Николай Гарин - Таежная богиня
— Погоди, погоди, — Никита подскочил к круглолицему студенту, — как ты сказал? Турват? Это где? Как туда попасть? Там есть рядом гора Отортен и еще гора Холат-Сяхл, так, кажется, они называются? — накинулся он с вопросами.
— Все правильно, — с прежним спокойствием и достоинством знатока ответил Женя, — Отортен, или Лунт-Хусап — “Гусиное гнездо”. А Холат-Сяхл, или “Гора мертвецов”, в пятнадцати километрах на юго-восток от Отортена. Это не так далеко отсюда, километров двести с небольшим будет. Туда через Ивдель можно попасть. Кстати, на будущий год в апреле мы туда идем.
— Как идем? — у Никиты вмиг горло пересохло.
— А так, лыжный поход на Мань-Пупыг-Нер, или Малый Болвано-Из — “Малая гора идолов”.
— Что, что?! Каких идолов? — вытаращила глаза Валерия.
— Ну, легенда такая есть. Когда-то ненцы с манси между собой враждовали. Ну, так вот однажды ненцы-великаны пошли на манси войной. Поднялись они на одну из вершин в верховьях Печоры и увидели страшного в своем гневе Тагт-Талях-Ялпинг-Нер-Ойку. Я вам говорил про Святого старика Нер-Ойку в верховьях Южной Сосьвы, то есть Денежкин Камень, на котором мы и стоим сейчас. А это Святой Старик Урал в вершине Северной Сосьвы, или Сосьвинский Молебный Камень. Так вот, увидели великаны его и превратились в каменные столбы.
— Слушайте, красиво-то как и жутко! Но страшно интересно! — Валерия не сводила глаз со студента Жени.
— Да, тут что ни гора — то легенда.
— А сколько их, гор этих?
— Много. Есть такой уральский писатель, Матвеев, так вот он говорит, что их несколько тысяч. Он книгу написал о названиях Уральских гор.
— Ого! Тысячи! Ник, ты слышал? — Валерия повернулась к Никите. — Давай попросим Женю, чтобы он взял нас с собой в поход туда, где эти идолы стоят, а? Слышишь, Женя, ты просто обязан взять нас в апреле! — Лера вся искрилась. — Ник, ну ты что молчишь?!
Но Никита уже погрузился в размышления. “Значит, километров двести... — он повернулся в сторону пропадающих на горизонте вершинок хребта, — где-то там...”
— Надо же, никогда бы не поверила, что Урал такой интересный! — нарочито громко проговорила Валерия. — Тогда почему о нем никто не пишет, кроме этого вашего Матвеева?! Ладно, Женя, расскажи еще что-нибудь с такими названиями, нет, честное слово, интересно, и откуда ты все это знаешь? Скажи, а там что за “Ойка”? — тянула она руку в юго-западном направлении.
— Там Казанский Камень. А рядом с Конжаковским — Тылайский, Катышер, Косьвинский, Серебрянский, Семичеловечный, Колпак, — словно стихи читал юный кавалер-геолог, а дама не столько смотрела и угадывала, где какая гора, сколько слушала и смаковала неизвестные доселе словосочетания.
— А на языке этих... манси?
— Тогда вон, — юноша показал на север, — Тагыр-Нер, что означает “Журавлиный Камень”. А там — Шемур, или, на манси, Сэм-Ур — “Черная гора”. Там — Кент-Нер, или “Шапка-Камень”. И-и так дальше и дальше до самого Пай-Хоя — конца Урала.
— Тагыр-Нер, Сэм-Ур, Кент-Нер, Пай-Хой! — с удовольствием повторяла за круглолицым пареньком художница...
Студенты, показывая на часы, сказали, что пора спускаться.
— Ой, да вы что, ребята! — попыталась покапризничать Валерия. Но будущие геологи уже шли вниз. Надув губы, девушка пошла следом. — Бр-р-р! — вырвалось у Валерии, когда круглолицый Женя стал погружаться в тучу, точно под воду.
Никиту что-то удерживало, как тогда на чердаке, перед возвращением в Москву. Он который раз обегал взглядом горизонт, задерживался на скалистых зубьях хребта, подолгу вглядывался вдаль, куда уходила, сливаясь с горизонтом, спина этого каменного монстра. Вглядывался до слез, точно ожидая, что вот-вот кто-то махнет ему оттуда рукой или подаст какой-то другой заветный знак. Тогда он пойдет к горизонту прямо по тучам. Найдет могилу отца и раскроет его тайну.
Спуск напоминал подъем, только в обратной последовательности. Даже дождь поджидал в том самом месте, где кончился.
Когда спустились до вершин невысоких кедров, Никите вздумалось сорвать с одной из них несколько фиолетовых шишек. Он слегка отстал и полез на дерево. Удобные сучки услужливо подставлялись под ноги и руки. Но когда он потянулся к грозди шишек, нога скользнула по ветке, он схватился за вершинку, та сломалась, и Никита полетел вниз. От страшного удара в глазах потемнело, перехватило дыхание, и на какое-то мгновение он потерял сознание. Пришел в себя оттого, что его звали. Звонко кричала Лера, басили студенты. Но Никита не мог не только ответить, он не мог вздохнуть и шевельнуть пальцем. Он лежал в каком-то кустарнике, между огромных острых камней. То, что его угораздило упасть строго между ними, было чудом!
