Д. Томас - Белый отель
«Неважно», — произнес я. — «Рассказывайте!»
«Ну хорошо. Человек в купе напоминает некую личность, докучавшую своими приставаниями, когда я ехала из Одессы в Петербург, чтобы начать самостоятельную жизнь. С тех пор прошло, — погодите-ка… — да, двенадцать лет, и я совершенно забыла о нем. Он меня не очень испугал, потому что рядом находилось много людей. Но он нагнулся ко мне и без умолку говорил, не скрывая своих намерений; спрашивал, что я собираюсь делать, когда приеду в Петербург, предлагал помочь найти пристанище. В конце-концов, он мне надоел, пришлось перебраться в другое купе».
Возможно, недавно произошло что-либо, заставившее вновь пережить этот эпизод, спросил я ее. Чтобы помочь пациентке, я напомнил несколько деталей ее сна, таких как книга, которую читал попутчик.
«Да, действительно, я припоминаю, что тот молодой человек своими приставаниями мешал мне читать. Я взяла с собой томик Данте. Приходилось вдумываться в каждую фразу, потому что я не очень хорошо владею итальянским. Теперь, когда вы упомянули о книге, я поняла, что она, наверное, связана с братом».
Здесь я должен ненадолго прервать повествование, чтобы пояснить, что незадолго до нашей беседы фрау Анна пережила сильно расстроившее ее событие. Ее брат вместе с женой и двумя детьми, решил эмигрировать из охваченной революционной бурей России в Соединенные Штаты. По пути семья заехала в Вену, чтобы просто, так сказать, поприветствовать Анну и тетю и попрощаться с ними. Пациентка уже несколько лет не видела брата, и возможно больше с ним не встретится. Хотя они никогда не были близки, — скорее, именно из-за отсутствия родственных чувств, — встреча и последующее расставание усугубили мрачное настроение фрау Анны.
«Когда мы прощались на перроне, брат, чтобы скрыть неловкость, долго выбирал книгу, чтобы скоротать время в поезде. Помню, я подумала тогда, что „Новая жизнь“ Данте подошла бы ему лучше всего; но мой брат не интересуется литературной классикой. Он очень практичный человек. Он купил несколько триллеров. Вообще, абсурдная мысль: разве можно приобрести Данте в вокзальном киоске!»
Смысл сновидения стал проясняться. Я напомнил ей о номерах домов и предложил подумать, имеют ли они какое-то значение.
После напряженного размышления, она призналась, что не видит в них никакого смысла.
«Возможно, дело в том, что вам самой двадцать девять лет?» — спросил я. «А ваш брат, — насколько он старше вас? На пять лет?»
Фрау Анна, удивившись математической логике своего сна, согласилась.
«Сначала вы остановились у двери своего дома. Ключ должен был отпереть ее, но он не подошел. Вместо этого, вы смогли войти в дом номер 34, - так сказать, вместилище вашего брата. Вы здесь всего лишь гость, а значит воспринимаете его как отель». Я спросил, узнала ли она человека, который зашел в комнату. Напомнил его фразу: «Дом выглядит пустым».
Спустя некоторое время, она сумела вызвать в памяти подходящую ассоциацию. Ее брат довольно нетактично отметил, что отца очень опечалил его отъезд; он вместе с ним участвовал в работе компании, и после женитьбы продолжал жить рядом. Фрау Анна с горечью представила себе тогда, как одиноко будет чувствовать себя отец в опустевшем доме; причем, когда уезжала она, он обошелся несколькими формальными фразами, не выразив особого желания увидеть ее снова.
Здесь мои догадки переросли в уверенность. Отъезд брата, спешащего вместе с семьей en route к новой жизни, представлял собой резкий контраст с ее собственной дорогой, — тупиком, точнее, бесцельным странствием. Брата всегда поддерживало сознание того, что он любимец отца, и сейчас он знал, куда и зачем направляется. Совсем непохоже на девичье путешествие Анны в далекий город, — без всякого сомнения, последнюю отчаянную попытку привлечь к себе внимание, заставить отца осознать, что у него есть дочь. Но тот с готовностью предоставил своей невинной девочке возможность в одиночку преодолевать физические опасности и угрозы морального падения, предвестником которых служит назойливый молодой человек в поезде.
