Андрей Школин - Прелести
— Да, я слышал, у вас в России всё не так, как в других странах. Но мне казалось, русские предпочитают водку, — Шарль поломался для значимости и с воодушевлением убежал за угощением. Через некоторое время вынес огромную кружку пенного напитка и поставил на стол передо мной. — Лично я считаю, что пиво можно пить в любое время суток.
— Водка в России, конечно, продукт национальный, но вот это, — я указал на вместительный сосуд, — тоже популярный напиток, — сделал несколько глубоких глотков и одобрительно кивнул головой. — Правда, качество не идёт ни в какое сравнение с тем, что производишь ты.
— Если бы ты заранее предупредил, я бы свой фирменный напиток приготовил, — опять покраснел Шарль, на этот раз от удовольствия. — После обеда приходи, специально для тебя особый сорт сварю. Оценишь.
— Сейчас гонишь, что ли, уже?
— Нет, нет, сиди, пей на здоровье, — засуетился толстяк. — Колбаски принести?
— Давай, не откажусь, — не стал обижать гостеприимного хозяина, несмотря на то, что только что позавтракал. — В России, кстати, под рыбку вяленую пивко предпочитают.
— Слышал, — развёл руки в сторону швейцарец. — Такой рыбы у меня нет.
— Ничего, ничего, колбаса тоже замечательная закуска.
Шарль вернулся в помещение, а я отпил ещё из кружки и облокотился на деревянную спинку скамейки. Напиток немного горчил, но настроение поднимал.
— А покажи мне свою пивоварню, — обратился я к хозяину, когда последний разложил на тарелке пахучие горячие сардельки. — Интересно, ведь, соприкоснуться с волшебством.
Швейцарец не устоял против такого аргумента. Повёл показывать разнообразные баки, бочки, агрегаты с трубками и шлангами. Роль экскурсовода доставляла толстяку заметное наслаждение. Как же он любил все эти механизмы, с какой любовью о них рассказывал! Я, скорее всего, был первым, кто обратился к Шарлю с просьбой показать и объяснить устройство пивоварни. Можно было не сомневаться, «странный русский», в результате проведённой экскурсии, становился его любимым клиентом и возможно лучшим другом.
До обеда сумел опустошить четыре громадных кружки. Толстяк, за компанию, выпил две. Когда я добивал последнюю, на другой стороне площади нарисовалась Гуля. Вместе с Луишем!!! Под ручку!!! Во как…
— Что, Гуленька, очередной твой подшефный? — когда пара поравнялась с нашим столом, прищурив глаз, обронил я.
— Ну да, выполняю свои прямые обязанности, знакомлю вновь прибывшего с традициями Приюта. Заодно показываю Луишу городские достопримечательности, — на девушке сидел великолепный летний лёгкий костюмчик. — Привет, Андрей. Здравствуй Шарль. Не рано алкоголь начали принимать? Или со вчерашнего дня продолжаете?
— Пиво, это не алкоголь, — несколько обиженно отреагировал толстяк. — Это великолепно утоляющий жажду тонизирующий напиток.
— Как обживаешься, Луишь, — пожал я руку бразильцу.
— Осваиваюсь, спасибо, мой Ангел хранитель.
— О, помнишь, красавчик! Ты не будешь возражать, если я с твоей спутницей на несколько минут в сторонку отойду, — и, не дожидаясь ответа, взял Гулю под локоток.
— Что за секреты? — она очаровательно улыбнулась.
— Да какие секреты… Я хотел спросить, было ли между нами что-то? Ну…
— Где было что-то?
— У меня дома, в ночь, когда Хатурабжа с Луны спускалась?
— В проекции, что ли?
— Да, в проекции.
— Мало ли что в проекции происходит, — засмеялась Гуля. — Не обращай внимания.
— Понял, иди тогда к своему бразильцу. Больше вопросов нет.
— Андрей, он не мой бразилец, — произнесла игриво и повела Луиша дальше «показывать городские достопримечательности».
— Красивая, — вздохнул, глядя ей вслед, пивовар.
— Красивая, — согласился я. — Спасибо, Шарль, за угощение. Пиво замечательное, теперь я твой постоянный клиент.
— Да без вопросов, — в который раз зарделся толстяк. — Заходи. Редко встречаются такие гурманы. Не забудь, что я сегодня для тебя спецзаказ приготовлю.
— Помню, помню, — похлопал Шарля по плечу и направился к дому.
К пивовару больше не пошёл. До вечера сидел на крыльце, выветривал хмель. Сидел, размышлял, сопоставлял увиденное и услышанное в Приюте Бессмертия за три дня. По всем раскладам выходило, что зависну я здесь надолго. А как не хотелось.
В постель улёгся, едва первые сумерки коснулись города. Долго лежал, ворочался, никак не мог уснуть…
* * * Разбор полётов:В проекции моё ложе радовало свежестью и строгой армейской заправленностью. Конь не валялся… Сам я стоял на твёрдых ногах рядом. При этом спать хотелось, не в пример «приютовской» бессоннице. И сразу же посетила шальная мысль, что получится, если уснуть здесь? Выход в очередную проекцию?
