Джон О'Хара - Жажда жить
— Грейс, я люблю тебя! — воскликнула Бетти. — А сейчас больше, чем когда-либо.
— Спасибо, Бетти. И за предупреждение спасибо. Как-нибудь выкручусь.
— Молодец. — Бетти повесила трубку.
Проскочить мимо редакции и прикинуться, будто Холлистера не удалось найти, все равно бы никак не получилось: Мартиндейлы увидели его еще за квартал у входа в редакцию «Часового». На нем была теплая полушинель — не та, что он носил на фронте, но купленная недавно, для участия в похоронах и военных парадах. Не вынимая рук из карманов, Холлистер курил сигарету. Они притормозили у тротуара, и Холлистер сел в машину, сзади. Бетти, сидевшая рядом с Эдгаром впереди, перекинула руку через сиденье и вежливо повернулась к пассажиру.
— Большое спасибо за то, что заехали, — сказал Холлистер.
— Не за что, — отмахнулся Эдгар, — всегда рады. Любите стрелять?
— Не могу сказать, что так уж хорошо управляюсь с дробовиком. Ведь там из дробовиков стреляют, верно?
— Ну да, вы же знаете, эти игры в индеек на День благодарения.
— Знать-то знаю, но всяко бывает.
— Ах вот как, всяко? — не слишком любезно переспросила Бетти.
— Да, бывает, бьют из винтовки, — подтвердил Эдгар.
— Из винтовки? — недоверчиво спросила Бетти.
— Вот именно, — кивнул Холлистер. — Сажают индейку в ящик с плотной обшивкой, чтоб только голова была видна, и первый, кому удастся ее отстрелить, считается победителем. Конечно, это незаконно, но в частных домах все еще практикуется.
— У нас тоже частная охота, но на такое мистер Колдуэлл и миссис Тейт никогда не пошли бы. Это же ужасно, по-моему.
— Конечно, но, боюсь, для меня лично это единственный шанс. Не могу не вспомнить морскую пехоту. Помимо всего прочего, там учат стрелять из винтовки.
— Надеюсь, однако, не по индейкам, — вставила Бетти.
— Разумеется. — Холлистер явно решил не отвечать на насмешки.
— В таком случае в кого же вы стреляли? — настаивала Бетти.
— Если вы говорите о Пэрис-Айленде, то по мишеням в человеческий рост.
— А потом, в Европе, в людей?
— Да, мэм.
— В немцев?
— Главным образом.
— То есть как это, главным образом?
— Ну, мы старались попадать больше в немцев, чем в американцев.
— Мистер Холлистер, по-моему, вы насмехаетесь надо мной, — укоризненно сказала Бетти.
— И не без успеха, — подтвердил Эдгар. — Не забывай, мистер Холлистер юморист.
— Ну да, конечно-конечно, — зачастила Бетти. — И еще кое-что, мистер Холлистер. А убивать немцев вам приходилось?
— Да, мэм.
— Серьезно?
— Серьезно, мэм.
— Из винтовки?
— Да, из винтовки.
— Вы говорите так, будто не только из винтовки? Из чего же еще?
— Из пистолета.
— Ах, у вас и пистолет был?
— Не только у меня, у всех. У офицеров табельное оружие автоматические пистолеты сорок пятого калибра, у низшего командного состава и других солдат — винтовка и пистолет либо пулемет и пистолет. Но пистолет был у всех.
— Не хотелось бы выглядеть кровожадной, но разве вы только что не сказали мне, что убивали немцев из винтовки? А были ведь, насколько я понимаю, офицером. Во всяком случае, я читала что-то в этом роде, на рекламной тумбе с вашей фотографией.
— Да, мэм, у меня было офицерское звание, но, знаете ли, когда идет бой, никто не присматривается и не делает заметок, есть у офицера винтовка или нет. Иными словами, миссис Мартиндейл, в бою делаешь то, что кажется лучшим, лишь бы защитить себя. Иногда винтовку пускать в ход не надо, если тебе кажется, что защитить себя удобнее каким-нибудь другим образом. Например, можно представить себе ситуацию, в которой достаточно будет пистолета. И если речь не шла о жизни и смерти, я предпочитал носить только пистолет. А бывало, при мне и пистолет, и винтовка, а стрелять рано. Тогда я выжидал нужный момент. Понимаете?
— Чего ж тут не понять, мистер Холлистер? Прекрасно понимаю. Вы так подробно все объяснили. Если враг… если от врага можно было избавиться при помощи одного лишь пистолета, винтовка вам не нужна.
— Вот именно.
— Но признайтесь все же, вам сильно повезло на войне.
— Пожалуй. Хотя с какой стороны посмотреть. Никто из конкретных немцев в меня не попал. Меня ранило шрапнелью. Но все же ранило.
