Рут Рейчл - Чеснок и сапфиры
— Прямо сейчас! Я всегда хотела пойти в «21», но Эрнст считал, что мы не можем себе это позволить. Я мечтала об этом долгие годы. Сегодня мы это и сделаем.
— Я не одета для «21», — пробормотала Клаудия.
Цвет ее лица по-прежнему напоминал о яичной скорлупе.
— Почему ты не возьмешь с собой Майкла?
— С удовольствием взяла бы, если бы он был здесь, — ответила я, — но его нет. Он в Арканзасе, работает над еще одной статьей о деле «Уайтуотер».
— Думаю, ты должна взять с собой другую подругу, которая с удовольствием с тобой отобедает, — предложила Клаудия.
— Она бы с радостью пошла, — сказала я, — но не хочу, чтобы, увидев меня, она принялась причитать. Я хочу сделать это немедленно. Мы пойдем в «21» и потратим там кучу денег. Возьмем коктейли. Закажем икру. Я уже сделала заказ. Надень пальто, дорогая, мы выходим.
Моей матери никто не мог противостоять. Ощущая себя перевоплотившейся в нее, я схватила Клаудию за руку и подтолкнула к двери, не обращая внимания на её сопротивление.
Клаудия неуверенно поднялась по узким ступеням «21» и вошла в дверь с робостью, не характерной для нее. В маленьком вестибюле она все еще плелась позади, хватаясь за мою руку, словно желая, чтобы я повернула обратно.
В обеденном зале она тихо запротестовала.
— И это «21»? — спросила она.
Это был возглас разочарования. Она смотрела на скатерти в красно-белую клетку, длинную стойку, низкий потолок со свисавшей с него тысячей игрушечных автомобилей, аэропланов и шлемов. Ее рот недовольно округлился.
— Да это же просто пародия на дешевый итальянский ресторан, — взвыла она. — На вестибюль подземки. Кажется, что здесь ничего не изменилось со времен сухого закона.
— Думаю, что не изменилось, — подтвердила я, когда метрдотель повел нас в полутемное пространство в конце зала. — И считаю, что именно в этом кроется часть его очарования.
Клаудия недовольно фыркнула.
— Должно быть, это худший столик в помещении, — заметила она, когда метрдотель остановился. — Уверена, что все важные люди сидят впереди.
Она была права. Что бы на моем месте сделала мама? Я оценила ситуацию.
— Нам нужен мартини, — решила я и позволила матери начать действовать.
Властным жестом подозвала к себе официанта. Когда он наконец-то материализовался, я твердо изложила ему свое требование.
— Джин, — сказала я. — Сухой. С оливками. Встряхнуть, а не размешивать. Я предпочитаю очень холодный.
Ходить с матерью в ресторан было для меня ужасным испытанием. Суп никогда не был достаточно горячим, мясо постоянно пережарено, салаты — слишком украшены либо лишены украшений, температура — не той, что положено. Она все отправляла обратно. Каждый раз, когда мама устраивала скандал, мне хотелось залезть под стол. И вот теперь я снова была с ней в ресторане, и впервые это мне очень нравилось. Я смотрела на официанта, приближавшегося с мартини, и радостно отметила про себя, что напиток был не в треугольном бокале.
Неожиданно я услышала материнский голос, он исходил из моего рта.
— Мартини, — сказал этот голос, — никогда не бывает вкусным, если его подают не в том бокале. Но этого уже не исправить. Однако ваш мартини теплый, а это можно исправить. Отнесите его назад, пожалуйста, и принесите холодный мартини.
Официант красноречиво на меня посмотрел: кто-по-вашему-вы-такая, но я окинула его королевским взглядом матери, и он тут же передумал.
— Да, мадам, — вымолвил он.
Клаудия зачарованно наблюдала за этой сценой. Но Мириам этим не удовлетворилась.
— Это меню, — позволила я ей отметить, — ужасно. Холодная спаржа в качестве закуски за шестнадцать долларов! Кто тратит такие деньги?
— Моя дорогая, — Клаудия приподнялась на стуле, — это не твои деньги. Ты не будешь возражать, если я, вместо икры, закажу устрицы?
— Если тебе так хочется, — ответила я. — Что ты возьмешь на закуску?
— Стейк? — спросила она. — Это возможно?
— Пусть официант тебе что-нибудь порекомендует, — ответила я. — Пусть заслужит свои чаевые. Я возьму салат «Цезарь» и мясо под соусом тартар. И то и другое готовят на столе. Забавно будет посмотреть.
Официант дал ясно понять, что не заинтересован в двух пожилых дамах.
— Вам это не понравится, — коротко сказал он, когда я заказала мясо по-тартарски. — Это сырое мясо.
