Дом, которого нет - Трофимчук Елена

Пока высыхали краски, Аленка представляла, где московский Андрей повесит ее картину. Скорее всего, в зале – между сервантом на гнутых ножках и часами с кукушкой. В том, что и зал, и сервант, и кукующие часы у москвича имеются, Аленка не сомневалась. Еще Аленка представляла, какие подарки привезет ей московский гость. Вот бы лощеных тетрадок и шоколадную бутылочку в золотой обертке, как у Варьки за стеклом в секции.

Телеграмма пришла в понедельник. А уже в среду агрономша Чистякова ушла с работы на час раньше и ровно в полпятого заехала за бабушкой Соней. У агрономши Чистяковой желтый запорожец. Варька говорит, что машину ей подарил несостоявшийся жених. Почему жених не состоялся, Варька не рассказывает. Рядом с высокой, широкогрудой агрономшей запорожец выглядит игрушечным. Зовут агрономшу Маргарита Федоровна, но все про это забывают, помнят только, что в Заречье она приехала агрономшей, а как потом стала заведующей буфетом, никто не помнит. Для московского гостя Маргарита Федоровна взяла в буфете фаршированную щуку и надела джинсовое платье на пуговицах. Раньше Аленка видела Маргариту Федоровну в таком платье только на 9 Мая, когда в буфет завозили мороженое в бумажных стаканчиках. Платье крепко сжимает со всех сторон, агрономша расстегивает верхнюю пуговицу и опускает в запорожце стекло. «Смотри за картошкой», – наказывает бабушка Соня. Аленка кивает и смотрит на агрономшу. «Пронюхала, что москвич ваш неженатый», – шепчет в ухо неизвестно откуда взявшаяся Варька. «Может, еще и женатый!» – огрызается Аленка и уходит в дом. За спиной тараторит отъезжающий запорожец. Аленка хлопает дверью и желает запорожцу заглохнуть. Пусть лучше московский Андрей идет пешком через лес, и через поле, и через новую церковь, и через клуб с буфетом, чем его украдет агрономша Чистякова.

– Не сочтите за грубость, Марго, но по этому вопросу вы мыслите узко.

Что за вопрос, по которому Марго-Маргарита Федоровна узко мыслит, Аленка услышать не успевает. Пока москвич спрашивал, Аленка прыгала с берега «бомбочкой», зажав нос пальцами. Чистякова лежит на животе, опершись о землю локтями. На широкой спине агрономши мелкие веснушки и крупные капли пота, на руках отпечатались травинки. Маргарита Федоровна разглядывает руки – загорелая кожа похожа на помятую бумагу. Такой бумагой – из стопки у печки – накрыта корзина для пикника. Корзинка вообще-то для лука, но сейчас в ней лежат огурцы и вареные яйца. Пикник придумал Андрей. Он сказал, что в Москве по выходным они с друзьями выбираются на природу. На зареченской вылазке Андрей оказался вместе с агрономшей Чистяковой и Аленкой. Он звал еще и бабушку Соню, но та махнула рукой и покраснела.

С тех пор как приехал московский гость, бабушка Соня краснела уже много раз. Первый – когда Андрей поцеловал ей руку. Руку она быстро вырвала и спрятала за спину, Андрею сказала: «Господь с тобой». Москвич поцеловал бабушке руку не просто так – за подаренный свитер. Из-за свитера – крупной вязки и размера крупного – бабушка тоже краснела. Петровна про Андрея сказала: «Метр с кепкой». Никакой кепки у москвича нет, как нет и шляпы, и плаща с поднятым воротником. Ростом Андрей чуть выше Аленки, всех остальных – ниже. Еще он худой и сильно белый. Аленкину картину москвич похвалил, сказал – повесит на кухне. Зала с часами и сервантом у него не оказалось, в квартире новой планировки только одна комната.