Не раздеваясь, прилёг поверх покрывала. Попробовал ещё раз погрузиться в сон, и, как не странно, это мне удалось. Сразу же добился очередного осознания. Комната та же, только в распахнутое окно почему-то не доносится никаких звуков. Абсолютно никаких. И темень…
Попробовал привычным шлепком по стене включить в комнате свет, но ничего не произошло. На ощупь спустился по лестнице в холл, прошёл осторожно до двери и вышел на улицу.
Кромешная тьма и орущая тишина. И совсем ни видно прохожих. Правда, отсутствие людей ещё можно объяснить тем, что «приютчане» сейчас либо блуждают в проекции, либо бодрствуют в Приюте. И вообще, вряд ли кто-то, подобно мне додумается переместиться в «антипроекцию». Хорошее, кстати, название для этой территории — Антипроекция. Попробовал взлететь, не получилось. Полеты в этом городе не приветствовались.
И вдруг, из окна близстоящего дома донеслись не то стоны, не то плач. Остановился, прислушался. Нет, не показалось. Действительно, кто-то плакал. И тут же похожие завывания раздались из окна другого здания. Словно ветер, решив надо мной поиздеваться, перелетал из дома в дом, играя чудовищную музыку. Стоны усилились и теперь неслись отовсюду. Всё громче и громче. Мои движения были парализованы страхом, ноги отказывались слушаться. Непроизвольно поднял глаза и за чернотой оконных проёмов разглядел множество смотрящих на меня, искажённых мучительными гримасами, лиц. Ужасных лиц незнакомых мне людей.
Заставил себя опустить голову и перевести взгляд. И сразу, следом, исполнил самое естественное в этой ситуации желание…
* * * Разбор полётов:Открыл глаза. Издалека доносилась весёлая музыка. Лежал в одежде на нерасправленной пастели. Понятно, это — проекция. Здесь тоже не стал долго задерживаться…
Проснулся в поту. За окном мерцал свет фонарей. Тишину разбавляют своим треском цикады. Или сверчки… Интересно, как долго исследовал антипроекцию? И что такое антипроекция? Присутствовало четкое ощущение, что я опять влез куда-то не туда. Во что я на этот раз вляпался?
Полежал несколько минут, успокоился. Вспомнил вчерашний сон. С чего началась сказка? А, ну да, первоначальный сюжет мне приснился в поезде, после разговора с Александром. Там хищник отбивался от стаи своих сородичей. И как отбился? А никак. Лёг на землю и подставил незащищённую шею. Это факт общеизвестный, волки, случается, поступают подобным образом. Жертва становится доступной, но хищники, в итоге, не могут преодолеть психологический барьер и просто добить. Почему? Учёные, изучающие повадки волков, разгадку пока не нашли. Вот и в моём случае герой сказки остался жив, прибегнув к подобной тактике. К чему это я?
Всё, на сегодня больше никаких выходов. Никаких проекций и антипроекций. Просто спать.
* * *Тысяча девятьсот девяносто первый год. Красноярск. Праздник Пасхи. Улица имени Надежды Крупской. Квартира Миши Магадана.
Миша Магадан — сильный, бородатый мужик, два года назад получивший во время сна удар топором в грудь от своего работника (Михаил в то время владел фирмой по производству деревянных детских спортивных площадок), допил седьмой стакан очень крепкого чаю и пристально взглянул на меня из-под мохнатых бровей:
— А потому они эту заповедь не понимают, что не могут понять. НЕ МОГУТ!
— Может быть, не хотят?
— Нет! — произнёс он очень твёрдо и решительно. — Именно, не могут. Не могут понять так же, как не могут подставить вторую щёку. Вот подумай и ответь, что для тебя легче, подставиться под удар или ударить второй раз человека, который после первого твоего удара не боится и не ненавидит тебя? Смотрит, как на брата родного и горячо любимого. Подумай.
— Я посидел пару минут размышляя.
— Пожалуй, лучше пусть бьют меня.
— Вот! — с каким-то нездоровым азартом поднял вверх указательный палец Магадан. — Вот и я о том же. Я этот вопрос в тюрьме отпетым сидельцам задавал. И почти все так же отвечали. Трудно не щёку подставить под второй удар, это и от трусости сделать можно. Трудно, после того, как тебя ударили, без страха и злости на обидчика смотреть. Вот о чём Христос говорил. А то, что кичатся, мол: «Я не хочу щёку второй раз подставлять, лучше сам отвечу!», так то не в хотении дело. НЕ МОГУТ! Не могут победить в себе в этот момент страх, бессилие, злобу и ненависть, — Михаил выдохнул воздух, присел и, закурив «Беломорину», усмехнулся, оправдываясь. — Видишь, всё никак не получается курить бросить, такой вот верующий…
