Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Хочешь? Я убью соседей, что мешают спа-а-ать!!!
Квартиру в третьем микрорайоне папа поменял на однокомнатную в центре. Квартира на первом этаже, в одном доме с переговорным пунктом. Центр есть центр и местоположение удобное. Рядом ЦГ, ресторан "Алма-Ата", в ста метрах по диагонали Шарбану.
Перевезли в квартирку полуразвалившийся диван, стулья, стол, кое-какую посуду. Сейчас в ней обитает Шеф с Балериной. Жену Мастера я так и не увидел. Одно известно, Тамара хорошая пьюшка.
С Гау мы в ссоре. Дошло до того, что я уже выплачиваю алименты.
Прошел месяц и я сказал папе: "Как вы смотрите на то, если мы с
Гау поживем в в квартире Улана и Жантаса?".
Шеф вернул ключи и я перевез Гау с Дагмар в квартиру на переговорном.
Признание факта, что ты большой негодник, ничего не стоит.
Особенно, когда оно дается тебе без труда.
Насколько превратное представление сложилось у меня о самостоятельной семейной жизни я понял в первый после переезда вечер. Мне скучно, почему и захотелось вновь очутиться дома на
Байзакова; я стал понимать, что не знаю, чего хочу. Понятно, не терпелось выпить. Но дело не только и не столько в выпивке.
Гау трудно. Дагмар успела переболеть воспалением легких, еле избавилась от диатеза, Гау разрывалась на части, я пренебрегал тем, что имею.
На следующее утро пришел Шеф. Принес курицу.
Дагмар лежала раздетая, лупала по сторонам глазенками и сосала большой палец ноги. Шеф посмотрел на нее и засмеялся: "В кого она такая рыжая?".
– Ты сейчас куда? К Меченому?
– Сначала съезжу к Джону и Ситке, потом, наверное, к Меченому.
– А-а…
– А ты?
– На работу смотаюсь. Вчера звонил Жаркен, просил зайти.
Жаркен вызвал для разговора.
– Я прочитал твою писанину. Ты меня удивил… Насколько все выверено, надо еще посмотреть, но основу методики ты заложил.
Продолжай в том же духе.
С Хаки пошли на стенд к Серику Касенову. В сейфе у Касенова бутылка водки и граммов двести гидролизного спирта. Зяма про гидролизный спирт предупреждал: "По чуть-чуть его еще можно принимать. Но увлекаться гидролизом опасно: во лбу от него возникают поперечные напряжения".
Спирт отдает резиной, слегка сушит рот. Насколько опасно на него налегать, я еще не прочувствовал, потому, что, придя в квартиру на переговорном, понял: надо догнаться.
– В субботу женится Талап, сын Шарбану, – сказал я Гау и предложил. – Пойдем поздравим тетушку.
– В субботу и поздравишь.
– В субботу не то. Не по-родственному.
– Не выдумывай! Скажи просто: выпить хочешь.
– Ничего не поделаешь, придется и выпить, но больше хочется сделать приятное Шарбану. Собирайся.
– Только не долго.
У меня привычка: на свадьбы родственников приводить кого-нибудь из друзей. Родственники из-за матушки ничего не говорят мне, но я по глазам вижу – не нравится им моя привычка. Я и сам понимаю, нехорошая это привычка. Только с кем-то надо пить на свадьбе. Лучше всего с проверенным на постоянной основе собутыльником.
Я выпил две стопки водки и поставил в известность Шарбану:
– В субботу приду не один. С кентами.
– Что ты говоришь? – Шарбану сделала вид, будто не догадалась о чем речь.
– Это традиция, – пояснил я. – Нарушать нельзя.
– Не надо…, – тетушка включилась в игру.
– Что значит не надо? – возразил я и налил себе еще водки. -
Очень даже надо. Будете артачиться, так я вместо восьми человек приведу восемнадцать.
– Ой бай! Ультерме!
– Пока только восемь, – успокоил я ее. – Остальных еще не успел позвать.
Гау не прислушивалась к разговору и рассеянно ковырялась вилкой в тарелке. Казай, муж Шарбану – напротив, прислушивался к разговору с тревогой. В гостях у них сваты, которым не полагается знать о специфике внутриродственных отношений.
Между тем Шарбану сильно переменилась в лице.
– Прошу тебя, не надо…
– Вы ставите меня в дурацкое положение, – я вновь наполнил рюмку.
– Люди готовят поздравительные речи, чистят пиджаки, гладят брюки, подбирают галстуки… И тут я им: простите, тетушке жалко для них ящика – другого, водочки… Меня не поймут. С моей стороны это выглядело бы голимым оппортунизмом! Решено! И не просите.
– Ой бай! Ой бай! – У Шарбану научно-технический прогресс на лице. Если раньше у нее глаза бегали как новогодняя гирлянда, то теперь перемигивались лампочками с пульта ЭВМ "Минск -22".
