Вспышки воспоминаний: рассказы - Ли Мунёль

Ощущая душевную пустоту и странный телесный жар, я, опьяненная этими ощущениями, растерянная, пошла прочь от автобусной остановки. До дома оставалось полпути, как вдруг хлынул ливень, который немного привел меня в чувство. Стояла ранняя осень, но это был по-настоящему проливной дождь. Осмотревшись, я заметила у дороги небольшой склад и побежала туда. Сначала я хотела переждать ливень, укрывшись под стрехой складской крыши, но дождь оказался слишком сильным, а тут еще подул ветер, порывом которого меня прижало к незапертой оцинкованной двери.

Я довольно долго стояла так, но поняла, что дождь лишь усиливается, и спустя некоторое время открыла дверь и вошла внутрь. Обычно склад был завален удобрениями, но почему-то именно в тот день внутри оказалось пусто и тихо. У меня мелькнула мысль о том, что здесь может кто-то прятаться, но внутри стояла такая тишина, что я даже не подумала внимательно осмотреться. Я просто стояла и равнодушно наблюдала за струями проливного дождя сквозь щель приоткрытой двери. А может, дело было вовсе не в спокойствии, а в горячем желании, таком сильном, что казалось, будто у меня по телу ползают крохотные насекомые. Я все никак не могла освободиться от этого жара.

Как бы то ни было, я совершила большую ошибку, не осмотрев склад. Когда, прячась от дождевых брызг, я зашла поглубже внутрь, кто-то вдруг выскочил из темноты, подбежал к двери и закрыл ее на засов. Я не успела даже глазом моргнуть.

— Кто это? Открой дверь! Я буду кричать!

От неожиданности меня охватил животный страх, и я закричала.

— Шуметь бессмысленно. Ты видела, чтобы в такой ливень по полю кто-нибудь ходил? — произнес сипловатый голос, и чьи-то руки словно щипцами сжали мои запястья.

Силуэт незнакомца напомнил мне Кэчхоля, и это действительно оказался он. Удивительно, но стоило мне понять, кто передо мной, как охвативший меня было страх мгновенно исчез.

— Кэчхоль, это ты? А ну отпусти!

Подражая деревенским, я говорила с ним грозным тоном. Но вместо того чтобы отпустить мои руки, он повалил меня на землю, на соломенную рогожу, и резким движением задрал подол моей юбки.

— Если хочешь вернуться домой в приличном виде, снимай сама.

Я продолжала вырываться, но он, прижимая меня к земле и жарко дыша мне в ухо, забормотал:

— Кэчхоль, конечно, много чего не знает, но он точно знает, когда нужен женщине. Сейчас твое тело горячо.

После этих его слов силы покинули меня. Вернулся странный, прожигающий тело насквозь жар, о котором я успела позабыть. А Кэчхоль опять зашептал мне на ухо, будто издеваясь:

— Я следил за тобой все это время после обеда. Видел, как ты стояла на остановке, ждала, вся извелась…

Он стал умело ласкать мое тело. Это был уже не проходимец в лохмотьях, а настоящий мужчина. Постепенно я словно впала в какой-то чудной сон и перестала сопротивляться. Стыдно об этом вспоминать, но тогда я не чувствовала себя жертвой, а, наоборот, испытывала что-то вроде удовольствия от близости с мужчиной. Единственным моим оправданием — оправданием женщины, которая принадлежала другому мужчине, став его женой, — было то, что в момент экстаза я видела перед собой лицо мужа.

Некоторое время случившееся не давало мне покоя. Я боялась, что Кэчхоль ворвется ко мне в комнату, думала, что все вокруг могут узнать о произошедшем и моя жизнь будет разрушена. Но совесть меня не мучила, я не испытывала вины перед мужем — по крайней мере, я этого не помню и, как это ни удивительно, до сих пор не сожалею о случившемся.

Несмотря на мои переживания, Кэчхоль вообще не попадался мне на глаза, что было довольно странно. Да и в деревне обо мне не судачили. По-видимому, никто ни о чем не подозревал. Слишком уж тихо закончилась эта история, которая представлялась мне чем-то из ряда вон выходящим. Но через несколько месяцев я поняла, что молчание и сдержанность Кэчхоля, которые не всем давались бы так легко, были для него еще одной важной защитной завесой. Даже окажись я в том положении, которого так опасалась, я бы все отрицала, и пострадал бы от этого сам Кэчхоль, и он прекрасно это понимал. Так же обстояло дело и с деревенскими женщинами.