Лощеных тетрадок Андрей не привез, зато привез книжку, за которую покраснела не только бабушка Соня, но и Аленка. Книжка называется «Этика и психология семейной жизни». На обложке написано – для школьников. «Мала она еще», – кивнула бабушка Соня на Аленку. «Все наши проблемы от непросвещенности», – ответил Андрей и тоже кивнул на Аленку. Говорит Андрей высокими важными словами. Если закрыть глаза и просто слушать, то и сам Андрей кажется высоким и важным. Книжку бабушка спрятала под телевизор, к дедушкиной похоронке и Аленкиному свидетельству о рождении. Когда бабушка ушла на колхозное поле, Аленка вытащила книжку и позвала Варьку. «По грустной статистике девушки-подростки больше пьют и курят по сравнению с мальчиками-сверстниками этого возраста», – прочитала Варька и сразу похвасталась: «А мне Женька затянуться давал». Аленка знает, что Варька врет – Женька старшеклассник и с Варькой даже не здоровается. До прихода бабушки Аленка успела прочитать, что «биологический механизм полового созревания подростка напоминает будильник, который не должен зазвенеть раньше времени, но и лишен возможности остановить его ход». Всю ночь потом Аленке снился твердый, недозревший крыжовник. Еще снился Владик Залевский. Сначала Владик скакал через реку на колхозном коне Кубике, Кубик во сне был молодой и без плуга. Под утро Владик приснился на велосипеде: он быстро крутил педали под Аленкиными окнами и изо всей силы дергал дребезжащий звонок. От этого дребезжания Аленка проснулась. За занавеской дремало светлеющее небо, на швейной машинке звенел будильник. Будильник завел москвич – чтобы успеть подышать бессловесным утренним воздухом.

Полуденный воздух другой – густой, говорливый, тяжелый, как намокшая шерсть Шарика, и горячий, как чай из высушенного чабреца.

– Воздух у вас здесь, хоть ложкой ешь. – У Андрея острые ребра и настоящие плавки – синие с красной полоской.

– Ни на какую Москву такое не променяешь. – Агрономша Чистякова неожиданно легко ныряет и плывет к тому берегу, жадно загребая воду.

Андрей заходит в реку вслед за агрономшей, но нырять не торопится – плещет на себя водой, обтирает живот, щурится на солнце и на мелькающие над водой руки агрономши.

– Деревенские люди рождаются с умением плавать, – подмигивает Андрей Аленке и делает несколько шагов вперед.

Аленка достает из корзинки вареное яйцо, стучит им об ивовые прутья – скорлупа твердая, с первого раза не трескается. Маргарита Федоровна неспешно переворачивается на спину и устраивается на воде, как на широкой кровати.

– А с чего это вы взяли, что я деревенской родилась? Я, уважаемый Андрей Николаевич, родом с таких мест, что и на карте мало кто в ту сторону смотрит. – Маргарита Федоровна выбирается на тот берег, закручивает в узел отяжелевшие волосы и поправляет на груди мокрый бюстгальтер.

Андрей не спрашивает, где находятся такие места. Он все глубже и глубже заходит в воду, торопливо перебирает ногами мягкий ил, на глубине зажмуривается, встает на цыпочки, втягивает носом прохладную воду и наконец шумно выдыхает, добравшись до того берега.

Аленка отворачивается от реки и сразу видит Владика. В черных трусах и выгоревшей отцовской кепке, Владик тащит длинный, свернутый в трубу, ковер. Аленка вскакивает на ноги, поправляет купальник – большеватый, шлейки на плечах затянуты в узел. Других размеров в крупском универмаге не было.

– Ты чего здесь? – Владик кивает на корзинку.

– Пикник, – отвечает Аленка и садится на траву, обхватив коленки руками.

– А-а. – Владик подтаскивает ковер к корзинке, застилает траву желто-бордовыми знаками, похожими на хвосты жар-птицы.

От Владикиного ковра пахнет прохладной пылью, от Аленкиной корзинки – печеным луком.

– Ночью Кубик помер, – говорит вдруг Владик, и Аленка вспоминает про сон.

– А мне книжку из Москвы привезли, – хвастается Аленка и вместе с Владиком подтаскивает ковер ближе к реке.

– Мамке вчера тоже книжка по подписке пришла, «Королева Марго» называется.

– Дашь почитать?

– Дам, – обещает Владик.

Картошку в тот год копали поздно. На замену Кубику из района пригнали нового коня, молодого, к плугу непривычного. Осень в Москве золотилась листьями и стучала каштанами чуть ли не до декабря. Андрей поздравил бабушку Соню и Аленку с праздником революции. Агрономшу Чистякову отпустили в отпуск только на две недели – дефицит кадров. До родной Читы – неделю на поезде. В Москве короткая пересадка.

Казановка, дом номер семь

– Главное, чтобы адрес правильно записала, – говорит дед Шура и важно, по слогам, повторяет свой новый адрес: – улица Казановка, дом номер семь.