За первым, коротеньким, вздохом последовал второй, третий, и вот Никита уже дышал. С каждой новой порцией воздуха в него словно вливался густой дурманящий запах чего-то знакомого. Мимо него уже два раза проходили то студенты, то сама Лера, не замечая его в густых кустах. А он все еще не мог подать голос. Запах заполнял его, кружил голову, клонил ко сну.
— Вот он! — наконец раздался голос над самой его головой. — Эй, с ним, кажется плохо.
— Смотри-ка, как он в мох впечатался! Он что, упал с дерева? Никита, ты как?! Только не вставай. — Это подскочил круглолицый Женя. — Шевельни пальцами. Порядок. Теперь попробуй руку поднять. Отлично. Другую. Теперь ногу, другую. Ну что ж, попробуй перевернуться на грудь. Нормально. Повезло тебе. Я бы не смог попасть между этих двух булыжников. И еще, опоздай мы, багульник бы тебя погубил.
— Что? Какой багульник? — едва проговорил Никита.
— Как какой, а среди чего ты лежал-то? Это и есть багульник. Разве не чувствуешь его запах?
— Так это он так пахнет?
— Он, родимый, он. Он такой запах напускает, что не только голова заболит, но и коньки можно отбросить. Во как! Вставай.
— Лер, а ты помнишь, спрашивала, чем это у меня на чердаке пахнет? Помнишь, нет? — спросил Никита, медленно вставая
— Ну?!
— Так вот этим багульником и пахло.
— А откуда ему там взяться?
— Кто его знает?
На бывший прииск ребята вышли в сумерках, мокрые насквозь. Наука все-таки подвела Виталия Павловича, дождь не прекратился.
Зато на следующее утро Валерия проснулась от звонкого пения птиц и кузнечиков. В тусклое маленькое оконце билось снаружи солнце, а изнутри мухи и бабочки. Диагональ яркого луча перечеркивала пространство избы и упиралась в рюкзаки, сваленные у входа. В этом луче, поблескивая, точно маленькие алмазы, играли миллионы пылинок, наполняя своей энергией и радостью все вокруг. Валерия потянулась и вскрикнула. Все ее тело ныло от тупой глубокой боли. Тихо охая, девушка поднялась и с трудом пошла к двери.
Выйдя из избы, Валерия забыла про боль... Растерявшаяся, ошеломленная увиденным, она стояла и не верила глазам. Небо было чистым. Все было залито золотистым светом. Но самым невообразимым в этом сиянии была могучая, сплошная синяя стена — Уральский хребет. “А какой же тогда Денежкин!” — мелькнуло в голове Валерии, и она торопливо обошла избу. Обошла, подняла глаза — и по спине пробежал озноб. Закрывая половину неба, гигантской глыбой нависла огромная гора Денежкин Камень. Вот теперь Валерия испугалась масштабов Урала, испугалась того, что сама накануне совершила — поднялась на этого каменного монстра. Она еще долго приходила в себя, но праздничное пение птиц, уютный запах кофе, радостные голоса и улыбки студентов вернули ее в повседневность.
Собираясь умыться, Валерия пошла к реке. Войдя в прибрежную траву, она так и застыла на месте. Каждая иголочка, травинка, листик были промыты до блеска и усыпаны прозрачными искрящимися каплями, словно самоцветами. Они удобно лежали в ложбинках, углублениях и мохнатинках растений, дрожали в паутинках. Опустившись на колени, она рассматривала их на просвет. Лучи утреннего солнца, проходя сквозь капельки бывшего дождя, выдавали живую, меняющуюся каждое мгновение гамму невероятных цветов и оттенков. Девушка не подозревала, что это волшебное многоцветие она увидит здесь, на севере Урала. “Как это у Северянина?! — на секунду задумалась Валерия. — Ах, да!
Кружевеет, розовеет утром лес,
Паучок по паутинке вверх полез.
Бриллиантится веселая роса;
Что за воздух! что за свет! что за краса!
Продекламировав вслух стихи, девушка звонко рассмеялась и спустилась к реке...
— Никита? — студенты повернулись к Валерии. — Так он давно ушел, даже чай не стал пить, с этим, как его, ну, желтым ящиком своим.
— Этюдником, — моментально обидевшись на Гердова, сказала Валерия.
Никита работал. Встав с первыми лучами и ошалев от увиденного, не удержался, схватил этюдник и забыл обо всем на свете. Виды потрясли его. На фон фиолетовой горной гряды с рваным контуром вершин гармонично накладывались силуэт за силуэтом предшествующие ей отроги и сопки. Сначала шли скалистые, потом заросшие лесом и, как завершение многоплановости пейзажа, — сразу за рекой пышный ельник с колючими вершинками.
