Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты
Сергей Ведерников - Пятицарствие Авесты краткое содержание
Сергей Ведерников
Пятицарствие Авесты
Часть первая
Осознание
Он знал, что спит. Он знал, что должен проснуться, но тело и сознание словно свело судорогой, и ничего нельзя было поделать с собой, с ужасом, охватившим его. Это было не видение, это было ощущение почти физическое, почти осязаемое, ощущение неизвестно чего, но чего-то материального, что нельзя было определить, но это что-то тянулось и тянулось бесконечно и обязательно должно было порваться, оборваться, кончиться. Бесконечность длящегося: годы, столетия, вечность — неизбежность обрыва и ужас, бесконечный ужас, переполняли его; и он закричал. Он кричал и кричал, пока его не растолкала Лу, проснувшаяся от его крика и со страхом смотревшая на него, а рядом хныкал её ребёнок. С другой стороны беспокойно шевелились Ра и её подрастающие дети.
Он приподнялся, Лу прижала ребёнка к груди, съёжилась и затихла. Укрыв их пересохшей козьей шкурой, он встал и, осторожно переступая через спящих, пошёл к выходу из пещеры. Старый, скрюченный от болезни Го, с единственным слезящимся от дыма глазом, стоя на коленях, раздувал почти потухший костёр, подкладывая в него хворост здоровой правой рукой, тогда как больная и потому высохшая левая беспомощно висела вдоль туловища. Од помог ему в его хлопотах и, когда костёр разгорелся, подбросил в огонь сушняк потолще, а старый Го виновато улыбнулся и улёгся на своё место, неподалёку от костра. Он уже третью ночь бессменно следил за костром, а заснув от усталости, чуть было не потушил огонь, что и случилось бы, не закричи со сна Од, чем он и разбудил старика.
Костёр горел ровно, дыма в пещере стало меньше, съёжившиеся от холода люди, согреваясь, начали распрямляться. Од вышел из пещеры. Слева, сквозь пелену тумана, просвечивал горизонт готовым к восходу солнцем, а внизу, под каменной осыпью перед пещерой, шумела в тумане река на перекатах. Было довольно холодно, и Од забеспокоился от ощущения того, что они, видимо, рано поменяли сезонную стоянку. Хотелось есть, но об этом не стоило думать до полного рассвета, когда можно будет наловить моллюсков, а если повезёт — черепах и змей, когда будет потеплее.
Од решил спуститься к реке и попить, чтобв не так сильно мучил голод, но вдруг снизу донеслись какие-то странные звуки, и эти посторонние звуки временами нарушали привычный для уха шум реки; забеспокоившийся Од вернулся в пещеру, взял один из сложенных в кучу у входа дротиков и спустился к реке, а скоро сквозь не очень густой туман уже различал голый и невысокий противоположный берег. Он опустил ногу в воду — она была теплее камней на берегу, но желания войти в неё не было. Выше по течению снова раздались непонятные звуки, и Од, внимательно вглядываясь в туман, двинулся вперёд, чтобв, пройдя до первого отмеченного взглядом валуна, понять, что это были за звуки. Пробежав ещё некоторое расстояние, прыгая по камням, он различил в начале порога слабо шевелящуюся в воде раненую лошадь и ликующе закричал, словно над своей добычей, а затем быстро вернулся в пещеру, где проснувшийся Ро уже стоял у входа. Од быстро объяснил ему, в чём дело, и они разбудили мужчин-охотников, а потом, торопливо спускаясь к реке, Од подумал, что, с тех пор как погиб Оз, их стало меньше, чем пальцев на обеих руках.
Лошадь была ещё жива. Застряв между валунов с приподнятой мордой, она, не имея сил освободиться, не могла и захлебнуться. Охотники окружили её, уже не сопротивлявшуюся, за ноги, за хвост вытащили на сухой берег.
Это был старый жеребец, смертельно раненный соперником или покалеченный при переправе табуна, и было очевидно, что табуны снова остановились в этих местах и людям не придётся менять стоянку весь сезон.
Ор поднял копьё, чтобы ударить жеребца, но Од решительно остановил его, тот оскалился, показывая, что готов к ссоре, однако Ро мрачно посмотрел на него, и он отодвинулся; потом Ро ударил копьём в горло жеребца, который слабо дёрнулся и остался неподвижен. Ро встал на колени, выдернул копьё из раны и припал к ней, а Ор нервно переминался с ноги на ногу. Сделав несколько глотков, Ро зажал ладонью рану и взглянул на Ода, но тот отрицательно мотнул головой и отступил назад, а Ор радостно упал на колени и впился в рану; когда же дошла очередь до последнего охотника — это был Од, — кровь уже иссякла, но и он достаточно утолил свою жажду и голод. Жеребец потерял много крови ещё раньше, и хотя охотники не насытились вдоволь, но были довольны тем, что им перепало, и Од чувствовал, как тепло разливается от живота по всему телу и приятная слабость охватывает мышцы, туманя сознание.
