Нагиб Махфуз - Любовь под дождем
Чтобы отвлечься от этих мыслей, Хасан спросил у Сафвата:
— Есть какие-нибудь новости?
— Ничего определенного, но, по-моему, дела начинают идти на лад.
— Твоими устами да мед бы пить! — съязвил Хасан.
Сафват весело усмехнулся.
— Ах да, я же совсем забыл, что говорю с человеком, который в рядах израильской армии воюет против египтян!
— Так вот как ты оцениваешь мою позицию! — возмутился Хасан Хамуда.
— Должен признаться, что вопрос о твоем патриотизме меня несколько волнует.
— А что такое патриотизм? Демократия или социализм, Америка или Россия? Если вы считаете, что вам можно любить Россию, то почему отказываете нам в праве любить Америку?
— Есть ведь такое понятие, как воля народа! — с чувством произнес Сафват.
— Какого народа?
— Простых людей, которых ты совсем не знаешь!
Хасан Хамуда задохнулся от возмущения. В эту минуту он ненавидел все на свете: сад, где цвели апельсиновые деревья, вечернюю прохладу, своего друга Сафвата Миргана и его жену. «Успокойся! — сказал он себе. — Не то разговор может кончиться для тебя такой катастрофой, какую и представить-то невозможно».
XXVII
В одну неделю Алият пришлось дважды побывать на свадьбах: на очень скромном бракосочетании ее несчастного брата и Сании и на свадьбе Моны Захран и Салема Али в ресторане «Омар Хайям». Алият грустью думала, что теперь ее отношения с Санией и Моной уже не будут такими доверительными и нежными, как раньше, даже если они останутся подругами. Она ощущала в сердце ноющую пустоту. Мысль о том, чтобы вернуться к прежней жизни, ей претила. Она жаждала настоящей любви!
Как-то раз к ней на службу позвонил Хусни Хигази и пригласил к себе. В свободный вечер она отправилась к нему.
— Я давно хотел тебя увидеть, — радостно сказал Хусни, здороваясь с ней.
Но Алият только молча взглянула на него.
— Как живешь?
— Ем, пью и сплю, — вяло ответила Алият.
— Из несчастий, которые обрушивает на нас жизнь, следует извлекать полезные уроки. Не стоит падать духом, не стоит терзаться!
— Я и учусь на ошибках! Но на это требуется время.
— У тебя стойкая душа! Я спокоен за твое будущее.
Алият невольно засмеялась. Хусни внимательно посмотрел на нее.
— Что тебя так развеселило? — спросил он.
— Смешно видеть тебя в роли проповедника!
Хусни подошел к бару и начал смешивать свой любимый коктейль.
— Я это уже слышал!
— И не забыл? А новый фильм ты снимать не собираешься?
— Меня всегда заботит будущее моих девушек, и я не забываю их, не то что они, — заявил Хусни, протягивая бокал Алият. — Я поговорил о тебе с режиссером Ахмедом Радваном.
— Обо мне?
— Я сказал ему, что ты красива и очень фотогенична.
— Я? — воскликнула пораженная Алият.
— Ну да, ты!
Алият нервно рассмеялась.
— Но как же так… Я ведь ничего не умею…
— А Марзук? Разве он умел играть?
— Я не актриса. И ты забыл про моего отца.
— Он, конечно, будет против. Но его я беру на себя. Думаю, мне удастся его уговорить.
— Он гораздо упрямее, чем тебе кажется. Но главное препятствие не в нем. Все дело во мне самой.
— Давай попробуем, а уж тогда будем решать, что делать дальше…
— Ты серьезно?
— Он готов устроить пробные съемки.
— Почему ты так заботишься обо мне?
— Ну скажем, я не хочу, чтобы твоя жизнь исчерпывалась тем, что ты ешь, пьешь и спишь! — засмеялся Хусни.
Этот смех успокоил Алият.
— Я думал, ты обрадуешься, — продолжал Хусни. — Жизнь учит нас не терять надежды даже в самые трудные минуты.
Они выпили. Алият задумалась. Хусни отошел от бара к телевизору. Она открыла глаза, посмотрела на Хусни.
— Ты что-то сказал?
— Тоска рождает мудрость!
— А улицы затемнены.
— Ты ничего не способна понять!
— Будущее слишком туманно.
— В наше время надо дорожить каждой спокойной минутой!
— Сколько разного говорят!
— Даже если Каир будет разбомблен, он возродится.
— Мой бедный брат!
— Моего племянника должны были призвать в армию, но его мать, богатая вдова, небо и землю перевернула и добилась-таки, что его освободили от воинской повинности на том основании, что он эмигрирует в Канаду.
— Как это ей удалось?
Хусни только усмехнулся.
— Ну уж это ты сама сообрази! Но я вот что хотел сказать: неделю назад он погиб в автомобильной катастрофе!
Алият только грустно вздохнула, и Хусни добавил:
— Ну разве это не смешно?
