Эльвира Барякина - Женщина с большой буквы «Ж»
Я взяла ручку и написала ответы самой себе:
1. Твое любимое блюдо? — Семечки. Только их я могу есть в неограниченном количестве.
2. Твой любимый актер? — У меня их три: великий слепой Гердт, великий немой — Чарли Чаплин и великий глухой — Ронский-Понский.
3. Кто из учителей тебе больше всех нравится? — По литературе — Лев Толстой, по истории — Уинстон Черчилль, по природоведению — Иисус Христос.
4. Твоя любимая машина? — стиральная.
5. Кем ты хочешь быть, когда вырастешь? — Я уже могу вырасти только в объеме. Хочу быть стройной газелью.
6. Если бы у тебя был миллион рублей, что бы ты сделала? — Ремонт в ванной.
7. Опиши, какой мальчик тебе нравится? — У него бритая башка, татуировка на бицепсе и хорошая улыбка.
8. Твое пожелание хозяйке анкеты — Ошибки считай за улыбки. И все будет хорошо.
РЕБЕНОК И УХОД ЗА НИМ
13 декабря 2005 г.
В мои свадебные планы вмешалась мировая закулиса. Двоюродная сестра Зэка, Агнесса, укатила на театральный фестиваль и оставила на него трехгодовалую дочку Памелу Пайпер, в просторечии именуемую Пи-Пи.
Утром в субботу меня разбудил телефонный звонок:
— Это твой жених. Что получится, если ребенок налопается туалетной бумаги?
— Ребенок с самоподтирающейся попой.
— Да-а, тебе смешно! Чё делать-то?
— А я откуда знаю? Спроси Кевина.
Через десять минут Зэк снова перезвонил.
— Кевин велел сдаваться властям. Мардж!
— Что?
— Приезжай ко мне!
— Да чем я-то тебе смогу помочь? Я вообще в детях ничего не понимаю.
— Лучший друг — не тот, кто вытащит тебя из тюрьмы, а тот, кто сядет вместе с тобой.
На том конце провода послышался грохот и животный вопль.
— А-а! — заорал Зэк. — Пи-Пи кошку пылесосит!
Зэкова племянница оказалась прелестным кареглазым существом: взрослая футболка до пола, в руках — банка сгущенки.
Сгущенка также имелась на паласе, на кошке и на всей мебели.
— Пи-Пи отказывается есть что-либо другое, — вздохнул Зэк. — Пришлось дать.
— Я люблю дядю! — проворковала Пи-Пи и щедро полила его ноги сгущенкой.
Совместными усилиями нам удалось ее отмыть, причесать и нарядить в приличное. Браться за кошку мы не рискнули: она забилась за унитаз и истерично шипела.
— Пошли на пляж, — предложила я. — Так хоть квартира останется целой. А кошку запрем в ванной: она успокоится и вылижется сама.
— А что будет с кошкой, если она нажрется сгущенки? — спросил Зэк.
— Попа слипнется. Заодно у Агнессы решится проблема кошачьего туалета.
Сначала Пи-Пи бегала по пирсу, потом каталась на качелях, потом лепила куличики.
— Все-таки детям нужен воздух, — сказал Зэк, блаженно обмахиваясь бейсболкой.
Пи-Пи зачерпнула пригорошню песка и посыпала себе на голову.
— А-а! — взвыла я. — Прекрати сейчас же!
Зэк сунул мне бутылку воды.
— Надо ей голову промыть!
Полностью очистить ребенка от песка нам не удалось.
— Ты коза! — бушевал Зэк. — Привели тебя на пляж, хотели тебе океан показать… А ты…
— Кушать! — перебила его Пи-Пи.
Мы расположились у линии прибоя. Зэк усадил девчонку на полотенце, я достала ложку и яблочное пюре.
— На, ешь!
Пи-Пи смотрела на меня доверчивым взглядом.
— Давай, за маму, за папу! Тебя что, как маленькую покормить?
— Ага!
Пи-Пи открыла рот, как галчонок, и закатила глазки. Я попыталась сунуть ей ложку пюре, не попала и капнула на кофту.
— Блин! Да что ты делаешь?! — рявкнул Зэк.
— А что я — специально, что ли?
— Ы-ы-ы! — Услышав наши слова, Пи-Пи зарыдала и аккуратно сложилась пополам: лицом и грязной кофтой в песок.
— Ты знаешь, кажется, я придумала, где нам взять няньку, — сказала я, когда мы подошли к машине. Под дворником на ветровом стекле лежала реклама фитнесс-центра:
— Современные тренажеры.
— Индивидуальные и групповые занятия.
— Детский клуб.
Первое посещение бесплатно.
— Детский клуб — это такое место, куда можно сдавать ребенка на время тренировки, — пояснила я. — А тренироваться можно до-о-олго.
Мы сходили на все занятия — от аэробики до танца живота. Пи-Пи тоже была довольна: она научила детей в клубе плеваться. Когда мы ее забирали, у воспитательницы был такой вид, будто она пережила наводнение.
