Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены
В доме темно. Тесси нервничает, я ее выпускаю пописать и даю сухого корма. Кошка трется о мою ногу, подергивая хвостом.
– Я о вас не забыл, – говорю я. – Разве я когда-нибудь о вас забывал?
И только когда Ларри звонит снова, я вспоминаю, что обещал перезвонить.
– Извини, какое-то очень странное время сейчас, – смеюсь я. – Жуть до чего странное.
Я сижу на диване с пультом в руке, перещелкиваю каналы, отмечая про себя, насколько велик экран – освещение комнаты резко меняется с каждым щелчком пульта. Мне старые черно-белые телевизоры нравятся больше – меньше нагрузка на глаза.
– Это Ларри, – повторяет он.
– Я… – начинаю я какую-то фразу.
– Молчи и слушай, – обрывает он. – У меня для тебя новость: Клер попросила меня ее представлять.
– Но ты ведь женат и счастлив?
– Представлять, а не жениться. Я буду ее адвокатом.
Я выключаю телевизор.
– Ларри, мы же друзья. Мы с четвертого класса знакомы.
– Вот именно, – отвечает он.
– Не понял?
– Я этого момента долго ждал. Никогда не забывал, как вы с твоим братцем меня третировали. Я же был новичком из Ньюарка.
– Ага, – говорю я, но на самом деле не припоминаю.
– Ты устроил танец «еврей-новичок!», а потом твой братец сказал, что я ему должен платить три доллара в неделю. Если жить хочу.
– Ты еще легко отделался. С меня он пятерку брал.
– К делу не относится. Клер считает, что у нее есть основания для претензий. У тебя есть адвокат? Кто-нибудь, к кому мне обращаться?
– Ты же мой адвокат.
– Уже нет.
– Не хочет ли Клер выбрать время, чтобы сесть и поговорить о нашем общем имуществе, пенсионных накоплениях и льготах по медицинской страховке, вообще обо всем таком?
– Нет. Она это все предоставила мне.
– А у тебя не будет конфликта интересов?
– У меня – нет.
– Ладно, если ты будешь ее адвокатом, кто будет моим?
– Ты никого больше не знаешь?
– Да нет. Вроде у меня нет приятелей «в законе».
– У Джорджа наверняка есть адвокат. Также я должен тебя попросить перестать звонить Клер. Она говорит, что ты продолжаешь ей звонить на сотовый и оставлять сообщения.
– Я этого не делаю. Звонки с ее телефона продолжаются, я отвечаю, но она молчит.
– Я не собираюсь влезать в игру «А он сказал, а она сказала». Это должно прекратиться.
Я молчу.
– Ладно, – продолжает Ларри после паузы. – Еще одно: будильник. Она говорит, что ты взял будильник с ее стороны кровати. Это черный дорожный будильник четыре на четыре дюйма, «Браун».
– Я куплю ей новый.
– Она не хочет новый. Она хочет получить обратно свои часы. – Долгая пауза. – Больше она ничего не просит: ни алиментов, ни какой-либо поддержки какого бы то ни было рода. Я уполномочен предложить тебе двести тысяч долларов за то, чтобы ты больше никогда к ней не обращался.
– Это меня ранит.
– Я могу добавить до двухсот пятидесяти.
– Не деньги ранят, а что Клер не хочет больше со мной разговаривать. Плюс еще оскорбление: она думает, что для этого ей нужно от меня откупиться.
– Так ты берешь двести тысяч?
– Двести пятьдесят.
– И вернешь ей часы.
– Отлично, – отвечаю я.
И разговор окончен.
Мне нужно воздуху. Пристегиваю Тесси поводок. Она упирается при выходе со двора, колеблется, и ближе к тротуару мне приходится просто ее тянуть.
– Пошли, Тесси! – говорю я. – Я знаю, что ты любишь дом, но собакам нужно гулять. И мне нужно гулять. Обойдем вокруг квартала и будем считать вечер завершенным? – Собака сидит у края газона – и ни с места. – Ну, понимаешь, без тебя мне будет не очень уютно. Человек, идущий сам по себе, выглядит подозрительно. Человек с собакой имеет правильный вид. Он при деле, выполняет свои обязанности.
Я как следует дергаю поводок, и Тесси с воем перелетает тротуар.
– Не ушиблась? Я тебя слишком сильно дернул?
Никогда не ходил по этим улицам ночью. Это слегка будоражит, пугает. Ощущение ложного спокойствия, длинные автомобильные дорожки, упирающиеся в дома – фонари включены, – излучают какую-то приятную меланхолию. Далекие голоса играющих детей, лающих собак.
По дороге Тесси подбирает и ест что-то странное, какие-то темные комья. Я свечу телефоном, чтобы лучше видно было. Похоже на лошадиный навоз, но это странно. Не видал я, чтобы тут табуны ходили.
На следующее утро звонит секретарша адвоката Джорджа:
– Ручка у вас есть?
