Дуглас Коупленд - Пока подружка в коме
– Спасибо.
– Когда я ее в первый раз увидела, ну, еще тогда, в коляске, то подумала, что она так и вырастет этакой пацанкой, твоей двойняшкой. Ты вот зато, дорогой, выглядишь, прямо скажем, хреновато.
– И за это тоже спасибо, Пэм. – Я начинал поглядывать на часы – пора было забирать Меган с катка.
– Ричард, ты только не уходи… Нет-нет, посиди еще, пожалуйста. Ты обиделся? Я ведь только про цвет лица… я не хотела…
– Извини, Пэм, мне правда пора…
Пэм на глазах сникла и была готова расплакаться. Я снова сел рядом и спросил, что случилось. Она всхлипнула и, глядя на сцепленные руки, ответила:
– Просто мне… мне так…
– Что, Пэм? Скажи.
– Одиноко, – почти шепотом.
– Понятно. Мне тоже.
Я обнял ее, и она опять всхлипнула.
– Как Гамильтон? Ты с ним видишься? Он счастлив?
– Вроде как да.
– А, ну-ну!
Тот самый медальон с волосами был по-прежнему на ней. Я предложил съездить за Меган вместе, и Пэм с готовностью согласилась.
Судьбе было угодно, чтобы Пэм очень скоро наткнулась на Гамильтона и Клео в музыкальном отделе «Парк-Рояла». Что-то клацнуло, замкнулось – и из магазина они вышли уже вдвоем, совершенно забыв о Клео. Сама же она, увидев Гамильтона и Пэм вместе, сразу поняла, что ей в этом раскладе места нет. Клео никогда раньше не видела на лице мужа такого выражения: неверие в происходящее, поклонение божеству, желание покорить остроумной шуткой, чувственное, похотливое обожание, восхищение – все это, определяемое безошибочно как любовь, обрушилось направленным лазерным лучом прямо на Пэмми.
Брак Гамильтона даже не распался, а рухнул, как взорванное динамитом казино. Через полгода был оформлен и официальный развод: Клео достался коттедж, а Гамильтон этаким бумерангом очутился снова в бесплатном жилье – родительском доме, в трех минутах ходьбы от Пэм. Как-то раз, ужиная у своих, я увидел в окно, как они слоняются по Рэббит-лейн. Каждые три шага поцелуй. Каждые пять шагов – нежные объятия. Влюбленный Гамильтон.
Возвращение Пэм здорово повеселило всех нас. Чего стоили одни ее байки о светской жизни: секс, наркотики, каннибализм. Ее карьере в шоу-бизнесе пришел конец, но ей, похоже, было на это совершенно наплевать.
– Куда лучше быть здесь, в этой дыре, с вами, ребята, – говорила она.
Я спросил Пэмми, чем она собирается заниматься дальше. Оказалось, что план у нее уже есть. Она решила устроиться по гримерной части на одну из штатовских теле– или киностудий, много снимавших здесь, в своих ванкуверских филиалах. Впоследствии выяснилось, что это была лучшая бизнес-идея из всех, когда-либо нас посещавших.
А как же Карен? Ни живая, ни мертвая все эти годы, уже почти стершаяся из памяти людей – незрячая, хрипло дышащая, высохшая, в своем инвалидном кресле, в фальшивой полуодежке, маскирующей не прикрытую пледом часть тела… она вдруг поворачивает голову, ее глаза загораются, оживают – и вот она целых три секунды видит в окно небо и облака, на краткий миг возвращается она в мир живых, вот только рядом никого нет, никто ничего не узнает. Карен возвращается на темную сторону Луны. Мы так и не знаем, что она увидела тогда, в тот декабрьский вечер, и, по всей видимости, не узнаем никогда.
К началу девяностых вероятность того, что Карен очнется, выражалась отношением один к миллиарду. Один, но все-таки этот шанс оставался. Да, Карен, пожалуй, не «приносила пользы» обществу.
А вы скажите честно: многие ли ее приносят? Может быть, она уже выполнила весь свой долг. Она дала нам право и возможность надеяться. Она сохранила нам едва уловимый аромат уже ушедшей эпохи, она неустанно напоминала о том, что жестокость, грубость и крайности современности – это не то, каким мир должен быть. В нем должны оставаться теплые тихоокеанские дожди, куртки-«дутики», терпкое красное вино в кожаных бурдюках и очарование наивности.
11. Судьба банальна
Побродяжничав года четыре, Лайнус вернулся домой в конце девяносто второго. Стал он еще более замкнутым и молчаливым, чем раньше.
– Догадаться о чем-либо по выражению его физиономии – это своего рода упражнение по кремлинологии, – сказал Гамильтон, – а от прямых расспросов, сами понимаете, толку мало. «Эй, Лайнус, а что это ты в последнее время такой замкнутый? Слушай, в чем дело?»
Выяснить что-либо у Лайнуса оказалось действительно гиблым делом, и разговоры о его долгом отсутствии быстро сошли на нет. Словно он вышел купить сигарет и вернулся через пять минут.