С его стороны это было крайне неразумно.
— Понравится, — сказала я, — но только если мясо будет нарублено вручную. Пожалуйста, предупредите шеф-повара, что если он нарежет мясо в процессоре, я ему отправлю его обратно.
— Да, мадам, — сказал он во второй раз.
Затем нам пришлось терпеть покровительственный тон сомелье.
— «Пино Нуар резерва»? — медленно повторил он похоронным голосом.
Я нарочно заказала одно из самых недорогих вин в меню. Он громко вздохнул.
— Очень хорошо, мадам.
Его манеры давали понять, что люди, тратящие на вино какие-то пятьдесят долларов, недостойны его внимания. Все с тем же скорбным видом, шаркающей поступью он отошел от столика. Я смотрела ему вслед с выражением, не обещавшим ничего хорошего следующему работнику ресторана, который приблизится к нашему столу.
Под горячую руку попал официант с устрицами на подносе.
— О, — сказала я, как только он поставил их на стол. — Устрицы мальпек.
Я принюхалась и удивилась:
— Подали с кетчупом и хреном, о чем они думали?
Я тронула вилкой одного несчастного моллюска.
— Ты не можешь их есть, — сказала я Клаудии и повернулась к официанту. — Их слишком давно вынули из воды.
— Откуда ты знаешь? — спросила Клаудия.
Я ткнула в круглое брюшко устрицы и посмотрела, как оно содрогнулось.
— Видишь, какая сухая, — сказала я. — В раковине устрицы должно было сохраниться много жидкости. Сухость может быть вызвана трещиной в панцире, или устрица открылась, в общем, это плохой признак. Все выдает цвет. Видишь, какой он тусклый? Когда устрицу достают из воды, она так и блестит. Она похожа на… — Я сделала паузу, подыскивая сравнение. — На лунный камень, — с этими словами я повертела перед ней материнским кольцом. — И чем дольше устрица находится вне воды, тем более тусклым становится ее цвет. Эта, как видишь, совсем не блестит.
Я отправила устрицы назад. Клаудия печально смотрела им вслед.
Затем я опустила ложку в биск с омаром и заметила, что суп жидкий и сладкий. Для моей матери любой суп был недостаточно горячим, и этот тоже не стал исключением. Я снова призвала официанта.
— Теплый суп не годится для еды, — заявила я. — Пожалуйста, отнесите на кухню и не возвращайтесь, пока он не закипит.
Он уже взял супницу, когда меня посетила еще одна мысль.
— И проследите, чтобы куски омара сначала вынули. Я откажусь от блюда, если омар станет жестким.
Он кивнул и унес сомнительный суп.
Мама обрадовалась бы, если бы ей удалось отвергнуть и спаржу. К сожалению, кроме цены — три доллара за штуку — я не нашла в ней изъяна. Но когда официант принес салат «Цезарь», мама внутри меня решила, что в нем слишком много анчоусов.
— Прошу прощения, — сказала я сладким голоском, — но в салате слишком много рыбы. Приготовьте мне другой.
Он яростно глянул на меня, очистил тарелку и принялся за дело.
— Стоп! — закричала я.
Официант замер с вилкой в руке.
— Вы уверены, что яйцо сварено всмятку? — спросила я.
— Да, мадам, — ответил он, в его голосе слышалось изнеможение, смешанное с ворчливым уважением. — Его варили точно одну минуту.
— Очень хорошо, — сказала я и пристально смотрела за тем, как он осторожно готовит приправу. — Будьте осторожны с этим сыром, — предупредила я, когда он почти заканчивал. — Переборщите, и блюдо будет испорчено.
Подняв на меня глаза, он осторожно припудрил салат тертым пармезаном, пока я не сделала знак, что этого количества будет достаточно.
— Теперь вам нравится? — тревожно спросил он, когда я положила в рот первую ложку салата.
Я почувствовала, как торжествующая улыбка матери раздвинула мне губы. Я наклонила голову, как это делала она.
— Превосходно, — сказала я. — Вы превзошли самого себя.
Взмахнула рукой, отпуская его, и отправила в рот следующую ложку «Цезаря». Официант покатил тележку от нашего стола, каждый мускул его спины, казалось, ощущал облегчение.
«Пожилой дамой быть чрезвычайно удобно, — говаривала мать. — Я могу попасть на любое бродвейское шоу, даже если написано, что все билеты проданы. Когда мне говорят, что билетов нет, я просто стою на месте. В кассе всегда есть парочка билетов, и в конце концов они их мне отдают, лишь бы только я ушла. Что им еще остается?» Я знала, что мама гордилась этим своим талантом так же, как гордилась способностью поставить на место официанта. Чего я не знала, так это того, что незаметно для себя усвоила все ее трюки.
