Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973
В то время как двое его коллег продолжали спокойно и невозмутимо работать, тщательно проверяя каждую ночь ключи, ведущие к успеху, и таким образом добиваясь изо дня в день поразительных творческих результатов на благо компании «Фогель-Полсон», Маннихон, у которого постоянно кружилась голова от недосыпания, начинал приходить в отчаяние: все меньше верил, что ему удастся найти практическое применение своему раствору. Можно, конечно, написать небольшую диссертацию, ее напечатают или нет; в первом случае два-три биохимика в стране вяло полистают написанные им страницы, но дальше ничего не сдвинется — очередное зашедшее в тупик исследование положат под сукно и забудут. А ему придется ездить на своем «Плимуте» до конца жизни и никогда не увидеть, как выглядит судебная комната, где слушают дела о разводах.
Ни с Крокеттом, ни с Тагекой Ки он своими опасениями не делился. Да разве можно вообще чем-нибудь делиться с ними? Вначале они слушали его хоть и в пол уха, но недели через две вообще перестали обращать внимание, когда заводил свою речь. Работу выполнял в полной тишине, — мыл лабораторное стекло, записывал под диктовку и закладывал на хранение срезы. Начались неприятности и в компании «Фогель — Полсон»: еженедельные краткие отчеты о якобы проведенных экспериментах не вызывали у начальства восторга, и вот однажды он получил лично от мистера Полсона зловещую памятку в нежно-голубом конверте. На большом листе бумаги мистер Полсон собственноручно нацарапал только одно слово: «Ну?» ничего многообещающего.
Маннихон и решил оставить дело — он должен уйти, — надо хоть раз выспаться. Однако сообщить о своем намерении партнерам все не находил удобного случая. сказать это в лицо Тагеке Ки, в общем-то безразлично далекому от него человеку, он не посмеет, но, если удастся застать Крокетта одного на минуту-другую — ему он все скажет, тут есть шанс: в конце концов, Крокетт — белый человек.
И начал повсюду ходить тенью за Крокеттом, поджидая его, выслеживая как мог. Возможность представилась почти через неделю: он ожидал у ресторана, куда Крокетт обычно приходил на ланч и завтракал в компании потрясающей девицы или даже нескольких. Ресторан назывался «Прекрасная провансалька», любое блюдо стоило не меньше десяти долларов — без вина. Само собой, Маннихон там никогда не ел, а приходил на ланч в столовую компании «Фогель — Полсон», где можно поесть всего за восемьдесят пять центов — это ему больше всего нравилось на работе.
В этот жаркий день поблизости нет никакой тени, негде укрыться от палящего солнца. Ожидая Крокетта, Маннихон из-за постоянного головокружения качался из стороны в сторону, словно на палубе, корабля. Наконец-то, вот его «ланчия» — подъезжает к ресторану; теперь Крокетт один… Не выключая мотора попросил служащего на автомобильной стоянке позаботиться о машине, припарковать ее и большими шагами направился к двери «Прекрасной провансальки» не замечая Маннихона, хотя проходил в трех футах от него.
— Горшок! — окликнул его Маннихон.
Крокетт остановился, оглянулся: его угловатые черты янки заострились от неудовольствия.
— Что, черт подери, ты здесь делаешь?
— Горшок! Мне нужно поговорить с тобой…
— Послушай, какого черта ты качаешься? Ты что, пьян?
— Вот как раз по этому поводу мне и хотелось поговорить…
Вдруг на лице Крокетта появилось странное выражение — холодное, напряженное, оценивающее; он вглядывался куда-то вдаль, через плечо Маннихона, не обращая никакого внимания на него самого.
— Ты только посмотри! — воскликнул он.
— Вы, ребята, были очень добры ко мне, очень великодушны и все такое, — начал Маннихон, накренившись к нему, — но мне нужно…
Крокетт грубо схватив его за плечо, повернул вокруг оси.
— Я же сказал — посмотри!
Тяжело вздохнув, он посмотрел — ничего особенного: на той стороне улицы, перед баром, — старый, разбитый фургон, нагруженный пустыми бутылками из-под имбирного эля. В него впряжена дряхлая лошадь, стоит понурив голову от жары.
— Куда же мне глядеть, Горшок?
В глазах у него двоится, но не досаждать же коллеге своими бедами.
— Лошадь, парень, лошадь!
— Что с ней, с этой лошадью, Горшок?
— Не видишь разве, какого она цвета?
— Же-елтого… То есть… я хочу сказать — она желтого цвета.
— Все достается тому, кто умеет ждать, — многозначительно произнес Крокетт и вытащил из кармана маленькую бутылочку «раствора Маннихона» — повсюду таскал ее с собой.
