Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты
Прошло уже два месяца, как они были близки, и Марк стал замечать в её поведении какую-то тревогу, не придав вначале ей внимания; но, было видно, она не проходила, хотя и тогда он не посмел спросить любимую о причине этой тревоги, уверенный, что та сама всё расскажет ему. И вот однажды она подошла к нему растерянная и даже испуганная, как понял Марк, никогда не видевший её в таком состоянии.
— Я беременна, Марк! — сказала женщина упавшим голосом.
Он обнял её, целуя, взволнованный новостью, вновь полный радостным и тревожным чувством, какое испытал в молодости и какое уже не думал испытать вновь.
— Я очень рад, милая, что у нас будет ребёнок!
София заплакала, уткнувшись лицом ему в грудь.
— Ну что ты, родная! Ведь всё будет хорошо!
Марк гладил её плечи, её волосы, собранные тугим высоким валиком на голове, и причёска её была похожа на каску воина, надетую к бою. Кое-как успокоившись, она, всхлипывая и шмыгая носом, сказала потерянно:
— Мне уже больше тридцати, и я никогда не рожала…
— Дорогая моя, ты не первая: удел женщины — рожать детей, — ласково успокаивал её мужчина. — Вот увидишь, всё будет хорошо!
— Да нет же, я боюсь не за себя, за ребёнка. Боюсь его потерять.
— Если ты забеременела сейчас, очевидно, это не твоя вина, что ты не смогла забеременеть раньше, а это значит, что ты здорова и с тобой всё в порядке!
— Наверное, ты прав, — отвечала она почти спокойно. — Это уже третий месяц, значит, я забеременела сразу, как мы стали близки.
— И ты так долго молчала?
— Вначале не придала значения, а потом испугалась, что могу ошибиться. Сегодня со мной случился обморок, и служанка прямо заявила, что я беременна.
После этого разговора София была уже постоянно спокойна, посветлела лицом и ходила неторопливо, заметно пополнев, что сделало её ещё более привлекательной.
Совместная жизнь с ней несколько отдалила его от детей, но, несмотря на это, Марк старался по возможности, чаще встречаться с ними, навещая их, а изредка они навещали его в новом доме, и София относилась к ним как к ровесникам — просто и доброжелательно, да они и сами относились к ней так же. Антония встречала его ласково, как прежде, но уже больше по-матерински, из тактичности не заводя разговор о Софии. От неё Марк узнал, что Елена и Иван стали членами секты, называвшейся христианской, о существовании которой он кое-что слышал ранее: мессианские идеи зрели не где-нибудь, а в недрах иудейской религии, питаемые, конечно, не только ею, но и авестийской философией и прочей мистикой. Ему, достаточно образованному, чтобы разобраться в учениях и проповедях старых и новых пророков, давно была видна суть новой секты; хотя члены её многое заимствовали у ессеев, сикарию они были менее привлекательны, чем последние. Ессеи жили аскетично, как и христиане, отрицавшие богатство, но они жили здесь, на Земле, и старались делать жизнь здесь, а не где-то там, в посмертном мире. В них сикарий видел союзников в своей борьбе; новые же секты проповедовали смирение и терпимость, обещая в качестве платы за это посмертное воздаяние в каком-то никем не виданном, мнимом мире.
Вначале он не придавал значения нарождающейся идеологии; ему были чужды все мессианские теории, придуманные иудеями для собственного утешения в качестве божьего дара, результата договора, заключённого с ним. Для него человек являлся мессией для себя, если способен был думать не только о собственном существовании и благополучии любой ценой, даже в ущерб другому; а всякое представление о «помазаннике божьем», призванном спасти мир, было бесполезной мечтой, начиная с представлений о Сосиоше, было бесполезной мечтой, лишающей человека его природной наклонности бескорыстно творить добро. Идея только тогда заслуживает внимания, думал он, когда побуждает к действию, к борьбе за справедливость, и вредна, когда призывает к смирению. Кроме таких, несколько нелестных замечаний, Марк не успел высказать своё мнение по отношению к увлечению дочери и зятя, а последующие события заставили его забыть об этом.
Он не доверял Иосифу сыну Матфия, избранному начальником в Галилее, что впоследствии оказалось правильным. Совет кананитов искал возможности для создания там армии, ему подконтрольной, и эти поиски вскоре дали результат, в городе Гисхала появился отряд под командованием Иоанна сына Леви, использовавшего свои сбережения на общие нужды. Поэтому, как только стало известно, что новый командир действует не по указке Иосифа, а иногда и вопреки его приказам, совет оказал ему поддержку, выслав значительные средства на создание армии.
