Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973
— Предвижу кое-какие осложнения.
— Ничего серьезного, — возразил Тагека Ки. — Нам понадобится только одно — доступ в больницу, где имеется приличный набор пигментированных субъектов.
— Ну, я знаю всех в «Лейквью дженерал» в Даун-таун, — проинформировал его Крокетт, — но не думаю, что мы найдем там нужных подопытных. В конце концов, живем на Среднем Западе. Вряд ли нам удастся найти даже двух-трех индейцев в год, — весьма сомнительно.
— Лично я не доверяю этим ребятам из «Лейквью дженерал», — признался Тагека Ки, — неряшливы, небрежны. Тот, которого мы выберем, само собой должен стать нашим полноправным партнером, а мне никто там не импонирует настолько, чтобы бросить к его ногам целое состояние.
Именно в эту минуту Маннихону захотелось вмешаться в разговор. Слово «состояние», показалось ему, по меньшей мере неудачно подобрано. Все, что они до сих пор сделали, насколько это касается его, Маннихона, напрочь лишено всякой возможности получать прибыль. Но Тагека Ки увлечен своими новыми планами, говорит вполне осознанно, четко.
— Мне кажется, все сейчас указывает в сторону Западного побережья, — сразу на ум приходит Сан-Франциско, — развивал свою мысль Тагека Ки. — Высокий процент цветного населения; хорошие, с отличным обслуживанием больницы, с большими, несегрегированными палатами, по линии благотворительности…
— Китай-город, — добавил Маннихон, — он проводил там свой медовый месяц; попробовал суп из акульих плавников, объяснив тогда свою расточительность Лулу: «Женишься один раз».
— У меня есть друг в штате больницы «Милосердие к больным раком», — вспомнил Тагека Ки, — Людвик Квелч.
— Конечно, конечно, — кивнул Крокетт, — Квенч: рак простаты, — первоклассный специалист.
— Крокетт, кажется, знает всех на свете.
— Первый отличник на своем курсе в Беркли, учился там за три года до моего поступления, — продолжал Тагека Ки. — Нужно ему позвонить. — И потянулся за трубкой.
— Погодите, погодите, прошу вас! — хриплым голосом запротестовал Маннихон. — Не хотите ли вы сказать, что собираетесь экспериментировать на живых людях? Может, даже отправить их на тот свет?
— Горшок, — недовольно воззвал Тагека Ки, — ты привел этого парня, ты втянул его в нашу затею, так что разберись!
— Флокс! — обратился к нему Крокетт с явным раздражением. — В общем, все сводится к следующему: ты кто такой — ученый или не ученый?
Тем временем Тагека Ки уже набирал номер телефона в Сан-Франциско.
— Погоди-и, дай поду-умать, — тянул в трубку Людвик Квелч, — что у нас есть, что можем предложить, — я имею в виду местное отделение Блюмштейна. С него, видимо, можно начать. Ты согласен со мной, Тагека?
— Местное отделение Блюмштейна… Идеальный выбор, — одобрил Тагека Ки.
Квелч приехал четырнадцать часов спустя после звонка в Сан-Франциско. Тагека и Крокетт уединились с ним и проговорили в запертой гостиной весь день и весь вечер. Только около полуночи к научной конференции допустили Маннихона. Квелч — громадный мужчина, высокого роста, с двумя рядами великолепных белоснежных зубов и доброжелательными манерами, свойственными жителям Западного побережья; всегда в дорогих костюмах, долларов по триста, и галстуках из великолепных, легких тканей, — вызывал инстинктивное доверие. Получил известность, когда произнес по общенациональному телевидению несколько потрясающих спичей — нападал на состояние здравоохранения в стране.
Вытащив из кармана записную книжку в обложке из крокодиловой кожи, Квелч принялся листать ее крупными пальцами.
— В настоящий момент, — подытожил он, — у нас находятся тридцать три белокожих, двенадцать негров, трое лиц неопределенной национальности, один индус, один бербероараб и семеро представителей Востока: шестеро предположительно китайцы, а один определенно японец; все мужеского пола, разумеется. — И добродушно рассмеялся такой ссылке на свою специализацию — рак предстательной железы. — Я назвал бы этот набор неплохим образцом, что скажете?
— Могу только подтвердить твои слова, — ответил Тагека Ки.
— Все — на последней стадии болезни? — осведомился Крокетт.
— Грубо говоря, процентов восемьдесят, — уточнил Квелч. — А почему вы спрашиваете?
— Только ради вот нашего коллеги, — ткнул Крокетт пальцем в Маннихона, — выражает по этому поводу беспокойство.
— Очень рад убедиться, что весьма разреженный воздух научных исследований не сказался на ваших восхитительных юношеских угрызениях. — Квелч положил огромную лапищу Маннихону на плечо. Не стоит зря тревожиться: жизнь ни одного из этих пациентов не будет укорочена… в заметной мере.
