Дни, месяцы, годы - Лянькэ Янь

Слепыш облизался.

Сянь-е повалился на землю и проговорил, глядя в небо: вот я и дождался, скоро собирать урожай.

Пес лег рядом и стал лизать ему пальцы.

И Сянь-е заснул, убаюканный шершавой щекоткой собачьего языка.

Проснувшись, старик внимательно осмотрел кукурузный стебель, и радость на его лице погасла. Темно-зеленые листья заметно побледнели, и в зелени сквозила желтизна. Желтизна виднелась и на нижних листьях, и у самой макушки. Сянь-е всю жизнь провел в поле, он понимал, что значит эта желтизна: кукурузе не хватает подкормки. В пору завязи кукурузе нужно больше удобрений, тогда початок наполнится зернами. Лучше всего подкормить стебель людским навозом. Раньше в эту пору Сянь-е каждый кукурузный стебель угощал целым ковшиком из нужника. И его поле всегда было самым урожайным в деревне, что бы он ни сажал, хоть пшеницу, хоть бобы, хоть гаолян. На всем хребте Балоу никто не мог сравниться со стариком Сянь-е. А теперь Сянь-е стоял перед стеблем, от сухости губы его потрескались, все равно как земля на хребте, но он терпел и не пил, Слепышу тоже не давал воды, даже полчашки. Он не знал, где достать удобрений для кукурузы, все отхожие места в деревне дымились от сухости, а если где и остался навоз, пользы от него теперь было не больше, чем от охапки хвороста. Старик со Слепышом уже много дней не ходили по большой нужде, крысиное мясо и кости без остатка рассасывались в желудке и кишках. Сянь-е вспомнил про крысиные шкурки, спустился в овраг, но ничего не нашел. Наверное, Слепыш доел их, пока он ходил за водой. Сянь-е, отдуваясь, выбрался из оврага, хотел спросить Слепыша про шкурки, но вместо этого молча поглядел на него и побрел к очагу, зачерпнул из котелка чашку мясной похлебки со звездочками жира, выпил и сказал Слепышу: если пить захочешь или оголодаешь, пей прямо из котелка. Взял мешок и отправился в деревню искать удобрения.

Сянь-е вернулся из деревни с пустым мешком, он шел, опираясь на бамбуковую палку, и через каждые три шага останавливался передохнуть. Силы его совсем покинули, добравшись до поля, старик уронил мешок на землю, забрел под навес и увидел, что пес так и не сдвинулся с места, и похлебка в котелке стояла нетронутой. Сянь-е пересчитал звездочки на воде: их по-прежнему было одиннадцать. Ты что, не пил? – спросил он Слепыша. Пес слабо шевельнулся, тогда Сянь-е зачерпнул из котелка полчашки похлебки и проглотил сразу пять звездочек из одиннадцати. Повернулся к Слепышу: остальное тебе. И побрел к кукурузе. За то время, пока его не было, желтизна на листьях сгустилась, укрыв под собой всю зелень. Почему же ты загодя не припас удобрений, бранил себя Сянь-е. Ты ведь деревенский старик! Ети твое кладбище, почему же ты не подумал, что в пору завязи кукурузе нужна подкормка!

Той ночью Сянь-е лег спать под стеблем, а на следующее утро увидел, что с нескольких листов зелень совсем сошла, их будто обернули желтой бумагой.

На следующую ночь Сянь-е снова лег спать под стеблем, а когда проснулся, увидел еще два вялых пожелтевших листа, и красные рыльца на початке тоже начали сохнуть раньше срока. Сянь-е пощупал початок, он был мягким, точно глина, даже мягче костей в его теле, и неровные бугорки, от которых саднило пальцы, теперь как будто разгладились.

На третью ночь Сянь-е не стал ложиться под кукурузным стеблем, а взял лопату и выкопал яму в пять чи длиной, полтора чи шириной и три чи глубиной. Человеку в такой яме будет тесновато, а собаке свободно.

Сянь-е выкопал могилу.

Он выкопал ее у самого стебля, в одной из стенок виднелись обнаженные корни. Докопав, Сянь-е лег на землю передохнуть, потом встал и заглянул в котелок: на дне по-прежнему плавало полчашки похлебки, шесть нетронутых звездочек жира причалили к краям котелка. Старик решил допить похлебку, полез в котелок ложкой, но в последний момент передумал. Он говорил Слепышу, что это его доля. Три дня прошло, сказал Сянь-е, чего же ты не пьешь? А, Слепыш?