– Никаких ойбаев. Я же вижу, вам приятно, что свадьба Талапа благодаря моим кентам обещает стать заметным событием в жизни общественности города.
Я перегнул палку. Даже если Шарбану и не поверила, что налет армян на водокачку состоится в заявленном мной количестве, то в любом случае она перепугалась.
– Ладно, пошутил я.
– Алла сактасын. – с облегчением выдохнула тетушка и заулыбалась.
Казай тоже обрадовался и поспешил на балкон за водкой. Шарбану подсела к Гау. Я снова налил, выпил.
"Шарбану тетушка неплохая, – подумал я, – только время от времени ей надо напоминать о том, как я ее люблю". Поначалу я не обращал внимания на ее разговор с Гау. Когда до меня стал доходить смысл некоторых ее слов, я обратился в слух.
– Потерпи еще немного, – в полный голос говорила Шарбану. Гау молчала. Тетушка увлеченно продолжала. – Сколько ей еще осталось?
Терпи… Зато тебе все одной достанется.
О ком это она? Когда до меня дошло, то первые две-три секунды я не знал что делать и молчал. Хотелось плакать.
Я медленно поднялся.
– Жаба! – заорал я. – Да я тебя,…!
Возникла потребность перевернуть ее поганый стол. Я еще что-то кричал, Шарбану суетилась, хлопала глазами: "Что я такого сказала?".
Непонимающе смотрела на меня и Гау. Если и жена не соображает, то я, мама, все мы пропали.
– Шарбану ждет твоей смерти. – На следующий день за обедом я рассказывал Ситку о поздравлении к свадьбе.
Матушка опустила глаза и ничего не сказала.
– Почему ты молчишь?
– Что говорить?
Мама меня удивляла. Не в том дело, что для нее не новость, что
Шарбану ее враг, а в том, что она не злилась.
– Она твоя родная сестра!
– Ну и что?
– Как ну и что? Мама, я ее прибью!
– Не связывайся. Она несчастная.
– Ты что несешь?! У Шарбану полная жопы радости!
– Все равно она несчастная.
Я не сказал матушке о поведении за столом Гау. И не знал, что
Шарбанка поспешила рассказать дяде Боре, что я угрожал ей убийством.
Мама при перебранке ставила на место недруга воздушными плевками.
Спрашивала: "Сен ким сын?" и имитировала плевок без плевка -
"Тьфу!". Сейчас, когда она узнала, что Шарбану учит сноху жить ожиданием ее смерти, ни плевка, ни сожаления.
Вообще же, мелочь пузатую, осмелившуюся затевать против нее интриги, в ее обычаях было просто напугать и тем ограничиться.
– Ауле подлеста тупикка жверу керек, сонан гийн шайтанга кетсин.
Паленын аулак жру керег.
Сейчас бы Шарбану в самый раз в тупик загнать.
Глава 32
…И возвращается ветер
Американцы проводят испытания крылатых ракет. К цели они летят со скоростью среднемагистрального пассажирского самолета. В программу полета крылатых ракет закладывается рельеф местности, на небольшой высоте ракета огибает естественные препятствия, что делает ее неузвимой для ПВО противника…
До Книжной палаты Ахтанов несколько лет редактировал литературный журнал и охотно переводился московскими писателями. Одним из переводчиков Тахави Ахтанова был и Василий Аксенов.
В "Иностранке" в переводе Аксенова опубликован роман Доктороу
"Рэгтайм".
Рэгтайм, рэг-тайм… Время рэга. "Под звуки рэгтайма, – писал
Алан Доктороу, – Америка входила в ХХ век…". Писатель как будто бы намекает: рэгтайм – полетное задание для Америки. Это не просто танец, мелодия не сочинена, она прострочена на машинке, пробита на перфокарте. Законченная пьеса для механического пианино.
"Шаг-влево, шаг-вправо, – приравнивается к побегу".
Насколько неуязвимы США, шагнувшие танцующей походкой под звуки рэгтайма в ХХ век? В чем соль плана ее судьбы, которая отперфорирована на картонке?
…Хутор в предвечерье. Солнце, наполовину закрытое облаками.
Плетень, густая, в человеческий рост, трава, кустарники, деревья.
Режиссер обошелся без музыки. Только шум ветра. Поначалу еле слышный, постепенно, с нарастающим присвистом, ветер занимает все видимое пространство, сгибает деревья, приводит в волнение траву.
Мало-помалу проклевывается беспорядочная мелодия. Не мелодия, – неясный затакт. Затактные ноты дробятся, рассыпаются. Как это у него получилось? Ветер у Тарковского не стихия, ветер у него одушевлен.
Все бы хорошо, но у плетня появляется Солоницын и все портит. Он объясняет Тереховой, что к чему, после чего пропадает загадка.
