Джессика Андерсон - Лицедеи
— Очень какой? — спросила Грета.
— Сильный.
— Да, он сильный человек, — сухо подтвердил Гарри.
— Удалось ему что-нибудь тебе сказать? — продолжала Грета.
— О да. — Сильвия вздохнула.
— Как раз перед твоим приходом у нас здесь началась ссора, — сказал Гай.
— Ничего подобного, — возразила Грета.
— Мать продала ковры.
— Они в чистке.
— Я даже не заметил, что ковров нет, — удивился Гарри.
— Где тебе заметить, — заявил Гай. — Но уж кто наверняка бы заметил, — Гай повернулся к Сильвии, — так это твой отец.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала Сильвия.
В коридоре она услышала, как Гарри спросил Грету:
— Мама, ты правда продала ковры?
Сильвия вышла в сад позади дома. Под цветущей сливой она бросила сумку и легла на траву. И только тогда поняла, что, сказав отцу о неграмотности Молли, выдала тайну, которую мать хранила с огромным трудом.
Сильвия вышла из дома в надежде, что Гарри присоединится к ней, но, услышав шаги в траве, поняла, что идет Гай. Он остановился рядом и смотрел на нее сверху вниз, его темная голова и плечи на фоне нежного облака цветов настолько резали глаза, что Сильвия испугалась, будто впервые увидела, как груба человеческая плоть. Гай сел на траву рядом с Сильвией, поднял голову и взглянул на дерево.
— Среди этих цветов видны головки маленьких херувимов.
Слова Гая помогли Сильвии представить себе, каким женщинам он нравится.
— Цветы хороши и без херувимов, — сказала она.
— Жаль, что матери придется расстаться с садом.
— Кто сказал, что придется?
— Сама расстанется, если так пойдет дальше. Ковры с пола — только начало. Кончится тем, что все пойдет с молотка, а Грозный Командир будет посиживать в кресле и царствовать среди развалин.
— Надеюсь, до крайности дело не дойдет.
— Кто этому помешает? Ты?
Сильвия села и подняла руки, поправляя прическу.
— Рози и Гарри без конца восхищаются, какая ты справедливая, — сказал Гай, — какая умная, да еще бессребреница и так далее, все в том же духе. Но я-то считаю, ты просто изворотливая.
Сильвия с любопытством взглянула на Гая. Из-за нависавших бровей и чересчур пухлых губ он казался глуповатым.
— А может, и бесчувственная, — добавил Гай.
Его улыбающееся лицо приблизилось к ней чуть не вплотную.
— Как и ты, Гай, — мгновенно, не раздумывая, выпалила Сильвия. Она встала и взяла сумку, в это время Гарри открыл кухонную дверь и пошел к ней по траве. Гай застонал, опрокинулся на спину и уперся обеими ногами в ствол сливы. Гарри остановился около его головы.
— Гай тебе сказал? — спросил он Сильвию.
— Что сказал?
— Тебя зовет отец. Мама попросила Гая передать тебе.
— Я забыл, — пробормотал Гай. — У меня было важное дело, я пытался ее охмурить.
Сильвия и Гарри пошли по траве назад к дому, Гарри положил руку на плечи Сильвии. — Правда пытался?
Сильвия рассмеялась так радостно, что сама удивилась.
— Гаю нужен подручный для его делишек.
Прижимая Сильвию к себе, Гарри вел ее не к крыльцу, а к кухне, и как только за ними закрылась дверь, обнял и поцеловал.
Сильвия засмеялась и с облегчением вздохнула. Они снова поцеловались, потом еще и еще. Наконец они отстранились друг от друга, но Сильвия задержала руку на плече Гарри, она смотрела ему в лицо и улыбалась.
— На этот раз изменились мы оба.
— Куда подевалась твоя африканская прическа?
— Она мне надоела.
— Когда я услышал, что ты возвращаешься, не мог поверить своему счастью. Как раз когда ты мне так нужна.
Сильвия сняла руку с плеча Гарри.
— Боюсь, если я тебе так нужна, ты скоро разочаруешься.
— Нет.
— Разочаруешься. — Сильвия снова приблизилась к Гарри, но прикоснулась к нему только ладонью. — Мне нельзя было возвращаться. — Сильвия говорила почти шепотом. — Я все делаю не так. Говорю не то, что хочу. Хожу как пьяная.
— Вспомни, сколько ты летела.
— Неважно, я правда ничего не могу. Австралия — не для меня. Здесь все меня гнетет. Я лучше пойду. Отец…
— Погоди.
На этот раз Сильвия после поцелуя все еще улыбалась.
— Я думала, ты заведешь молоденькую девочку.
— Я думал, ты заведешь молоденького мальчика. Вроде того в Лондоне. Лет на восемь моложе тебя.
— Я думала, девочка будет лет на двадцать моложе тебя.
— Ты всегда была второй самой нужной мне женщиной на свете.
