Александр Покровский - Калямбра
– Право на борт, курс шестьдесят! Посмотрим чего там.
Эсминец развернул свое узкое рыло, как хорошая борзая, и через полчаса был у пятна. Там болталось не «что-то», а кто-то. Американский летчик в оранжевом спасательном жилете, пьяный вдрободан, был бережно схвачен за шкирятник, втащен на борт и отправлен к врачу.
То, что это был американец, было слышно – он пел; то, что летчик, было видно – он расставлял руки, собираясь взлететь; то, что «вдрободан» – заметно.
Оказавшись в амбулатории у врача, летчик на мгновение пришел в себя и знаком показал, какое ему необходимо лекарство.
Доктор налил ему стакан спирта, слегка его разбавил и остался у немедленно рухнувшего на койку тела.
Позже стало известно, что летчик выпал с авианосца. Он побывал в баре и вышел наверх освежиться. Специальный вахтенный надел на него спасательный жилет, потом он шагнул на палубу и через мгновение оказался в воде.
– Рашен уводка, ес?
– Ес, ес, давай!
Ему налили еще, и он опять рухнул. На авианосцах такой порядок: хочешь на верхнюю палубу – на тебя надевают жилет, смыло тебя – включаются: подогрев, передатчик с криком «SOS», растворяется в воде парочка секций из твоего жилета и образуется густое оранжевое пятно, а в воду поступает состав, отпугивающий акул.
При падении за борт в аналогичных условиях мы вооружены только любовью к родине, а обогрев, оранжевое пятно и отпугивание акул с передачей криков «SOS» организуешь себе самолично.
И потом наш жилет не отпугивает акул, а привлекает.
– Товарищ командир, – доложил доктор через парочку часиков, – он по кораблю шляется, в рубки лезет.
– Не было печали, – подумал командир.
Ну, корабль образца 19… года и, можно сказать, эсминец у нас действительно секретный, чего там говорить, а тут враг, можно сказать, лезет к самому сердцу.
– Сыграй с ним в шахматы.
– Не хочет.
– А чего он хочет?
– В карты?
– В карты? Да, налей ты ему этого. чая, пусть спит, – сказал командир и подмигнул.
«Чай с подмигиванием» – это полстакана чистейшего спирта, остальное – заварка. С непривычки – жуткая штука.
Перед американцем появился стакан.
– Рашен чай!
– Тии?
– Ти-ти, давай, пей!
– О-о… ноу, ноу, ти!
– Пей, пей, ноу.
И тут американец учуял.
– О-о, ес! – сказал он, прежде чем рухнуть. Сказал и рухнул.
Пока он спал, сообщили во Владивосток. Пока Владивосток решал «можно-нельзя», прошло двое суток. Американец постоянно спал. Только он просыпался, как обнаруживал перед собой стакан с «русским чаем». Он вливал его в себя и падал.
Потом подошел американский эсминец, и летчика передали. По дороге он всех целовал, орал, цеплялся и не хотел уходить.
Через сутки отыскался американский авианосец, и они снова зашлепали рядом – авианосец с его окружением и наш «рашен» эсминец, слон и моська.
С авианосца взлетел вертолет и направился к эсминцу, облетел его и на чистейшем русском языке поблагодарил команду эсминца за спасение от имени авианосца, кораблей охранения, от имени семьи летчика, президента Соединенных Штатов, от ВМС, ВВС и Си-Би-Эс.
Потом вертолет сбросил на палубу тюк и улетел.
Вокруг тюка ходили целый час. Запросили Владивосток, доложили:
– На нас сбросили тюк, что делать?
– Тюк? Ни в коем случае не вскрывать! Ё! Представить в штаб флота!
Какое там – уже вскрыли. Там оказались посылки: по списку, на каждого члена экипажа по блоку сигарет, включая и заштатных. А командиру еще и бутылка коньяка.
– И все это я должен штабу подарить? – возмутился командир, – Да за какие шиши? Вот им, вот!
И командир показал всем желающим свою волосатую руку до локтя.
– Разбирай, мужики.
И мужики разобрали.
О!
Мой старпом говорит: «Где я, там успех!» – а вокруг что-то лопнуло, взорвалось, по воздуху полетело-пронеслось, во что-то незамедлительно врезалось, потом пыль улеглась, после чего он это и говорит.
Не могу с ним не согласиться.
Целый день бегаешь, как курица со спицей в самой, что ни на есть, жопене, а в конце оно же еще и как яхнет!
Это как если бы ты вскочил на полном ходу в трамвай, а потом начал носиться по нему в поисках вагоновожатого, чтоб спросить: не идем ли мы в селенье под названием «Бестолочь»? И у всех соответствующие лица. Просто не знаю.
ОЙКОНЕН
«Суки! – это я о ПРЗ, – плавремзавод называется, суки!»
Я стою в предбаннике на КДП – нашем контрольно-дозиметрическом – и думаю про себя.
Можно думать и вслух, конечно, но это не тот случай (ударение на последнем слоге).
Идет доклад о готовности к автономке. Нас проверяет флотилия.
Проверка заключается в том, что все мы – командиры боевых частей и служб – здесь стоим и, в присутствии флагманских дивизии и флотилии, докладываем замкомандующему, контр-адмиралу Ойконену, о своей ежесекундной готовности.
Доклад: «Командир такой-то боевой части по фамилии сякой-то. Личным составом укомплектован полностью. Матчасть в строю. Готов к выполнению задач боевой службы!» – на конце обязательно восклицательный знак.
Все говорят – он сидит и слушает.
Скоро очередь до меня дойдет, а у меня еще резина на двухходовых клапанах не поменяна. Нет у них на ПРЗ резины, суки. А флагманский мне сказал, что я обойдусь и так. Ну, ладно, сейчас я вам доложу о готовности встать на защиту интересов родины.
Ойконен – тяжелый, высокий финн.
«Я хоть и финн, – любит он повторять, – но ебу по-русски!»
Взгляд у него, как у удава.
Ща мы ему доложим. У меня от злости мышцы даже из карманов лезут. Ща! Вот, уже начинаем докладывать:
– Начальник химической службы. старший лейтенант. Матчасть не в строю. НЕ ГОТОВ! Выполнять задачи боевой службы! – и тишина. Все охуели. Особенно флагманские. Я им покажу «обойдешься».
– Под-ни-мите пилотку! – слова у Ойконена роняются, как камни на мостовую, обращается он ко мне, и потому я поднимаю пилотку, она у меня съехала на нос.
– Вас что, постричь некому?
Адмирал Ойконен, Гарри Гульфович, меня регулярно стрижет.
– От того, что я подстригусь, товарищ адмирал, мат– часть не заработает!
– Командир?
– Есть!
– Вы можете его подстричь?
– Так точно!
– Хорошо! Теперь по существу! Доложите! – это он мне.
– ПРЗ не заменило резину на двухходовых клапанах!
– ПРЗ? Где вы? Ближе! Я хочу знать в чем дело? Ваш лепет я услышу позже! Соберитесь с мыслями! Все свободны. После роспуска остаются флагманские химики, ПРЗ, начхим и командование корабля.
Тихий шелест сзади – лишние исчезли.
– Начхим! Еще что-то?
– Товарищ контр-адмирал! Мне добавить нечего!
– ПРЗ! Чтоб завтра! Я понятно излагаю? Завтра! Все у него стояло! Он мне доложит лично! Верю! У него получится! Флагманские! Ко мне в кабинет! Оба! Командир! Задержитесь.
