Дженнифер Доннелли - Чайная роза
Фиона взяла его лицо в ладони, поцеловала и сказала:
— Не надо. Хватит с нас печальных воспоминаний. Будем помнить все только с сегодняшнего дня.
Он надел кольцо ей на палец:
— Раз так, пусть это будет первое. Камень старый, а воспоминание новое. — Потом Джо встал и наполнил бокалы.
Фиона полюбовалась кольцом, а затем с напускной скромностью посмотрела на Бристоу.
— Джо…
— Ммм?
— Это значит, что мы теперь жених и невеста?
— Нужно подумать.
— О чем?
— О том, какая из тебя получится жена. Ты умеешь готовить?
— Нет.
— Стирать?
— Нет.
— Как насчет глажки? Гладить умеешь?
— Нет.
— А что же ты тогда умеешь?
— Иди сюда, покажу.
— Как, опять? Ты ненасытная. Похотливая, как коза. Я всегда слышал, что к старости женщины становятся хуже кошек.
— К старости? Ах ты, паразит! Сейчас я покажу тебе, кто из нас старый…
Она опрокинула Джо на кровать и села на него верхом. А когда огонь догорел и Фиона уснула в его объятиях, Джо лежал и улыбался, надеясь, что ее слова окажутся правдой, что печальных воспоминаний больше не будет и их место займут новые, счастливые. Больше ничто не будет стоять между ними. Темное прошлое перестанет пугать их. Останется только светлое, ничем не омраченное будущее, которое они построят вместе. И проведут его тоже вместе. До самого конца.
Глава восемьдесят третья
— Бобби Девлин, — сказал Родди, оторвавшись от разложенных на письменном столе бумаг и посмотрев на гостя, стоявшего в дверном проеме. — Мы в восхищении.
— Хорош трепаться, О’Меара, — ответил Девлин и бросил на стол Родди номер «Клариона». — Завтрашний выпуск.
Родди потянулся и достал карманные часы. Они показывали три.
— О господи, неужели уже так поздно? — Была суббота. Он пришел в девять, чтобы разобрать завал. В последние недели О’Меара был так занят поисками Уильяма Бертона, что совсем забросил другие дела. Он показал Девлину на стул. — Ты теперь заодно и газеты по домам разносишь?
— Думал, это будет тебе интересно. Касается твоего Бертона. Вряд ли ты скоро его увидишь.
Родди вперился в первую страницу. Заголовок гласил: «Шарлатан и самозванец Уильям Бертон бежал из страны». А ниже значилось: «Родственница выступает в его защиту». В качестве автора статьи указывался Девлин. Родди быстро перевернул страницу. Девлин раскопал старую тетку Уильяма Бертона, восьмидесятилетнюю старуху по имени Сара Бертт. Мисс Бертт жила в уютной квартире в Кенсингтоне. В статье указывалось, что она согласилась откровенно побеседовать с репортером «Клариона», потому что хотела защитить доброе имя своего племянника.
В ходе интервью мисс Бертт полностью опровергла распространенную версию истории успеха Бертона, согласно которой он в раннем детстве был усыновлен незамужней тетушкой и, несмотря на скромное происхождение, сумел стать чайным бароном.
Она сказала, что действительно забрала Уильяма. Но не потому что его мать умерла. Эта особа бросила Уильяма, тогда пятилетнего, и его трехлетнего брата Фредерика. Оставила детей в грязной комнате убогого пансиона без еды и денег. Уильям и Фредерик, которым велели не поднимать шума под угрозой наказания, молча ждали ее возвращения. Прошло несколько дней, прежде чем другие обитатели пансиона обратили внимание на жуткий запах и заподозрили неладное. Но для Фредерика было уже слишком поздно. Взломав дверь, соседи увидели пятилетнего Уильяма, сидевшего рядом с трупом младшего брата. Он бредил от жара и голода и что-то бормотал о крысах. Лишь потом соседи заметили, что у Фредерика объедена правая нога.
Девлин спросил мисс Бертт, почему мать бросила их. Может быть, она просто не могла содержать их на заработки портнихи? Мисс Бертт ответила, что ее сестра, Эллисон Бертт, начала портнихой, а закончила проституткой. Она была раздражительна, пила и била детей смертным боем. Семья отказалась от нее еще до рождения сыновей.
Девлин спросил, действительно ли отец Бертона был капитаном корабля, утонувшим вместе со своим судном.
— Вполне возможно, — лаконично ответила мисс Бертт. — С таким же успехом он мог быть мясником, булочником или свечным мастером. — Она понятия не имела, кто был отцом ее племянников, и сомневалась, что сестра сама знала это. А потом добавила, что это не имеет никакого значения. Имеет значение только то, что Уильям всегда был хорошим мальчиком и любил свою тетю Сару. Отлично учился в школе. И упорно трудился. Оставив школу в четырнадцать лет, начал работать в маленьком магазине города Кэмдена, где они тогда жили, а к семнадцати годам накопил сумму, достаточную, чтобы выкупить магазин у его престарелого владельца. Именно с этого магазина и начался «Чай Бертона».
