Каори Экуни - Ты сияй, звезда ночная
Вот они, появляются предмет за предметом — пиджаки и джинсы, футболки, две пары туфель… Когда я наконец прихожу в себя и успокаиваюсь, я практически погребена под заполонившей кровать грудой шмоток Муцуки. Принимаю ванну. Съедаю салат. В нем — полным-полно редисок, вкусных, красных, маленьких, хрустящих. Только бы Муцуки поторопился, только бы поскорее пришел домой. Смотрю на часы — еще и одиннадцати нет.
Звонят в дверь. Открываю. Обнаруживаю стоящего на пороге Кона.
— Привет-привет, — говорит он, лицо — радостное, светлое, словно у пришельца из иных миров. — Классный денек, точно?
Пришелец скидывает туфли. Входит. Уютно сворачивается клубочком на диване.
— Принести тебе что-нибудь выпить? — спрашиваю. А что еще делать-то? Стою рядом с ним, прямо как официантка в ожидании заказа.
— Я буду апельсиновый сок. — Он отвечает сразу, будто только этого вопроса от меня и ждал. Улыбается. Он, судя по всему, совсем недавно вылез из постели, шелковистые волосы — еще спутанные со сна. — Только проследи, чтоб сок был свежевыжатый…
Я уже у холодильника, наклоняюсь за коробкой с апельсинами.
Сок, густой, как сироп, льется из соковыжималки, в которой я давлю апельсины, и липнет к рукам. Когда попадает под заусенцы, чувствительно пощипывает. Слизываю сок с кончиков пальцев, на вкус он горчит.
— Вот это жизнь. Болтаешься по дому, ни хрена не делаешь, рядом — хозяюшка, выходной…
— Только сейчас никакой не выходной. А я тебе не жена.
— Жалость какая. — Кон гнусно ухмыляется. — Эх, мне бы тоже жену…
Совершенно очевидно, что он и сам не верит в свои слова. Я смеюсь. Кладу в бокал немного льда и наполняю его апельсиновым соком.
— Жена? Да ведь это же женщина, хочешь ты или нет, — говорю.
Поразительно, как мгновенно посерьезнел Кон.
— Да. Наверное, ты права. Про жен мужского пола я сроду не слышал. Но я не всех мужиков подряд люблю — только Муцуки, — говорит он в лоб, словно в этом нет ровно ничего особенного.
— А, ну да… — Сердце мое на мгновение замирает. Мы с ним чувствуем совершенно одно и то же!
— Эй, эти апельсины — они что, калифорнийские? — Кон отворачивается, склоняется к своему высокому бокалу с соком.
— Ага. — Я понятия не имею, откуда эти апельсины, но киваю.
Вид у Кона удовлетворенный.
— Так я и подумал. Которые из Флориды — те не такие сладкие.
Идея навестить Муцуки в больнице принадлежала Кону. Кон сказал — они уже двенадцать лет как вместе, а он еще ни разу не видел, какую рожу Муцуки строит на работе. Я тоже не видела, отвечаю…
— На том и порешили, — заявляет Кон и небрежно так кивает. — Нет, мы совершенно стопудово туда отправляемся! И кстати говоря, прикинь, будет круто — его жена и парень заявляются к нему в гости одновременно!
Круто или не круто — меня волновало мало. Интересовало меня другое — каков Муцуки со своими пациентами? Хотелось взглянуть на него с профессиональной стороны.
На улицах почти никого не было, так что с автобусными пересадками проблем у нас не возникло. И вот оно, краснокирпичное здание больницы, словно дремлющее на послеполуденном солнце. Сообщаем свои имена молоденькой медсестре в регистратуре, она указывает нам в сторону холла.
— Садитесь, прошу вас, — говорит она деловито.
Испытываю острый приступ дежа-вю. Я абсолютно уверена — все это со мной однажды уже происходило.
Кон окидывает помещение острым, всепроникающим взглядом и еле слышно бормочет:
— Не самое приятное местечко для работы!
Я обозреваю множество людей в зале ожидания, пытаюсь угадать — что же они здесь делают? Вон тот, наверное, пришел на прием, а этот — просто навещает кого-то… Пациентов отличить легко, они все в больничных халатах, и на лицах у них у всех — одно и то же отсутствующее выражение.
— Боюсь, что доктора Кишиды в данный момент здесь нет. — К нам просеменила другая медсестра, постарше той, с которой мы говорили раньше. — Он должен вернуться через час или около того. Желаете его подождать или предпочитаете оставить сообщение?
Она смотрит на нас не мигая.
— Мы подождем. — Тон Кона не допускает возражений.
— Как угодно, — отвечает медсестра. Судя по голосу, она не слишком довольна.
— Извините, сестра, — останавливает ее Кон, когда она уже собралась уходить, — а как насчет того доброго доктора-гинеколога из дешевого сериала?
— Прошу прощения?