— Шрапнель, — повторила Бетти. — В общем, чтобы попасть в вас, понадобилось орудие, верно?
— К вопросу о шрапнели, — заговорил Эдгар. — Извините, что прерываю этот увлекательный разговор о войне, но позвольте объяснить вам правила сегодняшней игры, мистер Холлистер.
— Прошу вас.
— Мы пользуемся двенадцатикалиберными дробовиками, вырезаем кружок размером в никель и приклеиваем его к доске, установленной в двадцати шагах. На каждого участника — один кружок или сколько угодно, но за это уже надо платить. Пока понятно?
— Вполне.
— Начинается стрельба, и кто попадет в кружок наибольшее количество раз, тот и победитель. Между прочим, все деньги идут на нужды бексвиллской воскресной школы. Миссис Тейт и мистер Колдуэлл на этом ничего не зарабатывают. — Попытка Эдгара шуткой разрядить атмосферу, возникшую в результате обмена колкостями между Бетти и Холлистером, была слишком поспешной, чтобы возыметь желаемый эффект.
— А на победителя ставят? — осведомился Холлистер.
— Конечно, сколько угодно.
— В таком случае я ставлю на миссис Мартиндейл.
— С чего бы это, мистер Холлистер? Для вашего сведения, я ни разу в жизни не держала в руках дробовик.
— Не важно, у меня предчувствие, что вы победите.
— Правда? Должна вас разочаровать, я нынче вообще не стреляю, так что вам лучше выбрать другого фаворита. — Бетти медленно убрала руку, давая таким образом понять, что сеанс вежливости закончен. Холлистер откинулся назад, и оставшиеся до фермы несколько миль они проехали в молчании.
Пока Эдгар не припарковался вместе с другими на скотном дворе, никто из машины не вышел.
— Соревнования начинаются в три, — повернулся он к Холлистеру. — Но напитки уже разносят, если вы, конечно, готовы вместе с нами преступить закон.
— Отлично.
— А я пойду разыщу Грейс, — сказала Бетти. — По-моему, она в беседке, с гостями.
Там или поблизости действительно собралось человек тридцать из числа самых метких стрелков графства Несквехела. Бетти и еще три женщины несли трости-сиденья; несколько дам были в бриджах для верховой езды, как, впрочем, и большинство мужчин, для которых это была часть офицерского обмундирования. Кое-кто из них надел оставшиеся с войны полевые башмаки, другие — высокие охотничьи сапоги со шнуровкой, третьи — панталоны, клетчатые чулки и ботинки на толстой подошве с языком, окаймленным бахромой. Холлистер в своей полушинели оказался в меньшинстве, по преимуществу же гости приехали в верблюжьих пальто или платьях из твида. Так, на докторе О’Брайане было длинное твидовое пальто с капюшоном.
Дамские и мужские чулки, а также дамские пальто и шарфы яркими пятнами выделялись на общем тусклом фоне: день выдался облачный и холодный, каждую минуту грозил пойти снег, а из зелени и желтизны деревьев, кустов и пастбищ ушла всякая жизнь. Кое-кто из гостей уже собрался вокруг большого костра, но большинство потянулось к беседке, где на подставке громоздились кофейник на два галлона, подогреваемый огнем от керосинки, горы сандвичей в вощеной бумаге, оловянные кофейные чашки, бутылки с виски и бренди и к ним рюмки с бокалами. Подставка — доска на козлах — стояла на цементном полу рядом с дверью в беседку, чуть ниже уровня земли. Грейс, зажав во рту сигарету и наклонив голову так, чтобы дым не попадал в глаза, сидела у подставки и отмечала имена гостей, записывающихся на участие в соревнованиях. Рядом с ней, посасывая грубо отделанную трубку, стоял Хэм Шофшталь и разглядывал через ее плечо список. Время от времени он указывал на какое-то имя, Грейс кивала и выкликала: «Джордж Уолл не заплатил. Джордж Уолл, прошу подойти и заплатить. Джо Каннингэм, за вами тоже должок. Прошу подойти и оплатить. Вообще все, кто еще не заплатил, поторопитесь». К ней выстроилась целая очередь. «Ага, вот и Джордж, — заметила Грейс. — Ну как, готовы всех обставить?»
— Постараюсь. Что там с меня, два доллара?
— По доллару за выстрел.
— Ловко. А поскольку у большинства из нас двустволки, то берете два, так?
— Если это не помповое ружье. Хэму вот пришлось заплатить пятерку.
— А где индейка? — спросил Джо Каннингэм. — Лично я платить не собираюсь, пока не увижу индейку.
— А я оштрафую вас за такие речи, — огрызнулась Грейс. — Индейка цела и невредима, сидит в ящике и ест мое зерно.
— Лучше бы мое, — проворчал Каннингэм, переступая с ноги на ногу. — По-моему, после армии у меня ноги стали короче.
