем?
— О нашем занятии. Ты знаешь поговорку: «Кому печаль, а кому выгода»? Специально для нас сказано. Для людей похороны — печаль, а для нас — выгода.
— Бог ты мой, что ты говоришь!
— При чем здесь бог? Если бы не сегодняшние похороны, то думаешь, я поел бы куфты, вкуса которой не знал целый год? А то пришлось бы тебе снова меня выручать из лап Замзам. Не от хорошей жизни я туда зашел. Мало умирали.
— Но ведь это смерть… А знаешь, что такое смерть?
— Знаю, дорогой мой Шуша, очень хорошо знаю. Я же с этим работаю. Иду куда? На кладбище. Откуда иду? С кладбища. И после всего этого ты спрашиваешь — знаю ли я, что такое смерть? Я тебе расскажу, что это такое. Вразумлю тебя насчет того, какова цена сына Адама. Чтобы ты больше не был таким удрученным… Чтоб смотрел на меня как на существо разумное.
Тут подскочил официант с нардами, положил их на середину столика и приветствовал новых клиентов. Убежал и снова вернулся, неся чашки с кофе.
Шеххата сделал глоток из своей чашки, затем уселся поудобнее, как человек, готовящийся к длинной беседе. Его лицо утратило шутливое выражение, и он принялся растолковывать Шуше — что такое смерть.
— Лицо земли постоянно меняется. А населяют землю всякие живые существа. На жизнь им отпущено определенное количество времени, имеющее свои начало и конец. Период существования начинается с момента рождения и кончается со смертью. На протяжении своего существования Адамов сын проходит этапы возмужания, старости и угасания. Он всего лишь один из земных обитателей. Время его пребывания на земле строго ограничено. Закончится период роста и придет старость, увядание. Потом исчезает обитатель с лица земли, появляется новый, чтобы занять место умершего. Естественный процесс обновления лица земного. И спорить здесь не о чем, факт. Поэтому человек должен уходить из жизни так же спокойно и тихо, как, например, спокойно разваливается этот стул, рвется галлябея. Их сменят новые творения. Человек на земле не вечен.
