Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты
Благополучно добравшись до Пеллы, сикарий задержался здесь на пару дней, встретился с Тиграном, управляющим хозяйством и в Пелле, и в Скифополе, пообщался со слугами в доме и знакомыми в городе и здесь же узнал новости о взятии римлянами Тарихеи и об избиении её защитников на Генисаретском озере. Поняв, что нужно торопиться, поскольку нападение на Гамалу может последовать незамедлительно, он выехал в тот же день к вечеру, вынужденный всё же быть настороже из опасения встретить какой-нибудь отряд легионеров, возможно, рыскавших по округе. Переночевав в дороге, он рано утром продолжил свой путь и вскоре был в виду озера. Он направился к нему с намерением напиться, но вынужден был отказаться от своей затеи, не доезжая до берега и почувствовав резкую вонь, принесённую с озера лёгким ветром. Приглядевшись внимательно, можно было понять, откуда исходил этот запах: вдоль всей кромки берега качались на волнах вздувшиеся трупы погибших в бою тарихейцев. Удручённый Марк направился в Гамалу, находившуюся уже в пределах видимости.
Без особых трудностей знакомый самым активным защитникам города сикарий был впущен в него, и, принятый дружелюбно руководителями обороной крепости, немедленно окунулся в водоворот событий.
Город находился в исключительно благоприятном месте: с трёх сторон был окружён глубоким обрывом, с четвёртой же примыкал к горе, похожей на верблюда, отчего и получил своё название. С этой стороны крепость была защищена стеной и рвом, но Марк хорошо осознавал, что такие препятствия не являются особо значимыми для врагов, что уже было подтверждено предыдущими осадами, поэтому единственной возможностью избежать поражения была попытка организовать мощный отпор осаждавшим, но не в городе, а в открытом бою за его пределами. Успешность обороны была реальной, учитывая то обстоятельство, что здесь скопилось большое количество людей, участвовавших в недавних боях, происходивших в Галилее. Однако беспокоило то, что в городе, до предела набитом людьми, было мало продовольствия, а это исключало надежду выдержать длительную осаду, тем более что недавно его семь месяцев осаждали войска Агриппы. Руководители понимали ситуацию не хуже Марка, но их действия были ограничены тем, что после предательства Иосифа общее военное руководство в Галилее отсутствовало, хотя и оно могло оказаться эфемерным, потому что войско, им созданное, оказалось настолько небоеспособным, что разбежалось при первом появлении противника. Реальную помощь Гамале мог оказать отряд Иоанна из Гисхалы, но тот не откликнулся на призывы осаждённых, как и на предшествующие попытки Марка установить с ним контакт через зилотов города; надежда на помощь Иерусалима была ещё более призрачна, так как центральное руководство видело своей целью не победу, а поражение Иудеи и последовательное отпадение её городов и провинций. Оставалось рассчитывать только на помощь военного отряда, расположенного на горе Итаврнон, в котором, благодаря его защищённости скопилось много уцелевших участников предыдущих сражений с римлянами, и эту надежду нужно было реализовать любой ценой.
Подошедшие к городу римские легионы, обустроив лагерь, начали возводить насыпи, с тем чтобы подступить к стене и начать штурм. Утихая к ночи, римский лагерь кипел в движении с утра, как разбуженный муравейник, и насыпи уже почти достигали стен города, тревога которого росла быстрее, чем они строились, в большей степени, оттого, что иссякли запасы продовольствия, чем в ожидании штурма, а пытавшихся покинуть крепость становилось всё больше и больше; некоторым это удавалось, потому что в городе было много подземных ходов, ведущих в долину за обрывом.
Вокруг Марка сгруппировался отряд стойких бойцов, состоявший из двух десятков зилотов Галилеи; большинство их участвовали в недавних боях, и все были проверенными в деле бойцами, стоившими любого легионера-ветерана.
Большинство из них были вооружены, а остальных Марк постарался вооружить не хуже легионеров. По договорённости с руководством города сикарий с пятью бойцами однажды ночью подземным ходом выбрались из города, намереваясь добраться до гарнизона на горе Итаврион, чтобы договориться о совместном выступлении против римлян. Всё шло благополучно, и днём они были уже не столь далеко от места, куда стремились, когда поняли, что опоздали: встреченный ими встревоженный человек рассказал о трагедии, там происшедшей; по его словам, войско, находившееся на горе, попало в ловушку и было разбито, а тех, кто уцелел в бою, преследовали римские всадники, которых можно было ожидать здесь в любой момент. Зилотам оставалось только горько сожалеть об упущенной возможности и немедленно возвращаться в крепость. Вскоре опасения встретившегося им человека подтвердились, и они увидели более десятка вооружённых всадников, чьи намерения были очевидны, направлявшихся в их сторону. Марк, понимая, что биться с конниками труднее, чем с пешими воинами, повёл товарищей на каменистый склон, где конная атака была невозможной. Приблизившийся отряд, видя своё численное преимущество, спешился, решив атаковать зилотов, а те и не хотели уходить от преследователей, понимая бесполезность такой затеи.
