Джессика Андерсон - Лицедеи
Шаги и голоса в холле заставили Сильвию быстро взглянуть на закрытую дверь. Гарри приехал. Сильвия чувствовала, как радость заливает краской ее лицо. Она снова обернулась к отцу и увидела, что он открыл глаза и смотрит на нее не узнавая.
— Я — Сильвия, — сказала она. Отец схватил со столика очки и надел. В детстве, когда отец приходил домой, он смотрел на нее с такой же нежностью, с таким же удивлением. Это входило в правила игры. «Кто это тут такой? Может, заблудившийся цыпленок? Нет, это маленькая темнокрылая пташка прилетела из зарослей…» Сильвия встала и прижалась щекой к щеке отца. Она почувствовала, как отец неуклюже похлопывает ее по спине, будто вместо руки у него была палка с круглым набалдашником, набитым ватой; Сильвия прижималась к щеке отца, по ее лицу текли слезы, она так растерялась, что не знала, как с ним заговорить: из-за немоты отца она забыла, что его слух не пострадал. Вспомнив наконец, что отец слышит, она с облегчением откинулась на спинку стула, засмеялась и вытерла слезы.
— Я плачу не потому, что ты болен. Первое, о чем я подумала, как мало ты изменился.
Отец явно был растроган. Но Сильвия заметила, что он снова и снова одобрительно кивает, и вспомнила эти кивки. Они означали, что отец принял решение.
Нежность улетучилась, Сильвии стало страшно. Опущенный левый угол рта придавал лицу отца злобное выражение, странно знакомое Сильвии, потому что таким она видела отца в своих снах-кошмарах во время перелета.
Встревоженная полуулыбка скользнула по губам Сильвии и тут же исчезла. Она ласково наклонила голову:
— Сидди пришлось ненадолго уйти домой. Но Гарри здесь. Грета просила сказать тебе.
На лице отца появилась мрачная усмешка, будто он говорил: «Так-таки просила, да неужели?» Ее страх обратился в решимость: ни за что не станет она оружием в битве отца с Гретой. Убедившись, что между ними действительно идет битва, она поняла, хотя, наверное, не до конца, что имела в виду Грета, когда говорила о чудовищности затеянной Джеком борьбы. Отец неловко, всем телом, повернулся, и Сильвия увидела, что его лицо покрылось красными пятнами, кустистые брови сошлись на переносице.
— Можно я помогу?.. Хочешь?..
Джек попытался подняться, не сумел и схватил колокольчик. Но прежде чем он позвонил, открылась дверь и вошел Гарри. Глаза Гарри и Сильвии мгновенно встретились, Гарри улыбался, и Сильвия поняла, что он шел к ней; звенящим от волнения голосом она с трудом выговорила:
— Ах… Гарри… ты не поможешь мне?..
С полным знанием дела Гарри тут же показал, как соединить руки под коленями Джека и у него за спиной. Они приподняли Джека, он смотрел прямо перед собой и не обращал на Гарри ни малейшего внимания.
Как только Сильвия и Гарри усадили Джека, он оттолкнул Гарри, оттолкнул беззлобно, легким ударом здоровой руки, будто смахнул пыль. На лице Гарри не дрогнул ни один мускул; он И Розамонда всегда были с Джеком безупречно вежливы.
Поговорим попозже, — сказал Гарри, обращаясь к Сильвии, и, повернувшись к Джеку, добавил: — Если что-нибудь понадобится, я буду здесь, пока Сидди не вернется.
— Мы даже не поздоровались, — со смехом крикнула Сильвия, когда Гарри закрывал дверь.
Сильвия перестала существовать для отца. Он приводил себя в порядок, глядя в зеркало на стене. Сильвия попыталась ему помочь, но он не желал ее замечать, и Сильвия поняла, что впала в немилость, так как видела непорядок в его одежде. Джек распустил узел галстука; терпеливо и старательно он орудовал здоровой рукой, а иногда и зубами, пытаясь завязать галстук так, как ему хотелось. Когда отец и Молли тщательно одетые (всегда слишком рано) ждали гостей у себя в Бервуде, отец снова и снова подходил к зеркалу над каминной полкой, внимательно разглядывал свои глаза, поглаживал лацканы пиджака, с необычайной осторожностью пробегал рукой по напомаженным волнистым волосам и поправлял узел галстука.
Отношение отца к одежде осталось неизменным и в доме Греты. Став старше, Сильвия поняла, что, прикасаясь к своему дорогому костюму, к импортному шелковому галстуку, к тщательно подстриженным волосам, отец производил торжественный смотр вещественным доказательствам своей победы над братьями.
Джек успешно не замечал Сильвию. Не видеть и не слышать — это был его любимый способ наказания неугодных. «Пусть немного попотеют», — часто говорил он. Изгнанная из его поля зрения, Сильвия наблюдала за отцом и не без горечи размышляла, как могло случиться, что человек, способный уделять такое пристальное внимание себе самому, прожил с женой больше двадцати лет и не заметил, что она не умеет читать и писать. Наконец Джек привел себя в порядок, воротник и плечи пиджака снова были на месте, волосы причесаны, галстук завязан. Джек подвинул к себе алфавит, ручку и кивнул Сильвии. Указывая ручкой буквы, он спросил Сильвию: «Как ты справляешься?»
