Десять поколений - Арфуди Белла

Сколько Ари себя помнил, отец всегда был им недоволен. Если ты хорошист, значит, не дотягиваешь до отличника. Если ты выиграл районную олимпиаду, то почему не городскую. Если у кого-то сын еще и великолепный спортсмен, то почему спорт не интересует тебя. Спроси кто-то Ари, любил ли он учиться, он бы с жаром ответил, что обожал. Безусловно, у него был целый список ненавистных предметов, в котором, например, была химия, но в целом Ари учиться любил. Ему нравилось перелистывать хрустящие страницы энциклопедий, корпеть над разными сочинениями и отмечать угольные месторождения на географических картах. Но почему он любил учиться, Ари объяснить бы не сумел. Даже многочасовые сессии с психотерапевтом не могли заставить его признаться себе в том, что он просто искал одобрения отца, его внимания, любви.

Капитан объявил о скором приземлении. Вот-вот начнет закладывать уши, чего Ари терпеть не мог. Дядя Мсто, до этого на зависть Ари беспробудно спавший, встрепенулся и начал резко оглядываться по сторонам.

– Уже все? Так быстро?

– Быстро для тех, кто имеет уникальную суперспособность спать в любом месте и в любой позе. – Ари усмехнулся.

– Говорил я тебе, возьми подушку для шеи. Спал бы как убитый.

– В другой раз, – отмахнулся Ари. – У нас есть вообще какой-то план? Нам тут даже в гости сходить не к кому.

– Для начала давай доберемся до отеля и отоспимся, – остановил дядя Мсто племянника. – После уже разберемся. Думаю, тут мы можем просто прогуляться по городу и дойти до мечети, которую так хотел увидеть Шиван.

– Езид, мечтавший посетить мечеть. – Ари демонстративно приподнял брови и покачал головой. – А сам еще упрекал меня в том, что я оторвался от корней.

Лишь проспав почти двенадцать часов, дядя Мсто сумел заставить себя выбраться из кровати. Постоянное пребывание в пути начинало на нем сказываться. Прогуливаясь с Ари по северной части Тегерана, считающейся наиболее престижной, он неустанно жаловался на здоровье, ненадолго прерываясь на то, чтобы восхититься местными домами.

– Умеют эти персы строить, – замечал он, приглядываясь к очередному новому зданию. – И почему у нас так не делают? Посмотри, какая красота.

– А мне нравятся ереванские дома из туфа, – не соглашался Ари.

– Так Ереван – еще не вся Армения.

– Думаю, и Тегеран – не весь Иран.

– И все же архитектура здесь замечательная, – настаивал дядя Мсто, снова остановившись, чтобы рассмотреть внимательно замысловатые барельефы уже на другом здании.

Ари, которого не впечатлял загрязненный город и отсутствие нормальных пешеходных зон, был настроен более скептически:

– Я даже не уверен, что это все строят местные. Возможно, проект турецкий.

– Если так, то даже при всей моей нелюбви к туркам должен признать, что построено отлично.

Дядя Мсто во время прогулки по городу делал фотографии, изучал на ощупь практически все, что ему нравилось, и покупал в местных лавках то варенье из роз, то мороженое с шафраном. Все ему казалось важным попробовать, раз по воле умершего брата их каким-то образом сюда занесло. Каждой проходившей мимо девушке он поглядывал вслед и нахваливал красоту не только местных строений, но и дам.

– Что за женщины, – шептал он, косясь на симпатичную иранку с миндалевидными ореховыми глазами, чей платок еле держался на голове. – Был бы я моложе и не женат…

– Ты все равно был бы езидом, – смеялся Ари. – И какая мусульманка бы на тебя посмотрела?

Женщина, словно поняв, что говорят о ней, чуть подтянула платок, перекинула его край через плечо и направилась от них прочь. Ари, проследивший взглядом за каждым движением ее тонких пальцев, увидел в этом не стремление набожной женщины скрыть себя от мужчин, а отсутствие интереса именно к ним. Набожность тут одобряли, но жила она явно не во всех. Иногда платок, как будто случайно слетающий с головы на плечи, лучше показывает уровень религиозности местных, чем любые официальные документы и социальные опросы.