Венди поужинала с Лайнусом через неделю после его тихого возвращения. Потом она доложила мне:
– Он совсем было ушел в себя и еще не до конца вернулся. Понимаешь, он говорил мне о дюнах, о льдах, о шоколадных батончиках и о поездках автостопом. Эти вещи можно воспринимать серьезно, если только сам бродяжничаешь или ищешь сезонную работу. Какие-то знаки, начерченные мелом, еще ерунда всякая…
Я завидовал Лайнусу, этому его путешествию в никуда, но никак не хотел поверить в то, что за все это время ему ничего не открылось. Я, да и Гамильтон – мы жили с надеждой на то, что наша жизнь рано или поздно вдруг одним скачком обретет смысл. Я… мы не становились моложе, но почему-то особо и не мудрели с годами.
Родители Лайнуса за пару лет до того перебрались на самый залив – в Бельвью, и в их тамошнем крохотном коттедже не было даже лишней комнаты. Соскучившийся по родным местам, Лайнус снял домик на Муайен-драйв – через четыре участка от своего старого жилья. На оплату жилья и на жизнь он зарабатывал починкой электрооборудования частным образом, не устраиваясь на постоянную работу. Его специализацией были электрические генераторы. Такая работа стала разочаровывающим продолжением романтического сериала о его былых странствиях.
Венди, искавшая любой предлог, чтобы не сидеть дома с жаждавшим излить на кого угодно злобу отцом, заходила к Лайнусу каждый вечер, отдежурив на отделении скорой помощи в Лайонс Гейт. Как-то раз во время празднования Хэллоуина мы увидели, как Венди подсела к Лайнусу на колени, и на ее лице мелькнула улыбка влюбленности. «Ну и слава Богу!» – порадовались все мы. Венди стала меньше времени проводить на работе; она снова влилась в нашу прежнюю компанию.
Как-то я натолкнулся на нее посреди Муайен-драйв. Она чуть не летела по воздуху, в руках ее был зажат какой-то пакет. Я спросил ее, что в нем, и она поспешила продемонстрировать содержимое, объяснив:
– Это кристаллическая друза серы, мне ее Альберт подарил.
– Альберт? Тьфу ты, блин, совсем забыл, что Лайнуса так зовут.
– Правда, он лапочка?
Вскоре Венди переехала к Лайнусу, а летом они поженились – как и Пэм с Гамильтоном. Через неделю после свадьбы, в дождливый день, сидя с Венди в гостиной на каких-то коробках, я спросил ее, почему они с Лайнусом не оказались вместе раньше. Венди ответила:
– Знаешь, я всю жизнь боролась с одиночеством. Ежедневно. Потом оно зашло с тыла и вкралось в мои сны. Я стала думать, что меня заговорили, сглазили, заколдовали жрецы вуду, приговорив к вечному одиночеству. А Лайнус сказал, что, оказывается, его мучает то же самое! Знаешь, насколько легче мне стало? Меня вдруг осенило, что мы с Лайнусом в чем-то очень похожи.
Пэм прокомментировала это так:
– Они оба волки-одиночки. Вот наконец и нашли каждый себе подобного. К тому же им хорошо друг с другом, уютно. И вообще, кому какое дело?
В ту осень я тоже переехал к Лайнусу. Я потерял водительские права и был вынужден ездить на такси, что давало мне отличную возможность пить еще больше. Пьянство превратило меня в никудышного работника, я остался без гроша, и вскоре мне уже потребовался тихий недорогой аэродромчик для аварийной посадки. Лайнус выделил мне комнатуху в цокольном этаже – с висевшей под низким потолком одинокой лампочкой и окошком, которое лоб в лоб смотрело на сарай, где Лайнус хранил свои инструменты.
– Сдается мне, – сказал Лайнус в тот день, когда состоялся «переезд», – что ты пьешь, чтобы убить время, пока Карен не проснулась. Я прав?
Я сказал ему, чтобы он не лез не в свое дело, хотя, скорее всего, именно в его словах и крылась правда.
– Не только в этом дело, причин хватает, – поспешил я добавить.
Мы еще немного побеседовали на тему моего пьянства, словно речь шла о простуде.
Я последним из нашей компании вернулся в наш родной район. Гамильтон переехал к Пэм. Дела у всех нас шли неважнецки. Этакий кружок неудачников. Как-то мы с Пэм гуляли по лесу, и она спросила меня о том, куда нас отнести:
– Ричард, вот ты скажи: мы добились чего-то в жизни или наоборот? Вроде бы работаем, что-то делаем, но… чего-то не хватает.
– Внутренняя пустота, наверное.
Послышался скрипучий голос какой-то птицы.
– Да нет, я так не думаю. Детей, правда, ни у кого нет – это, наверное, что-то значит. Ой, извини. Вот дура. Совсем забыла про Меган. Ничего, я тоже рано или поздно обзаведусь малышом. Ты как-то сказал мне очень правильную мысль, ну, процитировал строчку с открытки Лайнуса. «Жизнь кажется такой длинной и одновременно короткой». Почему так?