– Да.
– У меня для вас информация. Вашего брата перевели в «Лодж», павильон «Мохонк», палата «Б». Вас просят представить список препаратов из его домашней аптечки. Дата, доза, аптека, врач. Также будет полезна любая информация о личном враче и психиатре. Просмотрите чеки по кредитным картам. Любая необычная запись за последние шесть месяцев была бы нам интересна. Потому что обвинение не снято. – Я сначала подумал, что она мне говорит, будто с кредитной карты Джорджа что-то пытались снять. Ну, как если вдруг блокируют карту, потому что кто-то пытался в Интернете купить по ней трактор. – Но она продолжает: – Окружной прокурор утверждает, что ваш брат ушел из больницы, имея умысел на причинение физического вреда.
– Ну нет, – говорю я, удивившись. – Я так не думаю.
Меня отвлекает движение за окном. Там на огромном и дорогом с виду коне неспешно проезжает женщина в полном костюме для верховой езды и с хлыстом в руке. На улице холодно. Из огромных ноздрей лошади клубится пар.
– У них там версия: убийство без заранее обдуманного намерения или с наличием такового. Главное – что не несчастный случай.
– Может, он пришел домой, потому что по собаке скучал. Он к ней очень привязан.
– Вдруг почувствовал неодолимый порыв в полночь удрать из больницы и дать ей печеньице?
– Вроде того, – говорю я.
– Ну-ну, мистер. Желаю удачи, – говорит секретарша. – Факсом вам скину, как проехать в «Лодж».
Ожидая факса, я нахожу в шкафу большой вещевой мешок и набиваю его футболками, тренировочными штанами, джинсами. Носки, белье, зубная щетка Джорджа, паста, бритвенный прибор, кроссовки, плавки – мало ли что. Лает собака – звякает почтовый ящик, и падает рукописная записка: «У нас для тебя кое-что есть». Открываю дверь…
На улице никого.
Отличный день для автомобильной поездки. Но я не перестаю удивляться, как далеко забрался в глубь штата этот «Лодж»: высоко в горах, сельский адирондакский особняк с привратницкой у въезда.
Оттуда выходит человек и просит меня открыть багажник. Зеркалом заглядывает под машину, обыскивает меня и сумку металлоискателем.
– Не возражаете, если я это пока у себя оставлю? – У него в руке монтировка. – Мы вас обратно без нее не выпустим, мы очень аккуратны, – говорит он.
На вершине холма машину принимает парковщик, и я иду с вещмешком к Джорджу.
Большой письменный стол, за ним – секретарша. Будто и не психбольница, а отель.
– Могу я увидеть брата?
– Фамилия?
– Джордж Сильвер.
– Посетители не допускаются.
Я показываю вещмешок:
– Мне было сказано привезти его вещи.
Она берет мешок, распаковывает, небрежно вываливая на стол одежду и белье.
– Слушайте, я же это аккуратно складывал!
– У нас тут психбольница, а не дом мод, – отвечает она, отдавая мне его электрическую зубную щетку, дезодорант и зубную пасту. – Только нераспечатанные упаковки и ничего электрического.
– Когда я смогу его увидеть?
– Вновь поступивший, пять дней без посещений. – Она складывает непропущенные предметы обратно в сумку. – Заберете или мне их выбросить?
– Заберу. Так – что дальше? Есть здесь кока-кольный автомат или заведение, где можно выпить кофе?
– В городе большой выбор заведений, где можно поесть.
– Послушайте, – прошу я. – У него умерла жена, и у нас не было возможности об этом поговорить. – Женщина кивает. – И я считаю этот проезд в ваше заведение возмутительным. Ехать три часа, чтобы – что? Забросить сюда чистые трусы?
– Хватит! – рявкает женщина. И снова успокаивается. – Могу вам дать экземпляр нашего рекламного фильма. – Она лезет под стол и придвигает ко мне плоский пакет. – Здесь вся информация о нас, с описанием программы. Реальную экскурсию мы для вас провести не можем: строго бережем тайну личности наших пациентов. Я отмечу, что вы просите доктора вам позвонить. Родственные посещения следует планировать заранее. Сюрпризы не допускаются – они слишком расстраивают наших пациентов.
– Я приехал издалека.
– Да, знаю. Хотите сами написать врачу записку?
– Засунь ее себе поглубже, – бурчу я, поворачиваясь к выходу.
Адвокату я звоню из автомата в «Бургер-кинге». Сотовый здесь бесполезен – сигнала нет. Скармливаю автомату монетки.
– Вы хотите, чтобы я обратился в суд с жалобой по поводу того, что у вас не приняли для передачи зубную пасту и ваши чувства оскорблены?
– Именно так. Я проехал весь этот чертов путь, чтобы его увидеть. Отправить все это я мог федексом. Они даже его зубную щетку не взяли, чему он рад не будет.
