Клаус Хоффманн - Южная трибуна
– Кто там? – из переговорного устройства раздается треск.
– Это я, Калле! Открой, мама!
Громко топая, Калле поднялся по лестнице. Дверь в квартиру приоткрыта. Калле прошел в коридор, повесил куртку на крючок, бросил взгляд в гостиную.
– Добрый вечер, – буркнул как бы мимоходом.
В ответ холодное молчание. Мать что-то гладит. Отец с друзьями играет в скат.
«Надо же, – подумал Калле. – Оказывается, они иногда выключают телевизор».
Смешав карты, отец бросил взгляд на часы:
– Успеем еще партию до спортивных новостей.
– Ты не был сегодня на матче «Боруссии», Калле?– спросил дядя Герберт.
– Нет, – соврал Калле, – не хотелось, слабо уж очень играют.
– Восемнадцать, двадцать, два, ноль, четыре.
– Кстати, страховку заплатили, – сказал отец, выкладывая на стол крестового валета.—Можешь теперь заняться ремонтом мопеда.
– Здорово, – обрадовался Калле. В разговор включилась мать.
– Дай-ка сюда свой спортивный костюм! Надо же когда-нибудь его постирать. Калле кивнул.
– Пока, – сказал он, уходя к себе в комнату.
– Ужин в семь, – крикнула мать.
Калле хотел бы послушать музыку. Только так и можно отключиться, когда кошки скребут на душе. Больше всего любит он рок, особенно тяжелый. Из немецких исполнителей лучше всех Линденберг. Но в последнее время на первом месте для него Майкл Джексон.
Несколько раз он ходил в дискотеку. Но с девчонками у него пока не клеится. Калле поудобней устроился на тахте, поставил кассету со своими любимыми вещами Майкла Джексона и врубил звук на полную мощь. Огромное фото певца висит у него на стене. А самого его он видел пару раз по видео.
Калле свернул самокрутку, медленно затянулся, переставил кассету. Происшедшее на стадионе не шло у него из головы. В дверь постучали. Заглянула мать.
– Карл-Хайнц, ужин на столе!
Заметив, что Калле курит, она принялась читать обычную мораль.
– Я ведь, кажется, запретила курить в комнате. Тебе всего пятнадцать. Вот расскажу отцу…
– Ну все, все, порядок… Калле притушил окурок.
– Принесешь мне потом ужин сюда. А пока что-то не хочется есть.
Мать покачала головой и вышла.
Нынче вечером Калле хотелось бы побыть одному, кое-что обдумать. С родителями все равно невозможно обсуждать свои дела. Пробовал уж неоднократно. Наверняка усядутся, как всегда, перед телевизором и будут смотреть «Веселую смесь».
Калле потянулся и взял с полки альбом. Потрепанную обложку украшает жирное пятно. Приятно иногда посмотреть старые фото. Вот первая страница. На большой фотографии отец, мать и он сам. Тогда ему было лет десять. Их сфотографировал дядя Герберт у памятника Арминию. Они отправились туда всей семьей в воскресенье.
На отце светлый летний костюм, на матери коричневое платье. Сам Калле в коротких штанишках. Светлые волосы аккуратно разделены пробором.
Мать выглядит на фотографии стройной. Вообще она тогда смотрелась неплохо. Вьющиеся светлые волосы, голубые глаза, узкое, красивое лицо. Отец широкоплечий, полноватый, с наметившимся уже животом, у него простое лицо и редкие, тоже расчесанные на пробор светлые волосы. Интересно, а какого цвета у него глаза? Об этом Калле как-то не задумывался.
Отец – высококвалифицированный рабочий. Он работает на заводе у Хеша. Уже около двадцати лет.
– Нас, старых зубров, так легко не вышвырнуть, – любит порассуждать он, – пусть сначала избавятся от бездельников, потом от турок и всяких чернорабочих.
Три года назад матери удалось устроиться на неполный рабочий день машинисткой в какой-то строительной фирме. Иначе становилось трудно сводить концы с концами. Да и квартира у них не из самых дешевых.
Нельзя сказать, что Калле на фото сияет от счастья. Такие прогулки он обычно терпеть не мог. Тогда еще они жили за городом, в Зельде. Иногда Калле с грустью вспоминает те времена. В местном спортивном клубе он играл в футбол за школу. Потом какое-то время был даже в юношеской сборной. Все люди в местечке хорошо знали друг друга. И вот они переехали в город. Родителей перестала устраивать маленькая квартирка в старом доме. Там ведь даже не было ванны, а потолок в гостиной вечно протекал. Не сравнить с квартирой от заводоуправления Хеша.