Сестра смотрит на нас с колоссальным подозрением, но Кону без разницы, он мило мурлычет:
— Доктор Дайскэ Какие. Он сейчас свободен?
Похоже, после этой фразы медсестра проникается к нам еще большим подозрением.
— Минутку, пожалуйста. — И она еле тащится назад в регистратуру.
Мы остаемся сидеть на диване, словно пара незваных гостей.
Проходит совсем немного времени — и я вижу стремительно идущего к нам по коридору доктора Какие, глаза его за стеклами очков горят неистовым блеском.
— Привет. Случилось что-нибудь? Не часто мы видим тебя здесь, в больнице!
«Тем более вместе с Коном». Это не произнесено, но висит в воздухе. Похоже, он тоже не слишком-то счастлив встрече с нами. Говорю ему — мы пришли посмотреть, чем Муцуки занимается на работе. Спрашиваю — как попасть в отделение для престарелых?
— Третий этаж. Но в процедурные заходить вам нельзя, — объясняет доктор Какие, идя впереди нас. — И никаких твоих маленьких приколов. Никаких. Совершенно никаких. Понял?
Кон посылает доктору Какие гневный взор.
— Ты за кого меня принимаешь? Конечно, пришел и начал прикалываться над несчастными больными стариками! Я тебе не хулиганистый первоклашка первый раз на экскурсии, усек? Так что хорош мораль читать!
— Прости, пожалуйста. Я ничего такого в виду не имел. Я просто хотел объяснить, ну, на всякий случай… — Доктор Какие — воплощенное смущение. Лицо его пунцового оттенка.
Лифт добирается до третьего этажа. Вслед за доктором Какие мы бредем анфиладой дверей через все отделение. Я начинаю серьезно нервничать, чувствую себя совершенно неуместной. Кругом — одни старики и старушки. Старики в халатах-юката смотрят телевизор в комнате отдыха, лысеющие старушки медленно, с трудом передвигаются мелкими шажками через холл, опираясь на палочки. Пространство, до предела заполненное стариками, целый этаж столь примечательных обитателей… Кон, я смотрю, тоже напрягся, но доктор Какие несется вперед все также стремительно, вот и нам приходится ускорить шаг, чтоб от него не отстать.
— Большинство пациентов этой палаты — под присмотром Муцуки, — сообщает он.
Палата — гораздо больше, чем я ожидала. Четыре ряда кроватей, по пять в каждом, все выстроены в строгом порядке.
— Ухты…
Кое-кто из больных, с помощью медсестер, обедает. Сестры, поразительно жизнерадостные, щебечут звонкими, чистыми голосами и одновременно засовывают пациентам в рот ложечки жидкой рисовой кашицы.
— Откройте ротик, вот так. Во-от, видите, как хорошо!
— А теперь еще разок. Ну, откройте ротик!
На каждого послушного старика, покорно открывающего рот, как ему велено, — старушка, которая, слабо мотая головой, отказывается есть. А на каждую старушку, что просит еще соленой редиски или чаю, — старик, бодрым голосом орущий, что он еще совершенно не голоден. Но голоса медсестер остаются все такими же бодренькими.
— Ну вот, откройте ротик. Ах, видите, как вкусно? Откройте ротик!
Застыв в дверях, мы изумленно наблюдаем за происходящим.
— Второй завтрак начинается в одиннадцать, но в этой палате он длится долго — случается, проходит целых два часа, пока все закончат, — тускло объясняет доктор Какие.
— Папаша, это что — внук ваш?
Кон завел разговор с вполне многообещающим на вид стариком, из тех, что отказывались завтракать.
— Так я и знал. Что-то он уже затеял, — мученическим тоном говорит доктор Какие.
Я, сама того не желая, хихикаю.
— Сын мой, — произносит старик, глядя на фотографию у кровати. — Сынок. Сынок это мой.
На цветной фотографии — ребенок, совсем малыш.
Кивая в сторону Кона, старушка на соседней кровати спрашивает старика:
— Правда? Он ваш сын?
— Ну да. Он тоже мой сын.
Ситуация принимает странный оборот. Кону лень спорить.
— А вы, верно, дочка его? — оборачивается ко мне старушка.
— Ясное дело. Она сестренка моя младшая, — сообщает Кон.
Младшая сестренка, каково?! Я прямо вскипаю в душе — а Кон со старушкой посылают друг другу улыбки, преисполненные радости. Во рту у нее не хватает двух зубов.
— Как мило! Такие славные братик с сестричкой!
Бормочу в ответ что-то неразборчивое, ни к чему не обязывающее. «Славные братик с сестричкой»! Он бы хоть сказал, что я — старшая его сестра!
К изголовью кровати старушки, совсем рядом с коротко остриженной головой, еле выглядывающей из-под многочисленных простыней, привязан пластмассовый стебель бамбука. С бамбука свисает оригами.