— Неужели мы совсем лишены мужества?
— Те, кто бывали на передовых позициях, говорят, что боевой дух солдат необыкновенно высок! Зато в тылу неразберихи и паники хоть отбавляй. А вспомни о федаинах[11]! Это ведь подлинное чудо эпохи!
Их разговор прервал звонок. Хусни прислушался.
— Это, наверно, Ахмед Радван. Пожалуйста, возьми себя в руки и успокойся.
XXVIII
У Надер был последний съемочный день. Марзук не был занят на студии. Съемки закончились около девяти часов вечера. Все поздравляли друг друга с завершением работы над фильмом, пили. Ахмед Радван раздал деньги статистам и пригласил Надер выпить с ним чашку чаю в буфете.
За чаем Надер размышляла о будущем. По-видимому, у Ахмеда ей больше не сниматься. На студии открыто говорили, что он подыскивает ей замену. Конечно, при ее популярности Надер нечего опасаться. И все-таки у нее на душе кошки скребли. Слишком хорошо она знала повадки своего бывшего благодетеля.
— О чем задумалась? — спросил режиссер.
— Как нам остаться друзьями, — ответила Надер откровенно.
— Дружба любви не заменит! — сухо сказал режиссер.
— Будь справедлив ко мне!
— Значит, ты действительно выходишь замуж?
— Я же тебе сказала.
— Но в свое время ты говорила, будто и я тебе небезразличен!
— Зачем ворошить прошлое? Своим успехом я обязана тебе, твоим заботам и бесконечно тебе благодарна.
— Спасибо! Но зачем тебе выходить замуж? На этом свете можно неплохо прожить и без этого!
— Мне кажется, ты не веришь в серьезность моих намерений.
— Очень не хотел бы верить!
— Ты не веришь, что люди могут сходить с ума?
— Верю, конечно! Я ведь и сам на это способен, но…
— Что?
— Но можно ли настолько потерять голову, чтобы не думать о будущем?
«Вот он и угрожает! Значит, остался самим собой», — подумала она и сказала:
— Будущее в руках божьих!
— Какое благочестие! — колко заметил режиссер, но против обыкновения не засмеялся, а сказал, сдвинув брови: — Может, оставим все как было?
— Я ведь говорила серьезно, устаз! — возмущенно возразила Надер.
— По-твоему, наши прежние отношения — это несерьезно? — Ахмед пришел в бешенство.
Надер пыталась что-то возразить, но он зло прошипел:
— Помни, огонь души быстро гаснет!
— Если мы верны своему призванию, нам нечего опасаться.
— Ты сама не понимаешь, что тебе нужно! А я знаю, что для тебя нет ничего дороже искусства.
— Предоставь судить об этом мне!
— Ты меня толкаешь в пропасть! — крикнул режиссер.
— Не преувеличивай! Мне ли тебя учить житейской мудрости?
— Какое бесстыдство — вот так прямо заявить, что все прежнее было одним притворством!
— Прошлое пора забыть! — воскликнула Надер, задыхаясь от негодования. Взяв Ахмеда за руку, она сказала просительно: — Открой свое сердце для новой дружбы!
— А любви, значит, и вовсе не было?
— Видно, бесполезно говорить с тобой на эту тему, — грустно вздохнула Надер.
— Совершенно бесполезно! — отрезал режиссер.
Наступило молчание. Надер размышляла о том, какие последствия может иметь для нее этот неожиданный разговор. Ее позвали к телефону. Она встала со вздохом облегчения. Ахмед издалека наблюдал за ней. Он увидел, как Надер резко бросила телефонную трубку. Что-то случилось! И по-видимому, что-то очень серьезное. Глаза ее расширились от ужаса. Она бросилась к двери, забыв свою сумочку. Он схватил сумочку и побежал за Надер. Но едва он ее окликнул, она гневно обернулась и крикнула:
— Ты… ты… ты… преступник! — и как безумная вскочила в свою машину.
XXIX
Надер бессильно опустилась на металлический стул. Ее глаза опухли от слез. Марзук неподвижно лежал на больничной койке. Его голова и лицо были забинтованы. Ему только что сделали сложную операцию. В больницу его привезли с разбитой нижней челюстью и сломанным, изуродованным носом. Рядом с актрисой сидели Ибрагим, Сания и Алият. В палату заглянул было Ахмед Радван, но, почувствовав общую враждебность, поспешил уйти.
Началось следствие. Марзук рассказал, что возвращался домой довольно рано. На затемненной улице Айюб внезапно на него набросились несколько человек. Били по лицу. От боли он потерял сознание и пришел в себя уже в больнице. Следователь задал традиционный вопрос: нет ли у него врагов и не подозревает ли он кого-нибудь. Марзук ответил отрицательно. Однако вопрос следователя заставил его вспомнить все перипетии отношений с Надер. И у него невольно возникла мысль: а не дело ли это рук Ахмеда? Или тут замешана Алият Абду?
