Ли Су - Сказание о новых кисэн
«Ее голос с каждым днем становится все более влажным и сиплым, — выпуская очередную струю дыма, с грустью думала Табакне, глядевшая, качая головой, в сторону бамбуковой рощи. — Хоть и говорят, что такой голос лучше чистого и звонкого, непросто определить — до какого предела он становится лучше? Если ее голос так ослабел, как она сможет растопить сердца людей, которые слушают ее?»
Табакне, прожившей почти полвека в кибанах, достаточно было взглянуть в лицо новенькой кисэн, чтобы определить, что ее ждет и как сложится ее жизнь. Однако прошли десятки лет, прежде чем она научилась различать голоса своими впалыми ушами. «Но если не станет мадам О, то, возможно, в этом мире совершенно не останется поющих кисэн, — с грустью думала она, наслаждаясь все еще красивым голосом. — Водитель Пак, видимо, и сегодня, глядя, как с каждым днем слабеет ее голос, все более похожий на его свисающие с пояса брюки в жаркий летний день, будет допоздна искать новых молодых певиц-кисэн, которые смогут ее заменить».
2Горячий пар, клубясь, неприятно окутывал лицо Табакне. Руки, голова и ягодицы кухарки Кимчхондэк, время от времени, показавшись на мгновенье, исчезали в клубах пара. Приподняв небольшую бамбуковую корзину с чжэчхобами, мелкими морскими моллюсками, она трясла ее, словно веяла зерно. В большом чугунном котле медленно варился бульон из этих моллюсков. Если взять обычный ресторан, то в них в него добавляли сухое молоко, чтобы он казался густым, но в кухне Буёнгака, пока в нем работала Табакне, даже речи не могло быть об этом. Каждый раз, когда Кимчхондэк веяла корзину, были слышны звуки «срык-срык» — это терлись друг о друга раковины моллюсков, а сквозь щели поддона падали куски их мяса. Считалось, что моллюски обладают сильной энергией «инь» и полезны для усиления мужской силы. Поэтому на большом обеденном столе кибана часто появлялся бульон из этих моллюсков, с плававшим в нем нарезанным молодым зеленым луком или душистым луком-пореем. К тому же готовить его было нетрудно. В конце концов, разве здесь не город-порт Кунсан? Когда бы ты ни вышел на рынок, свежий моллюск чжэчхоб всегда имелся в изобилии; со всех сторон только и слышится:
— Хорошо сваренный чжэчхоб! Сегодня продаются моллюски с хорошо снимающимися раковинами!
Руки Кимчхондэк не отдыхали даже во время разговора. «Если бы она не гак много болтала, то придраться было бы не к чему, — пронеслось в голове Табакне. — У нее быстрые руки, хорошая память, и она сообразительна. Если ей покажешь один раз, второй уже не нужен».
— Где толстушка?
— Она срезала ноготь среднего пальца, когда резала редьку.
— Опять?
От негодования у нее слова застряли в горле. «В который уже раз?!» — подумала она. Когда работаешь с ножом и срезаешь ногти, это значит, что ты отвлекался на разную ерунду, которая лезет в голову молодым. «Цо-цо-цо», — цокала она языком, ибо у нее тоже выпукло торчал выступ в кончике среднего пальца левой руки. Видимо, она в молодости тоже много раз срезала ноготь. Как у пишущего человека в конце среднего пальца правой руки на всю жизнь остается след от ручки, так и у людей, которые долго орудуют ножом, не остается кончика ногтя среднего пальца левой руки. «Даже если и так, ей надо явиться сюда, — подумала она с раздражением — но, судя по тому, что она сюда даже носа не кажет, похоже, она под этим предлогом улеглась в своей комнате».
«Сегодня вечером надо накрыть шесть столов, — подумала Табакне. — В шесть часов два стола, в семь — три, а в девять — последний стол. На стол, который будет накрыт в девять часов вечера, надо не забыть положить чжокпхён, желе из говяжьего мяса и солянку синсолло[7]. В специальной комнате, куда придет много гостей, кроме кисэн-красоток должны быть певицы-кисэн и кисэн-танцовщицы. И вот теперь, когда надо работать, пока сами не закроются глаза, когда возле водопроводного крана горой лежат продукты для приготовления еды, доставленные еще утром, она лежит в комнате».
Эти мысли вызвали у нее приступ гнева; не выдержав, она начала громко ругаться:
— Нет, вы посмотрите! Сколько овощей лежит для обработки, а она все еще валяется в комнате!
