Герман Кох - Ужин
За считаные доли секунды я принял решение не прятаться в кустах, а выйти им навстречу. Ведь все могло бы кончиться плачевно. Клэр могла увидеть, как я прижимаю к уху телефон Мишела, и заинтересовалась бы, с кем это я разговариваю (втайне от всех!), уединившись в саду.
— Клэр! — Я помахал им и двинулся в их сторону.
Бабетта все еще промокала глаза носовым платком, но слез больше видно не было.
— Паул… — сказала моя жена.
Назвав мое имя, она посмотрела на меня и, возведя взор к небу, издала воображаемый вздох. Я знал, что это означало, я уже не раз видел это выражение на ее лице, например тогда, когда ее мать приняла недавно слишком большую дозу снотворного в доме престарелых.
«Это еще хуже, чем я думала», — говорили глаза и вздох.
Бабетта, убрав носовой платок, тоже посмотрела на меня:
— О, Паул, дорогой мой Паул…
— Горячее уже подали, — сообщил я.
19
В мужском туалете никого не было.
Я проверил все три кабинки — они были пусты.
— Вы идите и приступайте к горячему, — сказал я Клэр и Бабетте при входе в ресторан. — Я вас догоню.
Я забрался в самую дальнюю кабинку и запер дверь на замок. Для проформы спустил штаны и сел на стульчак; трусы я снимать не стал.
Вытащив мобильный телефон Мишела из кармана, я сдвинул крышку.
На дисплее высветилось окошко, которого в саду я не заметил:
«2 пропущенных звонка. Фасо».
Фасо? Господи, ну и имечко! Явно не настоящее…
И тут до меня дошло. Естественно! Фасо! Так Рик и Мишел называли своего новоявленного брата и кузена Бо. Соединив имя и название страны.
Бо Фасо. Б. Фасо из Буркина-Фасо.
Они придумали это прозвище пару лет назад. Во всяком случае, я впервые услышал его на дне рождения Клэр.
— Тебе еще, Фасо? — спросил Мишел, протягивая Бо красную пластмассовую миску с попкорном.
Серж, стоявший неподалеку, вмешался.
— Пожалуйста, — сказал он, — прекрати. Его зовут Бо.
Самого Бо его новая кличка, казалось, вовсе не смущала.
— Все о’кей, пап, — сказал он моему брату.
— Нет, не о’кей, — настаивал Серж. — Тебя зовут Бо. Фасо! Это… это мне не нравится.
Наверняка Серж хотел сказать: «Это дискриминация», но вовремя передумал.
— Но, пап, прозвища есть у всех.
У всех. Бо хотел быть как все.
После того случая я редко слышал, чтобы Мишел и Рик употребляли это прозвище прилюдно. Но, судя по всему, оно продолжало жить своей жизнью, проникнув даже в список номеров сотового Мишела.
Зачем Бо/Фасо звонил Мишелу?
Я мог бы прослушать голосовую почту, вдруг Бо оставил сообщение, но тогда бы Мишел сразу понял, что я шарил в его телефоне. Мы оба пользовались услугами «Водафона», я знал наизусть все тексты голосовой почты. Фраза «у вас одно новое сообщение» после первого же прослушивания менялась на «у вас одно прослушанное сообщение».
Я нажал на «меню», затем перешел в «мои папки» и потом на «видео».
Появилось подменю: 1) видео; 2) скаченные видео; 3) любимые видео.
Так же как и несколько часов (вечность) назад в комнате Мишела, я выбрал третий вариант: «любимые видео». То была даже не вечность, а переломный момент, подобно переломному моменту до или после войны.
Первый кадр последнего видео обрамляла синяя рамка; это ролик, который я посмотрел вечность тому назад. Я кликнул на предыдущий ролик.
Станция. Платформа на станции. Наверное, на станции метро. Да, на наземной станции метро, где-то в спальном районе, судя по высоткам на заднем плане. Может, в районе Слотерфаарт или на юго-востоке Амстердама.
Если быть до конца откровенным, я сразу же узнал эту станцию метро и сообразил, на какой она ветке. Вот только трезвонить об этом я не стану, в данный момент это совершенно бесполезно.
Камера была опущена вниз и следила за парой белых кроссовок, поспешно перемещающихся по перрону. Спустя какое-то время камера поползла вверх, и в кадре появился мужчина лет шестидесяти, хотя и не возьмусь утверждать наверняка; в любом случае было ясно, что обладатель белых кроссовок не он. Камера приблизилась к его небритому, в пятнах лицу. Лицу бродяги, бомжа.
Я снова ощутил холодок, как прежде в комнате Мишела, ледяной холод, сковывающий тебя изнутри.
Рядом с головой нищего показалось лицо Рика. Сын моего брата усмехнулся в камеру. «Дубль первый, — сказал он. — Мотор!»