— Справляюсь с чем? — растерялась Сильвия.
Несколько мгновений Джек недоверчиво смотрел на дочь, потом указал ручкой на букву «д». Сильвия удивилась, что не догадалась раньше.
— Ой, — воскликнула она, глядя, как отец указывает на остальные буквы. — Как я справляюсь с деньгами? Прекрасно. У меня есть все что нужно. Поэтому спасибо, если ты хочешь предложить мне деньги, спасибо, но деньги мне совершенно не нужны.
Сильвия подняла с пола сумку и бесцельно перерывала ее содержимое, тщетно пытаясь успокоиться. Она подняла глаза, только когда отец дважды резко ударил по столику. Но он улыбался, он был исполнен дружелюбия: «У миня много».
— Правда? — спросила она. — Это очень хорошо.
Внезапно Сильвию охватило отвращение. Она вдруг поняла, что ей трудно разговаривать с родителями, потому что они так и не признались себе, что она оторвалась от них. Из страха, из чистой вежливости, из нежелания доставлять себе неприятности или, быть может, просто из робости они делали вид, что ничего не случилось, продолжали играть свои старые фальшивые роли и не могли переключиться ни на что другое. Пелена мгновенно спала с ее глаз, как бывало всегда, когда ее охватывал гнев. Хотя дело было не в гневе, а в ее непреклонной решимости сбросить старую фальшивую маску, разделаться с ложью, воскресить правду. Она не знала, с чего начать, слова пришли сами собой.
— Папа, ты знаешь, что мама не умеет читать и писать?
На лице Джека промелькнуло изумление, потом лицо его словно опустело. Он больше не смотрел на Сильвию, его взгляд устремился в окно.
— Ничего не поделаешь, я тоже не знала. А Стюарт знал. Он заметил, когда был маленьким.
Джек снова разглядывал Сильвию. Он все еще держал ручку. Неуверенно он составил ответ: «Я знал».
Но Сильвия заметила его изумление и не сомневалась, что отец лжет. Они снова надели маски.
— Ты, наверное, устал. Хочешь, чтобы я ушла? — спросила она.
Сильвии пришлось повторить вопрос, прежде чем отец кивнул. Когда Сильвия закрыла за собой дверь, у нее в глазах стояли слезы. Из холла доносились голоса Гарри и Греты. Под аркой стоял мужчина, которого она заметила на Мэкли-стрит. Сильвия улыбнулась: — Гай!
— Мама сказала, что ты меня узнала. — У Гая был ломкий, надтреснутый, но довольно приятный голос.
— Не вполне, — сказала Сильвия. — Купил ты пирожное?
— Я просто слонялся по улице, — ответил Гай. — Разглядывал сладости, одежду, драгоценности. Ты наверняка уже слышала, что я безнадежен.
Сильвия, все еще улыбаясь, повернулась к Гарри:
— Мы даже не поздоровались.
— Да, не вышло. — Кивками в сторону Гая и Греты, насмешливым тоном Гарри хотел сказать Сильвии, что судьба продолжает играть с ними в ту же игру.
— Как ты нашла Джека? — вмешалась Грета.
— Меня поразило, что он ухитряется делать столько движений. Мне кажется, он все еще очень… — Сильвия сделала неопределенный жест рукой, — очень…
— Очень какой? — спросила Грета.
— Сильный.
— Да, он сильный человек, — сухо подтвердил Гарри.
— Удалось ему что-нибудь тебе сказать? — продолжала Грета.
— О да. — Сильвия вздохнула.
— Как раз перед твоим приходом у нас здесь началась ссора, — сказал Гай.
— Ничего подобного, — возразила Грета.
— Мать продала ковры.
— Они в чистке.
— Я даже не заметил, что ковров нет, — удивился Гарри.
— Где тебе заметить, — заявил Гай. — Но уж кто наверняка бы заметил, — Гай повернулся к Сильвии, — так это твой отец.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала Сильвия.
В коридоре она услышала, как Гарри спросил Грету:
— Мама, ты правда продала ковры?
Сильвия вышла в сад позади дома. Под цветущей сливой она бросила сумку и легла на траву. И только тогда поняла, что, сказав отцу о неграмотности Молли, выдала тайну, которую мать хранила с огромным трудом.
Сильвия вышла из дома в надежде, что Гарри присоединится к ней, но, услышав шаги в траве, поняла, что идет Гай. Он остановился рядом и смотрел на нее сверху вниз, его темная голова и плечи на фоне нежного облака цветов настолько резали глаза, что Сильвия испугалась, будто впервые увидела, как груба человеческая плоть. Гай сел на траву рядом с Сильвией, поднял голову и взглянул на дерево.