Затем Девлин спросил, не пытались ли искать мать Бертона. Может быть, она до сих пор живет в Кэмдене? Мисс Бертт ответила, что ее сестра никогда не жила в Кэмдене. Она обитала в Уайтчепле, в Адамс-Корте.
— Это название должно быть вам знакомо, — сказала мисс Бертт. — Именно там произошло последнее из этих кошмарных убийств. Ужасное место.
— Не может быть! — воскликнул Родди. — Бертон жил в Адамс-Корте? Там же, где жила семья Фионы?
— Он лгал об этом. Так же, как обо всем остальном, — ответил Девлин.
Родди продолжил чтение. Он бегло просмотрел часть статьи, где старушка сообщала, что ее племянник сменил простонародную фамилию «Бертт» на благородную «Бертон», и перешел к следующему абзацу. Девлин попросил женщину честно сказать, видела ли она племянника в последний месяц.
Мисс Бертт ответила, что не видела, но две недели назад получила от него письмо, сообщавшее, что он уезжает за границу. Куда именно, Уильям не сообщил. Она очень волнуется за него. Он всегда был хорошим мальчиком и добрым к своей тете Саре. Она не верила, что он ударил ножом эту миссис Сомс и убил докера. Интервью заканчивалось обращением мисс Бертт к своему племяннику. Она просила его вернуться в Лондон и защитить свое честное имя.
— Он был целью самой многочисленной в истории города охоты на человека и все же просочился сквозь сеть, — сказал Девлин. — Теперь он может быть где угодно. Во Франции. В Италии. Даже на полпути в Китай. Интересно, как он это сделал. Изменил внешность? Подделал документы? Похоже, этот малый — не дурак.
— Да, не дурак, но он не на континенте, — ответил Родди. У него начало покалывать шею. Предплечья, И даже позвонки. Шестое чувство, притихшее после беседы с Дональдсоном, воскресло и теперь мстило ему.
— Не понял.
— Тут что-то не так, Бобби. Чересчур гладко. Выжившая из ума старая тетка. Его письмо. Слишком удобно.
— Думаешь, письмо — это уловка?
— Да. Он сообразил, что рано или поздно кто-то узнает о существовании Сары Бертт. Полиция или пресса. И позаботился, чтобы она показала им письмо. Это ложный след. Бертон внушил нам, что сбежал за границу, а сам остался в Лондоне. Был здесь все это время и выжидал. Проклятый зазнайка Дональдсон! Я знал, что Бертон не удрал. Знал, черт возьми!
Родди встал и схватил мундир. Шестое чувство больше не покалывало его, а лупило по плечу. Киркой. Он хотел показать интервью Сары Бертт Фионе. После выписки из больницы и встречи с Джо она все чаще выезжала из дома. Он должен был предупредить ее, сказать, что необходимо продолжать соблюдать предельную осторожность.
Она поговаривала о том, что нужно отпустить Эндрю. Этого нельзя было позволить.
— Куда ты? — спросил Девлин.
— Домой к Фионе. Хочу показать ей твою газету. Она тоже не верит, что Бертон здесь. Говорит, это для него слишком опасно. Раз у него больше нет ни дома, ни чайной компании, то нет и причины оставаться здесь. Но она ошибается. Причина у него есть. И эта причина — она сама.
Дэви О’Нил сидел в пабе, где уже десять лет каждый вечер заливал пивом голос собственной совести, и трогал пальцем новенькую пятидесятифунтовую банкноту. Этого было достаточно, чтобы оплатить годичное лечение дочери в санатории Бата; Лиззи исполнилось одиннадцать, но она продолжала хворать. Деньги были платой за очередное поручение, которое ему не хотелось выполнять. Он горько усмехнулся. Не хотелось? Ему всегда хотелось только одного: оторвать этому гаду его поганую башку.
Дэви надежно спрятал деньги, заказал пинту, опорожнил ее и тут же заказал вторую, пытаясь заглушить внутренний голос, снова и снова настойчиво спрашивавший, к чему приведет только что выполненное им поручение.
«Я ничего не знаю, и это меня не волнует, — отвечал он голосу. — Я просто выполнил поручение. Я тут ни при чем. Кроме того, оно было последним. Он сказал, что уезжает. С ним покончено. Теперь я свободен».
«Свободен, Дэви? — насмешливо повторял внутренний голос. — Ты никогда не будешь свободен. Ты продал свою душу. И дочь Падди Финнегана продал тоже. За горсть серебра. Как Иуда. Только у Иуды хватило совести повеситься».