Все же он, что ни говори, прилежный ученый и не из тех приспособленцев, которые запирают на замок свой мозг, когда закрывают двери своего офиса. Крокетт быстро налил себе немного раствора на ладонь правой руки и передал бутылочку Маннихону — пусть подержит, на случай если полиция начнет задавать вопросы. Осторожно, неторопливо направился через улицу к желтой лошади и фургону, заваленному пустыми бутылками из-под имбирного эля. Впервые Маннихон увидел, что Крокетт идет куда-то с такой ужасной медлительностью.
Крокетт подошел к лошади: возницы нигде не видно, улица пустынна, только проехал «бьюик» — за рулем цветной водитель.
— Милая старая кляча… — Влажной ладонью он похлопал лошадь по морде; так же неторопливо вернулся к Маннихону, прошептал: — Ну-ка, засунь эту проклятую бутылку в карман! — И, взяв коллегу за руку, вытер последние капли жидкости о его рукав.
С виду жест казался таким дружеским, но Крокетт впился ему в руку пальцами словно железными крюками. Маннихон сунул бутылку в карман, и они пошли рядышком к ресторану.
Бар «Прекрасной провансальки» располагался параллельно витрине — бутылки с крепкими напитками выстроились рядами на стеклянных полках напротив и при свете с улицы сияли как драгоценности хорошо рассчитанный психологический эффект. В темной глубине ресторана видно довольно много посетителей — безмолвно поглощают дорогую французскую снедь — свои ланчи по десять долларов; зато в баре, кроме них двоих, никого. В салоне довольно прохладно — работает кондишна — и Маннихона охватила невольная дрожь, когда он усаживался на высокий стул у стойки, поглядывая на улицу через строй поблескивающих бутылок. Желтая лошадь отлично просматривается в зазоре между бутылками «Шартреза» и «Нойли-Пра»: не двигается, по-прежнему клонит голову — жара совсем одолела.
— Что будете пить, мистер Крокетт? — осведомился бармен. — Как обычно?
Здесь его прекрасно знают…
— Как обычно, Бенни, — ответил Крокетт. — И один «Александер» для моего приятеля.
— Крокетт никогда ничего не забывает. Стали наблюдать за недвижной лошадью через бутылки, пока Бенни готовил «Джэка Дэниела» и «Александера». Бармен поставил перед ними напитки, и Крокетт одним глотком выпил половину стаканчика. Маннихон медленно тянул свой «Александер».
— Горшок, — начал он, — мне в самом деле нужно с тобой поговорить. Вся эта наша затея сказывается на мне…
— Погоди! — оборвал его Крокетт.
На той стороне улицы возница фургона выходил из бара; забрался на козлы, взялся за вожжи — и в это мгновение лошадь медленно опустилась на колени и рухнула, в упряжке, на землю.
— Принеси-ка нам сюда еще по стаканчику, — попросил Крокетт. — Пошли, Флокс, ставлю тебе ланч. — И заказал жаркое из рубца по-кайенски и бутылку, крепкого сидра.
Да, этот Крокетт явно не типичный янки. Как только Маннихон увидел поданное блюдо, ощутил его аромат, — понял: теперь все внимание желудку. Когда ему приходилось пробовать такой деликатес? В результате так и не сказал ничего Крокетту по поводу своего намерения уйти.
— А теперь предпримем следующий шаг, — заговорил Тагека Ки.
Вся троица работала в его лаборатории на чердаке; было еще сравнительно рано — только полтретьего ночи. Тагека воспринял новости об эксперименте с желтой лошадью без удивления, хотя, по его мнению, плохо, что не сумели получить срезы.
— Мы продвинулись, экспериментируя на низших позвоночных, ровно настолько, насколько необходимо, продолжал хозяин. — Следующий наш эксперимент неизбежно напрашивается сам собой.
Маннихон не чувствовал, однако, никакой нависшей над ними неизбежности и потому поинтересовался:
— Что же это за эксперимент?
Впервые Тагека Ки прямо ответил на один из поставленных Маннихоном вопросов — просто, как ни в чем не бывало.
— Человек.
Тот, изумленный, широко открыл рот, да так и закрыл. Крокетт сделал гримасу, призывая к вниманию, и заявил:
— Предвижу кое-какие осложнения.
— Ничего серьезного, — возразил Тагека Ки. — Нам понадобится только одно — доступ в больницу, где имеется приличный набор пигментированных субъектов.
— Ну, я знаю всех в «Лейквью дженерал» в Даун-таун, — проинформировал его Крокетт, — но не думаю, что мы найдем там нужных подопытных. В конце концов, живем на Среднем Западе. Вряд ли нам удастся найти даже двух-трех индейцев в год, — весьма сомнительно.