– Далеко нам еще до мечети? – Дядя Мсто закончил фотографировать очередной дом. – Ну сколько же здесь мрамора везде – наверное, он тут копейки стоит.

– Точно больше, чем в России. – Ари указал в сторону мечети. – Вон там это уже она виднеется.

– И чего твоему отцу она сдалась? Все мозги мне проел в последние годы. Постоянно звал ради нее сюда поехать.

– Почему не поехали?

– Да как-то все времени не находилось. – Дядя Мсто сжался, будто в том была его вина. – Он не сдавался, говорил, что вот в следующем году обязательно поедем.

– Не думал, что ему так интересны мечети и ислам.

Дядя Мсто задумался, прокручивая в голове все, что знал о брате. В последнее время он сомневался, что знал его достаточно хорошо.

– Он вообще мало чем делился. Всегда все в себе держал. Возможно, дело было даже не в религии, я не помню, чтобы он когда-либо был религиозным. Кто знает, как ему в голову пришла мысль, что его прах нужно развеять в Ираке.

– Еще бы он знал, сколько проблем мне этим доставит. – Ари был вынужден принести в морг поддельную справку о том, что прах будет погребен на одном из московских кладбищ.

Дойдя до мечети Имамзаде Салеха, Ари и дядя Мсто замерли. Два минарета и купол возвышались над ними, подчеркивая небо. Переходы одного оттенка синего в другой, в зеленый и бирюзовый наводили на мысль о том, что архитектор вдохновлялся морскими водами.

– Тоже скажешь, что невероятная красота? – поддел Ари дядю.

– Я хоть и езид неверный в глазах тех, кто это построил, но скажу честно – красиво! Смотришь и думаешь: что-то в этом есть. И на минуту даже стыдно становится за такие греховные мысли, да простит меня Ходэ.

– Разве не ты постоянно говорил, что Бог един?

– Он, может, и един, что не запрещает нам входить в его дом, будь он христианским или мусульманским, но надо помнить, что сами мусульмане – это те, кто нас всегда преследует. Стоит ли очаровываться их культурой?

Историю о том, что всю свою жизнь езиды подвергались гонениям, в особенности от мусульман, Ари знал как истину, вбитую в его голову с детства. Одноклассников и позже однокурсников из мусульманских семей он сторонился, чувствуя в них угрозу. Порой это были вполне милые и довольно безобидные люди, но история семьи, вшитая в его ДНК, учила настороженности. Ари никогда не выказывал неприязненного отношения к ним, но подсознательно стремился держаться от них как можно дальше. Тем непонятнее ему было, почему отец хотел побывать в мечети Имамзаде Салеха. Еще непонятнее – как на это решился дядя Мсто, который еще пару лет назад убивался из-за поступка дочери, которая когда-то была его отрадой, а теперь стала воплощением несбывшихся амбиций. Во время учебы в Германии она встретила местного немца турецкого происхождения и выскочила за него замуж, несмотря на запрет родителей, проклятия дальних родственников и судьбу изгоя в езидском обществе.

Ари стянул кроссовки у входа в мечеть и вошел в золотое свечение, образованное бликами огромной хрустальной люстры в виде конуса. Под ногами Ари чувствовал мягкий ворс персидских ковров. Оглядываясь по сторонам, он с восторгом ребенка подмечал природные узоры, переданные в интерьере. Стараясь не коснуться случайно людей, погруженных в совершение намаза, Ари пробирался к огромной надписи, сделанной светлой краской на темно-синем фоне. Наверное, это была какая-то сура из Корана. Ари не знал, что она значит и была ли она действительно из священной книги. Его манила красота линий. Эстетика ислама завораживала Ари, несмотря на то что многие каноны этой религии были ему не близки. Надпись горела огнем, призывая проникнуться ее содержанием. Ари продолжал завороженно смотреть, пока не понял, что он единственный, кто так стоит. Даже дядя Мсто присел рядом на ковре. Ари присоединился к нему, раздумывая над тем, что, быть может, Сона, дочь дяди Мсто, была увлечена исламом не меньше, чем своим мужем. Когда он видел ее последний раз в Берлине, куда с трудом попал на научную конференцию, ему не показалось, что религию ей навязали. Сона все пыталась хоть кому-то из родных, еще поддерживавших с ней связь, объяснить свою позицию.