И без предупреждения ударил мужчину в ухо. Удар оказался довольно сильный, голова свесилась набок, мужчина скривился от боли и поднял обе руки к ушам, словно готовясь защититься от следующего удара.
— You’re a piece of shit, motherfucker![4] — крикнул Рик на далеко не безупречном английском, словно голландский актер в американском кино.
Камера придвинулась так близко, что небритое лицо бомжа заполнило весь дисплей. Он моргал влажными красными глазами, что-то неразборчиво мыча.
— Скажи «Jackass»,[5] — раздался другой голос за кадром, в котором я незамедлительно узнал голос собственного сына.
Голова бродяги исчезла, и на экране снова возник Рик. Мой племянник смотрел в камеру и тупо скалился.
— Don’t try this at home,[6] — сказал он и еще раз замахнулся, самого удара видно не было.
— Скажи «Jackass», — услышал я голос Мишела.
И вновь голова бродяги; высотки на заднем плане исчезли, сменившись серым бетоном и рельсами под ним, — судя по всему, мужчина уже лежал на платформе. С закрытыми глазами и дрожащими губами.
— Jack… jack… ass, — произнес он.
На этом фильм кончался. В наступившей тишине слышалось лишь журчание воды по стене-писсуару.
— Нам надо поговорить о наших детях, — сказал Серж.
Когда это было? Час тому назад? Два?
Больше всего мне хотелось остаться здесь до утра, пусть меня найдут уборщики.
Я поднялся.
20
Войти в обеденный зал мне не хватало духу.
В любой момент мог объявиться Мишел (пока, во всяком случае, его еще не было — за столом сидели только Клэр, Бабетта и Серж).
Я быстро отступил в сторону, скрывшись за большой пальмой. По-моему, никто не обратил на меня внимания.
Уж лучше встретить Мишела здесь, подумал я. В коридоре или в гардеробе, а еще лучше на улице, в саду. Точно, надо отправиться Мишелу навстречу, дабы избежать возможных вопросов со стороны его матери, дяди и тети.
Я развернулся и, миновав девушку за пюпитром, очутился на улице. Какого-то четкого плана у меня не созрело. Надо что-то сказать моему сыну. Но что? Я решил сначала подождать, с чем придет он; я загляну в его глаза, решил я, в его честные глаза, не умеющие лгать.
Побродив по тропинке с электрическими факелами, я свернул налево. Скорее всего, Мишел выберет тот же путь, что и мы, по мостику напротив кафе. Конечно, в парк можно попасть и с другой стороны, с главного входа, но тогда ему придется дольше колесить на велосипеде в темноте.
Около мостика я остановился и огляделся. Никого. Свет факелов тут едва брезжил, тусклый и желтоватый, не ярче пары свечных огоньков.
У сумерек были свои преимущества. В темноте мы не сможем посмотреть друг другу в глаза — вдруг тогда Мишел скорее расскажет правду?
А потом? Что я буду делать с этой «правдой»? Я протер глаза. Как бы то ни было, при встрече с сыном взгляд мой должен быть ясным. Я сложил руку ковшиком, поднес ко рту, выдохнул и понюхал. Да, изо рта несло алкоголем — пивом и вином, хотя, по моим подсчетам, до сих пор я выпил не больше пяти бокалов. В этот вечер я как раз собирался сдерживаться, чтобы не дать Сержу повода издеваться над моей вялостью, — я себя знал, к концу вечера мой пыл, как правило, угасает, и, если бы брат снова начал разговор о детях, я не смог бы ему достойно ответить.
Я бросил взгляд на другой конец мостика и на огни кафе за кустами на противоположной стороне улицы. Не останавливаясь проехал трамвай, потом все опять стихло.
— Давай поторапливайся! — сказал я вслух.
Именно в этот момент, как бы очнувшись от звука собственного голоса, я вдруг отчетливо осознал, что мне предстоит.
Я вынул мобильник Мишела из кармана и отодвинул крышку.
Нажал на иконку «прочитать сообщения».
Прочел обе эсэмэски: в первой упоминался телефонный номер абонента, не оставившего голосового сообщения; во втором говорилось, что тот же самый абонент наговорил новое сообщение.
Сравнил время получения обеих эсэмэсок. Между первой и второй прошло всего две минуты. Сообщения были получены, когда я беседовал по телефону со своим сыном.
Я удалил эсэмэски.
Затем зашел в голосовую почту.
Позже, когда Мишел получит свой телефон, он не обнаружит на дисплее пропущенных звонков, а значит, не будет прослушивать голосовую почту. Во всяком случае, какое-то время.
— Yo![7] — услышал я после того, как привычный женский голос объявил о наличии одного нового и двух уже прослушанных сообщений. — Yo, ты собираешься перезванивать или как?