Я предположил, что в сновидении смешались две фантазии. Если отец получит телеграмму о ее смерти, тогда, наконец, пожалеет обо всем. Но рядом с этим желанием, не вытесняя, а, напротив, усиливая горькую мечту о таком исходе, присутствует стремление вообще не появляться на свет, не рождаться девочкой, Анной. Вот если бы можно было занять место брата! Она прерывает путешествие на поезде, — не такова ее судьба, — чтобы начать невозможное существование в качестве брата. Внутри маленького отеля, белая комната означает утробу матери, которая ждет лишь появления отца, чтобы зачать ребенка мужского пола. Мокрый зонтик в прихожей — символ пениса после извержения спермы. Отец дает новую жизнь, поскольку без сына его «дом выглядит пустым». Анна мертва — покончив жизнь самоубийством либо вообще не родившись в результате применения превентивных мер; неважно, каким образом, ему все равно. Горе и потрясение отца присутствуют лишь постольку, поскольку она желает увидеть исполнение своей мечты. Сон тоже «понимает» это: она для него «не существовала».
Молодую женщину поразил мрачный смысл сновидения. Она не стала серьезно возражать против такого толкования, за исключением одного места, связанного с трагедией, о которой у нее не хватило духу тогда сказать мне; я пока тоже воздержусь от изложения данного эпизода. В любом случае, на общий вывод это не повлияло, тут все было очевидно.
Во время обсуждения, когда я пытался добиться, чтобы она сообщила о причине повышенного внимания к ней молодого человека в поезде, пациентка вспомнила еще один фрагмент сна. Она не сочла его сколько-нибудь важным, однако я по опыту знал, что забытые, а потом всплывающие в памяти элементы обычно оказываются в числе наиболее существенных. Последнее оказалось верным и в нашем случае, однако истинное значение фрагмента выяснилось много позже в ходе анализа.
«Я сказала молодому человеку, что еду в Москву, чтобы повидать семейство Т-ких. Он ответил, что они не смогут меня принять подобающим образом, так что придется ночевать в летней беседке. Там будет очень жарко, добавил он, мне придется снять всю одежду».
Т-ские, пояснила она, — дальние родственники по материнской линии, обосновавшиеся в Москве. В юности мама и тетя проводили у них каникулы, после свадьбы они сохранили теплые отношения с матерью Анны. Пациентка ни разу с Т-скими не встречалась, но составила о них впечатление по рассказам тети, как о гостеприимной и добросердечной паре. На самом деле, тетя вспоминала о них днем раньше. Она с ностальгией говорила, как замечательно отдыхала в Москве, и как хорошо было бы привезти туда Анну; ее племяннице непременно пойдет на пользу такая перемена обстановки. Но их родственники уже состарились, они могли даже, — кто знает? — не выдержать тягот смутного времени и умереть.
Я решил, что фрагмент следует понимать как желание молодой женщины освободиться от мрачных оков ее нынешнего существования и вернуться в потерянный рай, где она жила с матерью; то есть, сбросить одежды в «летней беседке», или в доме, где летом царит благословенная жара. Она не возражала против такой интерпретации. Мои слова вызвали в памяти пациентки волнующую и трогательную сцену из давнего прошлого.
Их дом в Одессе утопал в густых зарослях полутропической растительности, раскинувшихся на многие акры и доходящих до самого берега моря. Там располагался крохотный частный пляж. Беседка стояла в середине рощицы в дальней части сада. Прежние владельцы оставили ее в полуразрушенном состоянии, поэтому ей редко пользовались. Однажды в необычайно жаркий полдень все искали спасения от жары в тени деревьев или в доме. Отец, очевидно, сидел у себя в конторе, а брат, насколько она помнит, на целый день ушел куда-то с друзьями. Анна, распаренная и изнемогающая от скуки, возилась на пляже рядом с матерью. Та стояла у мольберта, отвлекать ее было нельзя. Анну отругали за то, что она мешала своей болтовней, и девочка решила поискать дядю и тетю. Она стала бродить по парку и в конце-концов добралась до беседки. К ее радости, внутри она их обнаружила, но они занимались чем-то непонятным для маленькой Анны. Тетя обнажила плечи, хотя обычно прикрывала их, чтобы не обгореть на солнце, а дядя обнимал ее. Они были так поглощены своим занятием, что не заметили, как подошла девочка, и та тихонько ушла. Анна возвратилась на пляж, чтобы рассказать матери о странном поведении дяди и тети; однако мама оставила свое занятие и лежала на плоском камне. Кажется, она спала. Девочка хорошо знала, что в двух случаях она ни при каких обстоятельствах не смеет беспокоить мать: когда она рисует и спит. Итак, ей, разочарованной, пришлось вновь уйти. Анна пошла в дом, чтобы выпить лимонад.