В царстве Агриппы, за Генисаретом, стараниями зилотов восстали три города, среди коих была Гамала, осаждаемая царскими войсками уже несколько месяцев. Марк был уверен, что эта осада будет безрезультатной, если на помощь осаждавшим не придут войска римлян, чьё затянувшееся бездействие, казалось, закончилось. То, что они скоро начнут военные действия, можно было утверждать с уверенностью, поскольку Нерон назначил в Сирию нового военачальника, Веспасиана из рода Флавиев, называемого некоторыми торговцем мулами за его коммерческую деятельность, основанную на спекуляциях рабами и лошадьми. Его, прибывшего в Птолемаиду — город южнее Тира, — встречал царь Агриппа с сестрой Вереникой, а скоро к ним присоединился и старший сын Веспасиана Тит, приведший легион наёмников из Египта. По слухам, Вереника настолько очаровала молодого Флавия, что тот совершенно потерял голову, влюбившись до беспамятства, и эта новость явно обрадовала Софию, надеявшуюся наконец освободиться от преследований царицы, увлечённой новой любовной связью.
София выглядела теперь, как выглядит любая беременная женщина перед родами: с большим животом и несколько припухшим лицом, чего не скрывала даже косметика, она продолжала пользоваться, иногда жалуясь Марку, что стала такой уродливой. Тот понимал, что это её не очень-то сильно беспокоит, поскольку она вся сосредоточилась на ребёнке, ожидая родов, прислушиваясь к каждому его движению, к каждому толчку внутри себя, и ходила медленно, спокойно и важно, ни на шаг не отпуская от себя служанку, ухаживающую за ней. И вот в середине месяца артемизия однажды утром София разбудила Марка словами:
— Милый, я рожаю!
Он вскочил, торопливо оделся, разбудил служанок, слуг и терпеливо ждал в соседней комнате, уже не пускаемый к роженице. Он был взволнован и мучился сомнениями в благополучном исходе родов, понимая, что в том возрасте, в каком была София, они вряд ли могут быть лёгкими.
Впрочем, всё обошлось благополучно, и вскоре он услышал крик младенца, а через некоторое время его впустили в комнату Софии, лежавшей на чистой постели, усталой и бледной, но счастливо и несколько растерянно улыбавшейся вошедшему мужу. На её груди, завёрнутый в чистое покрывало, лежал младенец с закрытыми глазами, с красным сморщенным лицом, трогательно беззащитный и совсем ещё не знакомый Марку, но эта новая жизнь требовала к себе внимания, обещая новые заботы, тревоги и мгновения настоящего счастья.
— У нас девочка, дорогой!
София послушно потянулась губами навстречу его поцелую, а он, нежно поцеловав и погладив её по голове, осторожно поцеловал и дочь.
— Как ты себя чувствуешь, любимая?
— Хорошо! Я даже не ожидала, что роды будут такими лёгкими!
— Я тоже сомневался в этом и рад, что всё обошлось. Ты уже знаешь, как назвать нашу девочку?
— Это наша Валерия, милый, — сказала она, нежно прикасаясь к её лицу.
— Тебе, наверное, надо поспать, — сказал Марк и вдруг подумал, что спать спокойно теперь не удастся довольно долго.
Прошло три месяца после рождения дочери, и Марк всё более утверждался в решении отправиться в Галилею, где события складывались самым неблагоприятным для зилотов образом. Римляне, начавшие военные действия, не встречали заметно организованного сопротивления, поскольку каждый осаждаемый ими город защищался собственными силами; Иоанн из Гисхалы, на которого была большая надежда, не стремился к боевым действиям, избранный же военачальником Иосиф вскоре сдался противнику на его милость. Весспасиан уже осаждал Тарихею, вплотную приблизившись к Гавлану, когда сикарий решил собственными глазами увидеть, что происходит в Галилее и что возможно сделать для дальнейших боевых действий в надежде на их успешность. Вместе с тем зилоты Галилеи и Гавлана, принимавшие участие в недавних сражениях, просили его о помощи, и тогда Марк, несмотря на уговоры родных не покидать Иерусалим, несмотря на слёзы Софии, в начале осени отправился в Гамалу, попросив Петра переселиться в дом Софии, а у Александра — двух рабов, бывавших у сикария в доме ранее, поскольку хотел быть уверен в безопасности любимой и дочери.
Благополучно добравшись до Пеллы, сикарий задержался здесь на пару дней, встретился с Тиграном, управляющим хозяйством и в Пелле, и в Скифополе, пообщался со слугами в доме и знакомыми в городе и здесь же узнал новости о взятии римлянами Тарихеи и об избиении её защитников на Генисаретском озере. Поняв, что нужно торопиться, поскольку нападение на Гамалу может последовать незамедлительно, он выехал в тот же день к вечеру, вынужденный всё же быть настороже из опасения встретить какой-нибудь отряд легионеров, возможно, рыскавших по округе. Переночевав в дороге, он рано утром продолжил свой путь и вскоре был в виду озера. Он направился к нему с намерением напиться, но вынужден был отказаться от своей затеи, не доезжая до берега и почувствовав резкую вонь, принесённую с озера лёгким ветром. Приглядевшись внимательно, можно было понять, откуда исходил этот запах: вдоль всей кромки берега качались на волнах вздувшиеся трупы погибших в бою тарихейцев. Удручённый Марк направился в Гамалу, находившуюся уже в пределах видимости.