Пес лежал под навесом. Третьи сутки он лежал под навесом без единого движения, спину его поливала ночная прохлада. Пес поднял голову, уставил слепые глазницы на старика, но ничего не ответил и снова уронил морду на лапы. Небо начинало бледнеть, ночь отступала с хребта, ей на смену приходил новый день. Припав к чану, Сянь-е сделал несколько глотков, достал ножницы и пробуравил стенку чана у самого дна.

Из чана засочилась вода, и Сянь-е залепил дырочку горстью земли. Ну вот, все дела были сделаны, Сянь-е положил лопату у края ямы, накрыл чан циновкой, свернул одеяло на лежанке, а посуду убрал к столбу, потом снова подошел к кукурузе, поглядел, как ползет по листьям вялая желтизна, ощупал мягкий, будто бурдюк, початок, отвернулся, и тут из-за восточной гряды вынырнуло солнце, а по горам безбрежным кровавым океаном разлился алый рассвет. Сянь-е стоял между кукурузой и навесом и вместо горных кряжей видел внизу тучное стадо пасущихся коров с красными спинами. Он понимал, что ослабел, что взгляд мутится от слабости. Потер глаза, посмотрел в небо и увидел чешуйки облаков с золотыми каймами, они резвились, встречая солнце, словно стайка рыбок в алом пруду. Старик подумал, что днем лучи будут весить по меньшей мере лян и четыре цяня. Он взглянул на столб с весами, подошел к Слепышу, взял его в охапку и переложил в могилу, чтобы пес потерся шкурой о стенки, затем вытащил наружу и сказал: Слепыш, одному из нас пора умирать. Кто останется жив, пусть похоронит мертвого в этой могиле. Сказав так, старик погладил пса по спине, утер ему слезы и достал из кармана медяк. Он положил медяк на ладонь иероглифом вверх, взял правую лапу пса и провел ей по монете. Пусть судьба решает, кому жить, а кому умирать, сказал Сянь-е. Я подброшу монету, и если она ляжет иероглифом вверх, я спущусь в эту яму и стану удобрением кукурузе, а ты меня закопаешь. Если же монета ляжет иероглифом вниз, ты спустишься в яму и станешь удобрением, а я тебя закопаю.

Сухие колодцы глаз Слепыша неотрывно глядели на монету, мутные черно-красные слезы лились из глазниц и капали на землю, вынутую из могильной ямы.

Не плачь, сказал Сянь-е, если я вернусь в этот мир животным, то приму твой облик. А если тебе после смерти суждено переродиться в человека, становись моим сыном, так мы и в следующей жизни будем вместе.

Пес вдруг перестал плакать, напряг последние силы и попытался встать, но передние лапы отказали, и Слепыш повалился на могильную землю.

Поди и допей похлебку, велел ему Сянь-е.

Пес покачал головой.

Тогда я бросаю монету, сказал Сянь-е. Пока у каждого из нас еще есть силы, чтобы засыпать могилу.

Пес уставил слепые глаза на перекопанную хозяином землю.

Старик в последний раз погладил его по спине и поднялся на ноги. Солнце широким шагом неслось к гребню горы. Если прислушаться, можно было услышать рев разгорающегося огня, похожий на плеск ткани на ветру. Ети твое кладбище, выругался Сянь-е, в последний раз взглянул на медяк, обернулся к Слепышу и сказал: ну, я бросаю – и подбросил монету в воздух. Солнечные лучи стояли в небе сплошным частоколом. Монета билась о них и вызвякивала алую трель, а вниз летела, вертясь и кроша солнечный свет в мелкую щепку. Сянь-е до рези в глазах следил за ее полетом, словно это огромная капля нежданного дождя. Пес поднялся с земли. Он услышал красно-желтый стук, с которым медяк опустился на землю, так спелый абрикос срывается с ветки и падает в траву.

Сянь-е подошел к монете.

Пес последовал за ним.

Сянь-е встал у перекопанной земли, нагнулся над монетой, с длинным вздохом распрямил спину и сказал как можно спокойней: Слепыш, ступай к очагу и допей похлебку, тебе нужны силы, чтобы засыпать могилу.

Пес не сдвинулся с места.

Ступай, сказал Сянь-е, делай как я говорю. Допьешь похлебку, и пора меня хоронить.

Пес не сделал ни шага, только подогнул передние лапы и снова опустился перед стариком на колени. Брось, Слепыш, сказал ему Сянь-е, это воля Неба, значит, мне суждено умереть и стать удобрением. Он подобрал медяк, ласково потрепал пса по голове и сказал: чтобы совесть тебя не донимала, давай я подброшу монету еще два раза, если из трех раз она дважды ляжет иероглифом вверх, значит, мне пришла пора умирать. А если два раза ляжет иероглифом вниз, тогда умрешь ты.