Терпеливо ожидая поднимавшихся к ним легионеров, превышавших их количество в два раза, зилоты с усмешками слушали брань и презрительные крики наёмников, предлагавших им сдаться, называя рабами, заслуживающими наказания. Самоуверенность нападавших была настолько велика, что вызвала уже откровенный смех друзей Марка.
Бой был скоротечным. Марк вышел навстречу центуриону, громко кричавшему по-гречески: «Иди ко мне, раб!» Отбив удар дротиком нападавшего, он щитом сбил того с ног и оглушил ударом меча по голове, а используя доставшийся ему дротик, убил ещё двоих солдат, заметив при этом, что римлян, сражённых зилотами, полегло уже больше половины. Жёсткий отпор и гибель центуриона произвели своё действие на наёмников, готовых уже обратиться в бегство, чего Марк не мог допустить по той причине, что бежавшие всадники вскоре могли вернуться с подкреплением. Его приказ не допустить тех к лошадям, мгновенно был понят и зилотами, и солдатами неприятеля, а бой превратился в бегство и избиение последних. Уже просто наблюдая за происходящим, сикарий заметил, что оглушённый им центурион приходит в себя. Приподняв голову и оглянувшись, тот потянулся за мечом, на который Марк тут же наступил ногой.
— Вставай, раб! — приказал он поверженному. — Теперь понимаешь, что раб — ты, а господин — я?!
Тот, медленно поднявшись, вдруг неожиданно бросился на сикария, ухватился за опущенный им щит, но, оттолкнув сначала щит, Марк потянул его на себя и с размаху вновь ударил противника мечом плашмя по голове, наблюдая потом, как тот сползает вниз по склону.
Бой уже закончился, зилоты занимались лошадьми, привязывая их друг за друга. Упавший центурион приподнялся и сел на склоне, ничего больше не предпринимая. Глядя на него, сикарий думал, что этот центурион — житель метрополии или коренной италиец, потому что в здешних легионах даже всадники набраны из числа местных жителей и лишь офицеры — коренные римляне, гордые своим происхождением и правами, отсюда вытекающими. «Ну и в чём же, — думал Марк, — разница между тобой и твоим рабом? Может быть, у него кровь другого цвета? Может быть, у него тело другого строения, где что-нибудь лишнее или чего-то нет, что есть у тебя?
Может быть, он ближе к животным, к скотине? Тогда чем это определить? Тем, что он грязнее, чем ты, грязнее одет, мыслит на уровне животного, стремления гнусные? Тогда чем ты отличаешься от него? Тем, что волею судьбы оказался не рабом, а господином? Тем, что римлянин — это человек, которого нельзя продать в рабство, пусть даже самый гнусный из римлян? Чем ты лучше любого другого человека?
Чем ты лучше меня, не римлянина, победившего сотню вас, римлян? Нет! Сейчас господин — я, потому что я — сильнее, потому что я — победитель! Но мне наплевать на то, что ты мой раб: меня не тешит эта мысль — ты мой враг по убеждению, предполагающему, что человек может быть выше другого на основе права ли силы, простого ли стремления быть выше другого. Поскольку ты считаешь возможным решать судьбу тебе подобного на основе права сильнейшего, ты должен быть готов к применению этого права по отношению к себе. Но я отпущу тебя: мне не нужен ты, не нужна твоя смерть».
— Иди! — приказал Марк. — Живи и помни, что ты был рабом!
— Почему ты отпустил его? — спросили товарищи, когда он спустился вниз.
— Он не опасен, — ответил Марк просто.
Собрав оружие и навьючив его на лошадей, зилоты направились в Гамалу и с наступлением темноты тем же путём вернулись в город, прихватив с собой мясо забитых лошадей.
Насыпи, возводимые осаждавшими, чтобы иметь подступы к городской стене, уже были закончены, и легионеры устанавливали стенобитные машины, несмотря на то что атаки со стены сильно задерживали их работы; в конце концов испытанная тактика принесла свои плоды: стены в нескольких местах были протаранены. Зилоты Марка в боевом снаряжении выжидающе наблюдали за развитием событий около проломов в стене, через которые под боевые крики и рёв труб врывались в город легионеры, однако подступить к проломам было невозможно из-за сутолоки, там царящей, да было и не нужно, по мнению сикария, поскольку оборонявшимся был необходим настоящий бой в выгодных для них условиях.
