Эрик Сигал - Однокурсники
Когда-то он был мужем и отцом. И сейчас, в минуту своего триумфа, он понял, как ему не хватает обычных составляющих полнокровной человеческой жизни.
В одну из суббот, три недели назад, Роб и его жена уговорили Теда пойти с ними кататься на коньках, надеясь поднять ему настроение. Они и представить себе не могли, что результат будет совершенно противоположным.
Ибо Тед видел вокруг себя на катке только отцов и их катающихся детей. Как отцы держат своих детей за руки. Как отцы поднимают и утешают своих малышей, упавших на лед.
Ему страстно захотелось снова обнять своего сынишку. И, как это ни больно признавать, ему также захотелось прижать к себе Сару.
Временами, среди ночи, он просыпался от мучительного одиночества. Единственным спасением для него было встать с постели, сесть за письменный стол и притупить свою боль работой. Чувств у него не осталось — эмоционально он был мертв.
Единственное, что еще продолжало в нем жить — благодаря внутривенным инъекциям научных исследований, — это его интеллект. Он уже был близок к тому, чтобы завершить свою чертову книгу, которая станет его научным пропуском в «дивный новый мир».
Ладно, если платить за все приходится одиночеством, то он воспользуется им сполна.
Лишь однажды за все это время он дал волю своим чувствам. Как-то вечером, через год после того, как он стал ректором, ему позвонил брат Алекс и сообщил, что их отец скончался.
На кладбище он стоял, обнимая мать и сестру. И рыдал.
Стоя по другую сторону могилы, Алекс тихо произнес:
— Он очень гордился тобой, Тедди. Ты был счастьем всей его жизни.
Тед смог лишь кивнуть.
Тем же вечером он вернулся в Кентербери, сел за письменный стол и снова стал работать.
Зазвонил телефон. Это была Сара.
— Тед, — сказала она нежно, — почему ты не позвонил мне? Я бы прилетела на похороны.
— Как ты узнала? — спросил он, пораженный.
— Мне позвонили из Гарварда. Мне так жаль. Он был замечательным человеком.
— Он тебя тоже любил, — ответил Тед. А затем, пользуясь случаем, заметил: — Жаль, он мало виделся со своим старшим внуком.
— Он виделся с ним во время последних рождественских каникул, — мягко возразила она, — и ты же знаешь, я пишу твоим родителям каждый месяц. И посылаю им фотографии. Все равно, если б ты только позвонил, я бы привезла маленького Теда на похороны. Думаю, для него это было бы важно.
— Как он?
— Очень опечален новостью, а в остальном все хорошо. По латыни он лучший в классе.
Теду отчаянно захотелось, чтобы она говорила и говорила с ним по телефону.
— А как движется твоя работа?
— Неплохо. Мою статью впервые взяли в журнал HSCP[72].
— Поздравляю. О чем она?
— Об Аполлоне Родосском. Что-то вроде выжимки из моей дипломной работы.
— Хорошо. Не терпится прочитать. А как продвигается твоя докторская?
— Ну, если все сложится, я закончу ее к началу лета. Камерон сейчас читает первую главу, а Фрэнсис Джеймс — вторую.
— Это тот новый преподаватель из Бейллиола?[73] Передай ему, мне понравилось его книга о Проперции[74]. А кстати, о чем ты пишешь?
— По-моему, я откусила больше, чем смогу пережевать, — засмеялась Сара. — Тема моя звучит так: «Каллимах[75] и его влияние на римскую поэзию» — ни больше ни меньше.
— Отлично, эта тема многих крепких ученых мужей раньше времени свела в могилу. О, прости, надо было сказать «людей», а не «мужей» — я же не противник феминизма. Все никак не привыкну к новой терминологии.
Он лихорадочно рылся у себя в голове в поисках тем, которые позволили бы продолжить разговор.
— Значит, думаешь, в июне пройдет защита и ты получишь степень?
— Надеюсь.
— Тогда, наверно сможешь вернуться домой?
— Я еще не решила окончательно, Тед. В любом случае лучше это обсудить не по телефону, а когда ты приедешь через месяц.
— Я с нетерпением жду нашей встречи.
— Тедди тоже, — сказала она мягко. — Если у меня будет окошко в расписании, мы обязательно постараемся встретить тебя в аэропорту.
— Спасибо, что позвонила, Сара. Было очень приятно услышать твой голос.
Он повесил трубку и подумал: «Как бы мне хотелось увидеть твое лицо!»
— Невероятно, — отметил Тед, — малыш разговаривает с британским акцентом.
— А чего ты ожидал? — спросила Сара. — Он ведь живет здесь половину своей жизни.
Они сидели в заново отделанной гостиной дома на Аддисон-кресчент и пили айс-кофе.
— Кажется, он не очень-то ко мне расположен, — отметил Тед. — Во всяком случае, на мою долю выпало только мимолетное «привет, папа». А потом он исчез.
— У твоего сына свои приоритеты. — Сара улыбнулась. — А сегодня у него решающий матч по крикету против школы «Сент-Джордж».
Тед рассмеялся от души.
— Сын рядового жителя американского Кембриджа играет в крикет? В следующий раз я наверняка услышу, что он получил рыцарский титул.
— О, сомневаюсь, что это случится в ближайшее время.
Он сделал глоток кофе.
— Ты уже решила, когда вы переедете в Америку?
— Во всяком случае, не в этом году.
— Черт.
— Тед, прошу тебя. У меня есть несколько причин, и довольно веских, уверяю тебя.
— Назови хоть одну.
— Я хочу, чтобы Тедди получил здесь среднее образование. Он хорошо учится, и директор школы уверен — если дать ему возможность закончить здесь школу, то он с легкостью поступит в любой университет мира.
— Брось, Сара. Я-то думал, мы хоть в одном с тобой согласны: что он пойдет в Гарвард.
— Он сам должен принять решение, когда придет пора. В любом случае у тебя еще есть некоторое время, чтобы убедить его поступать именно туда.
Они оба немного помолчали.
— Ты сказала, у тебя есть другие причины, чтобы остаться.
— Видишь ли, мне предложили должность наставника на классическом отделении в Сомервиль-колледже.
— В таком случае прими мои профессиональные поздравления и личные возражения, — заявил он.
— С каких это пор у тебя появилось право возражать против того, что я делаю? — спросила она, скорее удивленно, чем сердито.
Он помедлил с ответом, а затем заговорил с большим трудом:
— Я хотел сказать: мне не хватает тебя. Я скучаю по тем временам, когда был женат на тебе. И я думал, вдруг… может, и у тебя осталось хоть немного чувства сожаления.
— Конечно, я испытываю сожаление, Тед. День, когда мы оформили развод, был для меня самым безрадостным в жизни.