Только после того как она разразилась громкой бранью, медленно, со скрипом, открылась дверь прилегающей к кухне комнаты. «Нет, вы посмотрите на нее, у нее еще недовольное выражение лица, — подумала Табакне, оглядывая толстушку. — Виляет бедрами, щеки надутые от обиды — нет на нее управы. В старые времена такую сразу уволили бы, где бы она ни работала». Однако в наши дни найти помощницу для кухни публичного дома было так же трудно, как поймать звезду в небе, поэтому даже такой привередливый человек, как Табакне, закрывала на многое глаза и мирилась с поведением помощницы.
В это время Кимчхондэк, закончив варить бульон из моллюсков, вызвалась обжарить угрей. Даже если смотреть издали, как она ловко переворачивает и обжаривает угря, дважды обмазав его соусом, приготовленным Табакне, видно, насколько выросло ее кулинарное мастерство. Угорь хорошо пропитается соусом, только если его замочить в соусе с приправами за час до приготовления. Угрей, красиво замоченных в соусе, ставили на решетки над горящими древесными углями за 15 минут до их подачи на стол. В обычных ресторанах традиционной корейской кухни их ставили на огонь сразу после того, как гости садились за стол, но в кибане надо было изящно вынести их гостям тогда, когда они поджаривались до приятного темно-желтоватого цвета и начинали сжиматься с особым потрескиванием от внутреннего жара. Еда и кисэн в кибане занимали одинаковые места, потому что здесь не только еда должна быть вкусной, глаза и уши посетителей тоже должны были радоваться.
— Для обжарки угрей лучше использовать жидкий соевый соус, — сказала Кимчхондэк с видом эксперта, — а не красную перцовую пасту. Даже на вид темноватый цвет лучше, чем красный, и выглядит исключительно аппетитно.
«Она всем хороша, — подумала Табакне, глядя на нее и не зная, ругаться или промолчать, — но у нее есть один недостаток — она болтлива». Еще до того как стать ученицей Табакне, Кимчхондэк немного поработала на кухне традиционного корейского ресторана, поэтому, считая себя опытной кухаркой, всегда выступала с комментарием к любому блюду.
— Еда в кибане — это не то, что ресторанная стряпня, — сказала Табакне в ответ на ее замечание. — Сколько раз тебе надо повторять, что у них разные основа и происхождение! В кибане для приготовления угря пригоден соус из красной перцовой пасты. Эта рецепт дошел до нас из древности, поэтому, пожалуйста, запомни его раз и навсегда. Если говорить о еде в кибане, то в отличие от пищи простых людей она должна быть лучше обработана соусом и иметь пикантный вкус. Другими словами, она должна быть слегка солоноватой или иметь сладковато-кисловатый привкус. Хотя наша еда — гарнир к вину и кажется, что она не должна быть соленой, это, конечно, не так. На самом деле блюда, которые должны быть несолеными, можно на пальцах пересчитать. Понятно?
Когда Табакне мягко и терпеливо выговаривала эти слова прямо Кимчхондэк в лицо, ее взгляд, направленный в сторону той, был любящим и нежным — ведь что ни говори, а это была ее достойная ученица. Хотя все, кто видел Табакне говорили, что она легко проживет более ста лет, кто может знать, сколько еще протянет старуха, живущая одним днем.
Она, кажется, была единственным человеком в мире, умевшим накрывать стол согласно старым традициям. По мере того как кибаны один за другим исчезали, вместе с ними уходили в прошлое и кухарки, знающие рецепты старинных блюд. Когда она уйдет в мир иной, вероятно, вместе с ней перестанет существовать уникальная многовековая традиция приготовления еды кибанов. Так же как мадам О, возможно — последняя певица-кисэн, так и она, вероятно, последняя кухарка в этом мире, знающая секреты кухни кибана. Не потому ли до сих пор, в 79 лет, она работала?
Несколько дней назад ее показали по телевидению. Сначала она категорически отказалась давать интервью, но из-за того, что продюсер программы «Наша исчезающая традиционная культура» очень сильно, буквально на коленях, умолял ее выступить, она дала согласие, но при условии, что не покажет свое лицо. Кисэны Буёнгака, взволнованные этой передачей, теперь допекали ее, чтобы она написала книгу о кулинарном искусстве кибана, но она даже не думала об этом. «В конце концов, что интересного в том, чтобы описывать, как всю жизнь то тут, то там работала кухаркой кибана? — думала она, вспоминая прожитое. — Стыдно — опозоришься только».
Что касается кулинарного искусства кибанов, то оно не исчезнет, потому что она собирается покинуть этот мир, передав искусство Кимчхондэк. Она еще раз нежно посмотрела на свою любимую ученицу. Уголки губ, крепко сжатые до этого, начали мягко дрожать и раздвигаться, наконец, не выдержав нахлынувших чувств, она широко улыбнулась. «И откуда прикатилась такая благодать, — подумала она с теплотой о своей ученице. — Кимчхондэк, стань лучше меня! Я буду учить тебя, пока у меня хватит сил».