И всё же ему было скверно. Скверно от того, что уступил право второго, и хотя поставил себя на особое место, исключающее соперничество, он не мог рассчитывать, что Ор не вообразит, что завоевал место второго по праву, а когда Од пил кровь, то спиной чувствовал злобный взгляд Ора и потому знал, что когда-нибудь в такой момент тот может ударить копьём. После того как погиб Оз, Ро был третьим по положению охотником в роду, а первенство оспаривали Од и Ор; но Ор добровольно не захотел бы уступить своё право быть вождём, и Од понимал, что такой вождь, как Ор, погубит род или, во всяком случае, принесёт ему много горя. Стычка была неизбежна, и это происходило в тот момент, когда приближалось время охоты, а охотников в роду и так было немного, поэтому Од предложил выбрать вождём Ро; Ор между тем яростно запротестовал, но Ода поддержали многие члены рода и несколько охотников при молчаливом невмешательстве остальных. Ро был хорошим, справедливым вождём, и при поддержке Ода и сторонников его власть была прочна, однако Од понимал, что Ор не успокоится и будет стремиться стать вождём, а главное препятствие на его пути — он.
Когда принесли кремнёвые ножи, выпотрошили и освежевали тушу, солнце уже поднялось достаточно высоко, туман рассеялся, а разбуженные кем-то остальные соплеменники высыпали из пещеры и возбуждённо столпились около туши; но даже дети, не находившие себе места от нетерпения, не смели прикоснуться к ней. По приказу Ро внутренности животного разделили на четыре части, две из них отдали старикам и женщинам с малыми детьми, ещё одну — женщинам с грудными детьми и подросткам, а четвёртую — охотникам, каждый откусывал от общей доли кусок и передавал её другому. Тем малым, что им досталось, нельзя было насытиться, но люди несколько утолили голод, а тушу на шкуре перенесли в пещеру, соорудили вертел, и вскоре пещера наполнилась пьянящим запахом жареного мяса. У всех было праздничное настроение — после долгих полуголодных дней перехода им наконец-то улыбнулось счастье. Остывшую тушу разделили, как и прежде, и приступили к трапезе, где один из членов группы отрезал большой кусок мяса, откусывал от него, сколько мог прожевать и проглотить, и передавал другому; в таком порядке проходила еда без больших ссор и обид, лишь дети несколько капризничали, но потом и они успокоились, насытившись. Заметив, что в группе женщин и подростков мясо кончается раньше, чем у остальных, Ро отрезал большой кусок от доли охотников и передал им; хотя Ор и посмотрел недовольно, но и он не посмел возражать.
После еды Од прилёг на то место, где спал ночью. Он плохо выспался из-за того сна, когда его разбудила Лу, при этом у него было подозрение, что это не совсем сон, поскольку нечто похожее с ним случалось в детстве, запомнившись на долгие годы. Рядом присела Лу, кормя грудью ребёнка, а её длинные светлые волосы местами прилипали к потной белой спине — в пещере было жарко, — и Од смотрел на её умиротворённое привлекательное лицо, на её пухлую грудь кормящей женщины, на тугие бёдра, и в нём зарождалось желание. Мотая из стороны в сторону возбуждённым фаллосом, к Лу подошёл Ор и взял её за плечо, она взглянула на него, потом вопросительно посмотрела на Ода, он же, приподнявшись, скинул руку Ора с её плеча, а тот выпрямился было угрожающе, но, успокоившись, отошёл к группе женщин, откуда сейчас же донеслось хихиканье и игривый смех. Лу передала ребёнка подошедшей Ра, принесла большую лошадиную шкуру и, укрыв ею Ода, юркнула под неё сама.
После короткого послеобеденного сна Ро послал четверых охотников в два соседних рода, принадлежащих к тому же тотему лошади, чтобы договориться о начале большой охоты, тогда как остальные занялись своими делами. Вода в речке уже несколько прогрелась, поэтому женщины и подростки отправились на ловлю моллюсков, рыбы, черепах, хотя и не было надежды, что последние уже появились, а старухи отправились в лес собирать хворост и сушняк. Здоровых и крепких стариков-мужчин в роду не было, а были лишь трое калек, включая одноглазого, однорукого Го, и двое из них тоже ушли за дровами, пещера опустела, лишь дремал у костра старый Го да тихо лежала в стороне заболевшая после перехода одна старуха, укрытая шкурами.
Ро собрал оставшихся охотников и повёл их осматривать местность — нужно было выяснить, где пасутся табуны лошадей. Они вброд перешли реку, а за ней начиналась знакомая им местность, и это были бескрайние просторы с редкими островками негустого леса, одиночными деревьями да кустарниками — край быстроногих скакунов. Охотники направились к месту прежнего водопоя табуна и через некоторое время заметили следы лошадей, а немного позднее увидели весь табун на водопое; потом, укрывшись за кустами, долго наблюдали за ним. Было нежарко, лошадям не досаждали мухи, поэтому они не заходили в реку далеко и пили неторопливо, словно нехотя, а напившись, выходили на берег, катались на спине или лежали, отдыхая. Молодняка в табуне ещё не было. Ро подал знак, охотники незаметно отступили, зная теперь, что табун не поменял пастбища, а нападать на него в этой ситуации было бесполезно, опасно и бессмысленно, потому что самым худшим последствием было бы то, что лошади оставили бы водопой и привычные для них и охотников пастбища. К вечеру вернулись охотники, посылаемые к соседям, с сообщением, что род Зора готов начать охоту и уже связался со своими соседями рядом, но второй соседний род не удалось обнаружить — на прежней стоянке его не было, и это несколько встревожило охотников.