— Нам у вас очень понравилось, — сказал Зэк. — Мы обязательно придем еще раз.
ВЕЛИКИЙ ГОТФРИ
1993 г.
Муж № 2 завелся у меня в 1993 году.
В сентябре я получила письмо от бабушки Вероники Захаровны:
«Я собралась помирать, у меня все готово, только тебя нет».
Ниже мне повелевалось прибыть на ее день рождения.
Москва изменилась, как меняются люди, пришедшие с войны.
Деньги исчислялись в тысячах. В переходах расцвели ларьки. По улицам ходили деловитые батюшки в болоньевых куртках поверх подрясников.
Несмотря на твердое намерение помереть, бабушка заказала мне кучу таблеток от ее любимых заболеваний.
— Если что, завещаю их Таисье Петровне. Таечка мне тоже дает свою гомеопатию попробовать.
В бабушкину квартиру уже понаехало огромное количество родни, и мне пришлось остановиться в гостинице. Я понятия не имела, что подарить — идти с одними таблетками было неудобно.
— Купи что-нибудь вкусное, — посоветовала мама. — Сейчас в Москве с продуктами напряженка — вот и побалуй старушку.
С утра я отправилась на рынок, где мне удалось раздобыть синюю птицу счастья — прекрасную курицу-аскетку. До метро «Баррикадная» я добралась безо всяких приключений. Вышла на свет божий… И тут меня остановил дядя в каске и с автоматом.
Он посмотрел на куриные ноги, торчащие из пакета, и потребовал паспорт. Рация на его груди забубнила.
— Второй слушает! — отозвался дядя. — Да, поймал какую-то суку. Она еду в Белый дом несет.
Из его слов я поняла, что в Москве произошел антиконституционный переворот и что враги засели в Белом доме.
— Слушайте, я иду кормить бабушку, а не ваших врагов, — сказала я. Но страж демократии не поверил.
На наши крики слетелось еще несколько вооруженных орлов. Мне сообщили, что я шпионка, предатель Родины и продажная женщина. Но тут их позвали кого-то бить, и они, забрав мою курицу и таблетки, исчезли за поворотом.
Я отошла в сторонку, села на лавочку и принялась рыдать.
— Хочешь водки? — спросил меня кто-то по-английски.
Лýка Готфри делал деньги на войнах и революциях. Чуть где жопонька произойдет — он хватал камеру и мчался все фотографировать. Симки его печатались по всем центральным СМИ — от Fortune до Los Angeles Times.
В Россию Лука приехал с неделю назад. Профессиональное чутье подсказывало ему, что жопонька не за горами, и он целыми днями носился вокруг Белого дома, щелкая конную милицию и баррикады. Изъятие курицы тоже было заснято во всей красе.
Мы сидели на лавочке, хлестали водку из горла и закусывали батоном. Утешая меня, Лука много говорил и махал руками. Большой, загорелый, чуток пузатый и в дымину пьяный… Стрижка смешная — что-то вроде каре на пробор.
Батон и водку ему подарил какой-то социально-активный студент и велел пить ее «для тепла и храбрости».
— Очень хорошие люди здесь живут, — сказал Лука. — В прошлом году я снимал бунт черных в Лос-Анджелесе, думаешь, мне кто что поднес?
Он нравился мне до умопомрачения. Бывают такие уютные люди — с ними тут же море становится по колено. Я смотрела на него и гадала по пуговицам на его куртке: пристать, не пристать, пристать, не пристать, пристать… А вдруг он подошел ко мне только потому, что «некрасивых женщин не бывает, бывает мало водки»?
— Мне пора, меня бабушка ждет, — сказала я, поднимаясь. Нужно было уйти, пока он не протрезвел.
— Я тебя провожу, — с готовностью отозвался Лука. — А то здесь сейчас опасно ходить: кругом патрули.
У бабушки тем временем собралась вся родня. Дядя Володя пытался смотреть телевизор, чтобы «знать, что происходит в стране», но тетя Вика постоянно загораживала ему экран, а бабушка так громко описывала свои будущие похороны, что все равно ничего не было слышно.
После рассказа о случившемся Лука был принят в семью.
— Ты хоть и вражья морда, но все же порядочный человек, — говорил дядя Коля и дружелюбно бил Луку по спине.
Тот ничего не понимал, но тоже бил дядю Колю. Весь мир казался ему раем: хорошие люди рядом, государственный переворот под боком — что еще надо для счастья?
Бабушка вытащила меня в коридор.
— Женатый? — спросила она, показывая глазами на Луку.
— А я откуда знаю?
— Ну и балда, что не знаешь! Мужчинка видный: глянь, как котлеты ест — любо-дорого посмотреть.
Домой нас с Лукой никто не отпустил.
— Слышать ничего не желаю! Будете ночевать здесь! — кричала бабушка и демонстративно вынимала из уха слуховой аппарат.