— Благодарю вас, доктор, — промычал в ответ Маннихон.
Квелч посмотрел на часы.
— Ну, мне пора — труба зовет. Поддерживаем контакт. — Он засунул в свой саквояж литровую бутылку в свинцовом футляре — в такой обычно перевозят летучие кислоты. — Скоро объявлюсь. — И быстро направился к двери.
Тагека Ки пошел проводить его; перед дверью остановился, услышав несколько слов, произнесенных Квелчем, и заговорил:
— Что такое опять? Четверть всех прибылей — каждому из партнеров; эксклюзивные права Ки на Гватемалу и Коста-Рике; доля Маннихона в странах Северной Европы за десять лет… Всем сказано в меморандуме, который я вручил тебе сегодня днем.
— Да, конечно, — подтвердил Квелч. — Но я хотел бы уточнить кое-какие пункты со своими адвокатами6 когда будут оформлены все необходимые документы. Очень приятно с вами встретиться, ребята! — Помахал Крокетту и Маннихону и вышел.
— Боюсь, придется нам расстаться сегодня ночью довольно рано, ребята, — предупредил Тагека Ки. — Мне еще предстоит завершить кое-какую работу.
Маннихон пошел сразу домой, с вожделением думая о первой за многие недели ночи, когда поспит до утра. Жены дома не оказалось — играет, как всегда, бридж. Ох и заснет же он сейчас — ему не удалось сомкнуть глаз до рассвета.
— Сегодня звонил Квелч, — первым делом сказал ему утром Тагека Ки. — Сообщил о первых результатах.
Веки у Маннихона задергались в мелких спазмах, и ему вдруг стало трудно дышать.
— Вы не против, если я сяду?
Только что он позвонил в квартиру Тагеки, и японец сам открыл ему дверь. Хватаясь руками за стены, чтобы не упасть, Маннихон прошел в гостиную, где и сел весьма неуверенно на капитанский стул. Крокетт развалился на кушетке со стаканом виски на груди. По выражению его лица, Маннихону не удалось определить, в каком тот пребывает состоянии — печален, счастлив или попросту пьян.
Тагека появился в комнате вслед за Маннихоном и поинтересовался на правах хозяина:
— Не принести ли чего-нибудь! — пива, соку?
— Нет, ничего не надо, благодарю вас, — отказался Маннихон.
Впервые со времени знакомства Тагека с ним подчеркнуто вежлив. Значит, надо приготовиться к чему-то ужасному — в этом нет никаких сомнений.
— Что сообщил нам доктор Квелч?
— Просил передать тебе приветы. — Тагека уселся между Крокеттом и Маннихоном на скамью сапожника и запустил палец в дырку пряжки с серебряной чеканкой на поясе джинсов.
— Что еще? — спросил не удовлетворился этим Маннихон.
— Первый эксперимент завершен. Квелч собственноручно произвел подкожные впрыскивания раствора восьми пациентам: пятерым белым, двоим чернокожим и одному желтому. У семерых пациентов не наблюдалось никакой реакции. Вскрытие восьмого…
— «Вскрытие»! — Легкие Маннихона выбрасывали воздух упругими струями. — Значит, мы убили человека!
— Ах, не теряй рассудка, Флокс! — послышался усталый голос Крокетта, — стакан с виски то опускался, то поднимался у него на груди. — Ведь это произошло в Сан-Франциско, за две тысячи миль от нас.
— Но ведь это мой раствор, я…
— Это наш раствор, Маннихон, — спокойно поправил его Тагека. — А если считать Квелча, то всего нас четверо.
— Мое, твое, наше — какая разница! Этот несчастный китаец мертвый лежит на мраморной плите в…
— Просто не понимаю, как с твоим темпераментом, Маннихон, ты стал исследователем, — охладил его пыл Тагека. — Твое место в психиатрии. Если ты намерен заниматься с нами бизнесом, нужно научиться себя сдерживать.
— «Бизнесом»! — возопил возмущенный Маннихон и с трудом, пошатываясь, встал на ноги. — Какой же это бизнес? Да как вы смеете так все это называть?! Убить больного раком китайца в Сан-Франциско! Ничего себе! — Голос его полнился непривычной иронией. — Мне приходилось слышать о наглом, преступном стяжательстве, и это как раз тот случай!
— Чего ты хочешь? Будешь слушать, что тебе говорят, или произносить здесь торжественную речь как на панихиде? бесстрастно произнес Тагека. — У меня есть для тебя куча весьма ценной и интересной информации. Но еще у меня неотложная работа и я не могу попусту тратить время. Так-то оно лучше… присядь-ка.