— Второй после Маргарет?
— Да. Ты не сердишься?
— Нет. Мне всегда нравилось… мне нравилось, что ты так сильно любишь Маргарет.
— Придешь ко мне вечером?
— Да. Только имей в виду, я тебя предупредила. Ты разочаруешься. Такой я и буду: как пьяная.
Сильвия быстро вошла в комнату отца. Перед Джеком лежал открытый телефонный справочник. Он указал фамилию, номер телефона и с помощью алфавита объяснил, что Сильвия должна связаться по телефону с Кейтом Бертеншоу и попросить его непременно прийти в понедельник. Отец путал буквы, но она поняла.
К телефону подошла женщина. Она была явно чем-то раздражена.
— Кейт только что вошел. Кто его спрашивает?
— Я звоню по поручению Джека Корнока. Меня зовут Сильвия Фоли.
— Ах, дочь. Сейчас спрошу, может ли Кейт с вами поговорить.
Указывая на буквы в алфавите, отец повторил свою просьбу: «Нипременно понидельник». Сильвия кивнула. В трубке раздался высокий неторопливый голос:
— Да? Говорит Кейт Бертеншоу.
— Мистер Бертеншоу, отец просит вас заехать к нему в понедельник.
— А в чем дело, миссис Фоли?
— Не знаю, мистер Бертеншоу.
— Что ж, скажите ему… сейчас соображу… скажите, что я постараюсь заехать во вторник.
Сильвия прикрыла трубку рукой.
— Он говорит — во вторник.
Живая половина рта Джека Корнока опустилась и стала похожа на мертвую. Джек взял ручку. Когда он указал на буквы п, о, н, Сильвия кивнула и сняла руку с трубки.
— Отец настаивает на понедельнике, мистер Бертеншоу.
— А вы действительно не знаете, в чем дело?
— Не имею ни малейшего представления, — ответила Сильвия.
— Тогда, наверное, лучше мне самому поговорить с ним.
— Он хочет поговорить с тобой, — сказала Сильвия, но отец оттолкнул трубку. Сильвия покачала головой: — Так мы будем переговариваться целый вечер. Выслушай его, пожалуйста.
Отец взял трубку, а Сильвия отошла к окну, она забыла, что могла бы этого не делать, так как отец хранил молчание. Джек Корнок сидел с невозмутимым видом, держал трубку у уха и рассеянно смотрел по сторонам. В этой позе, освещенный лучами заходящего солнца, он был так похож на самого себя лет двадцать — тридцать назад, что у Сильвии шевельнулась надежда услышать знакомый голос, веселый, теплый, несмотря на угрожающие нотки, звучавшие, даже когда отец шутил, разговаривая в ее присутствии со своими партнерами. Сильвия редко видела тех, с кем говорил отец, но благодаря обрывкам сотен услышанных разговоров она довольно четко представляла себе, как выглядят люди, интересовавшие отца. Встретив кого-нибудь из них, она говорила себе: вот кому звонит отец. В ночном клубе, где Сильвия разносила напитки, они подзывали ее, подняв палец. Те, кто в барах хватал Стюарта за пуговицу и рассказывал ему о подвигах отца, тоже принадлежали к этим людям, считала Сильвия, они только одевались похуже и зарабатывали поменьше. Но человек, говоривший сейчас с отцом, был совсем другого сорта, он ничем не напоминал прежних собеседников отца.
Джек Корнок больше не смотрел по сторонам. Он втянул голову в плечи, опустил подбородок на грудь. Сильвия поняла, что Бертеншоу наотрез отказался приехать в понедельник. Она думала, что отец попросит ее уведомить Бертеншоу о его недовольстве, но пока отец возился с телефоном, она услышала монотонные гудки и поняла, что Бертеншоу уже положил трубку. Сильвия вспомнила, как заканчивал отец те, прежние разговоры, с каким спокойствием, с каким глубоким удовлетворением кивал в заключение головой, и не могла не пожалеть, что сейчас с ним обращаются так небрежно. Она подошла к отцу.
— Пора, наверное, зажечь свет.
Здоровая рука отца все еще сжимала трубку. Он посмотрел на Сильвию невидящими глазами, и ей показалось, что его снова обуревает ярость. Но глаза ожили, будто отец очнулся от сна. Он оттолкнул телефон, поманил Сильвию рукой и вытащил из кармана плоскую прямоугольную коробочку, Сильвия открыла ее и вынула короткую нитку дешевого жемчуга. В ее непроизвольном «Ой!» смешались обида и удивление. Джек схватил ручку и с детским торжеством, указывая буквы в алфавите, «написал»: настоящий. Он показал на шею: ему хотелось, чтобы Сильвия надела бусы.
В комнату вошла Грета, она зажгла верхний свет и не сразу заметила жемчуг.
— Джек, — сказала она, — я не сомневаюсь, что сегодня ты будешь обедать с нами.