Все они поначалу были в восторге от новой квартиры, и лишь со временем…
На другой фотографии зельдовских времен их школьная команда. Калле был центральным нападающим. Рядом с ним Герд, его лучший друг. О Герде он уже сто лет ничего не слышал. Теперь ему, должно быть, семнадцать. Что-то он сегодня поделывает? Герд мог бы быть ему старшим братом, но у Калле нет ни братьев, ни сестер.
Задумавшись, Калле продолжает листать альбом. Вот фото деда и бабки. Их он всегда любил. Они тоже жили в Зельде. Два года назад оба умерли. Сначала бабка, а вскоре за ней и дед. Родителей своего отца он вообще никогда не видал. Они жили в ГДР, но теперь их тоже нет в живых.
А вот его собственный портрет. Дядя Герберт сфотографировал его два года назад своим новым фотоаппаратом. Калле был тогда по уши влюблен в одну девочку из класса. Звали ее Корнелией. Как-то раз он собрался с духом и признался, что сходит по ней с ума, а потом подарил этот портрет.
Корнелия тут же показала фото всем подругам. Ну и смеялись они над ним!
Одна из девчонок воскликнула:
– А он даже ничего! Только вид чуть-чуть глуповатый!
Калле гордо удалился тогда, не удостоив девчонок взглядом. Как можно было дойти до такого идиотизма и подарить Корнелии фотографию? Ясно, он для нее ничего не значил, да и его собственные чувства к ней после того случая охладели, и он платил ей спокойным презрением.
Рассматривая теперь снимок, он решил, что не так уж плохо тогда и выглядел. Хотя вид чуть напуганный, да и гримаса какая-то на лице.
«А какого цвета у меня глаза, – подумал Калле. – Должно быть, серо-голубые».
Его светлые волосы свисали в то время длинными космами до плеч. Калле невольно улыбнулся. Теперь у него короткая стрижка. И овал лица вполне нормальный. Вот разве что нос чуть маловат. А рот и подбородок придают лицу какое-то мягкое выражение, Калле не раз уже проклинал это в душе.
Калле захлопнул альбом и сунул на полку.
Прямо перед глазами плакат – любимая команда. Рядом пара черно-желтых флажков да боевые трофеи: футболка болельщика из Нюрнберга и бело-голубой шарф поклонника Шальке. Калле хорошо помнит, как они у него появились. Два года назад во время одной из игр в Нюрнберге он попросту обменялся футболками с одним из тамошних болельщиков. А потом рассказывал всем, как избил того парня и содрал трофей. «Черти», правда, так ему и не поверили и потом еще долго поминали при любом случае.
А вот шарф действительно со стадиона в Гельзенкирхене. Год назад это было. «Мелочь», как обычно, спровоцировала тамошних болельщиков, а когда запахло жареным, все кинулись в бегство. И Калле со всеми. Но тут на подмогу подоспели «черти». Противник понес чудовищные потери. Калле сорвал тогда шарф с лежавшего на земле парня. Тому было очень плохо, помешать все равно он не мог.
И тут Калле вновь припомнились сегодняшняя драка и обидные слова Грайфера. «Как бы доказать, что я ничего не боюсь, – принялся мечтать он. – Придумать что-нибудь вроде того, что Вуди с год назад устроил в Кельне, вот это было здорово». Перед началом игры он выбежал с черно-желтым флагом на поле и под аплодисменты дортмундских болельщиков принялся размахивать им перед болельщиками кельнской команды. Спектакль продолжался недолго, тут же подоспели полицейские и удалили возмутителя спокойствия с поля.
Зато об этом даже газета «Бильд» написала, и авторитет Вуди среди друзей, особенно среди «мелочи», возрос со страшной силой.
«Вот и я устрою что-нибудь такое», – решил Калле. Мысль эта прочно засела у него в голове.
У входа в «Британию», бар, куда обычно заходят солдаты-англичане из расположенной неподалеку части, сидит широкоплечий негр. Его основная задача – отваживать непрошеных гостей.
Порой он прибегает прямо-таки к «железным» аргументам – в буквальном смысле слова. Калле помнит, как однажды двое смуглых темноволосых парней попробовали усыпить бдительность стража. Один из них на чистейшем немецком языке осведомился о входной цене.
– Вы иностранцы? – спросил негр, безошибочно почуяв возможность пустить в ход кулаки.
– А какое это имеет значение? – попробовал было возразить один. Но тут широкоплечий герой встал, загородив собою весь дверной проем. Это обстоятельство немедленно убедило обоих в необходимости поискать другой бар. До сих пор у Калле в ушах тот издевательский, резкий смех завсегдатаев. От происшествия в душе остался неприятный осадок, но почему, Калле затруднился бы объяснить.
– А что их понесло в «Британию», знают ведь небось, что англичане – высшая раса.
Так сказал Счастливчик, тогда он в первый раз взял Калле с собой. И все-таки до сих пор Калле не понятно, почему из-за этой «высшей расы» они должны таскаться именно в эту дискотеку.