Теперь мне стало ясно все, о чем я прежде только догадывалась. Я осознала, что происходит в душах деревенских женщин. Если говорить начистоту, для всех них он был любовником — настоящим или возможным. Я не сразу поняла, почему Кэчхоля молча терпят деревенские мужчины. Но один случай все прояснил. Это было в том же году, незадолго до зимних каникул. Как-то после обеда я случайно оказалась в учительской вместе со своим коллегой, который был родом из этой деревни. Мы грелись у печки, сидя напротив друг друга, и я незаметно завела разговор о Кэчхоле, о котором уже давно хотела его расспросить.

— Он же идиот. И к тому же бесплодный, — сказал он.

Хотя речь его отличалась от речи деревенских мужиков, смысл его слов был таким же. Эта небрежная фраза раззадорила меня, и я начала по порядку рассказывать обо всем, что успела заметить. Конечно же о том, что случилось со мной, я умолчала.

— Вы очень наблюдательны. Даже я, родившийся и выросший в этой деревне, только в последнее время стал обо всем догадываться. Я не знал, что вы, госпожа Хан, настолько тонко все подмечаете.

Пока я рассказывала, он молчал, но теперь вынужден был согласиться со мной. Не желая упускать выпавший шанс, я расспросила его обо всем, что меня интересовало.

— Но почему же деревенские мужики молчат и позволяют Кэчхолю так поступать?

— Причин много, но, думаю, среди них важнее всего две. Первая причина — чувство собственного достоинства, а вторая — расчет.

— Гордость и расчет?

— Что касается гордости, то, конечно, если кто попадет в такую ситуацию, его самолюбие пострадает. Это ведь унизительно: признать, что такому никчемному человеку, как Кэчхоль, удалось совратить твою жену. Гораздо проще обзывать его тупицей, чем согласиться с тем, что он нормальный мужчина. Что до расчета, то Кэчхоля прощают, когда пострадавшим оказывается кто-то другой. Как вы знаете, все в нашей деревне родственники, близкие или дальние. Уж лучше Кэчхоль, от которого нет особого вреда, чем страдать от болезней или покрываться позором, если вдруг сватья окажется с животом.

Я хотела найти другие объяснения. Рациональные доводы меня не устраивали. Мне хотелось услышать, что местные боятся дурного влияния, хотя и желают его, избегают столкновений с Кэчхолем, потому что не могут отбросить нормы старой морали, от которых он свободен. Словно отождествляясь с Кэчхолем, деревенские мужчины обретают душевную компенсацию. Но подтвердить эту версию я ничем не могла и поэтому спросила:

— А как же тот человек, который избил Кэчхоля на глазах у всей деревни?

— Это лишь мои домыслы, но мне кажется, что у Кэчхоля есть свой кодекс чести, свои правила. Он избегает слишком молодых, второй раз не вступает в связь с теми, с кем уже имел близость. Почему? Потому что молодые мужья, бывает, чуть что машут кулаками, а если жена изменит дважды, такое и старый муж вряд ли стерпит. Возможно, в тот раз Кэчхоль нарушил какое-то негласное правило, отчего и разгорелся сыр-бор.

Тут коллега, видимо вспомнив о том, что я не местная и пока живу без мужа, вдруг покраснел и, запинаясь, произнес:

— Да нет, это я так, только предполагаю. Вы сами так много подметили, а я просто высказал свои мысли. Прошу вас, будьте осторожны, не рассказывайте в деревне о нашем разговоре, а то начнутся раздоры.

При этих словах лицо его напомнило мне лица пожилых деревенских мужчин. Под конец я попыталась расспросить его о прошлом Кэчхоля, но мой собеседник уже утратил интерес к этой теме.

— О его прошлом я тоже не знаю. Впрочем, тут нет ничего странного. И в других местах зачастую можно встретить людей, о которых ничего не известно. Такие люди похожи на острова.

В той деревне я проработала больше трех лет. Едва муж сообщил мне, что вернулся из армии и устроился на работу, где служит по сей день, я тут же написала заявление об уходе из школы, чтобы сыграть свадьбу. Но уехать сразу у меня не получалось, иначе школа на какое-то время осталась бы без учителя, а в то время школа должна была иметь строго определенное число сотрудников. Поэтому мне пришлось задержаться еще на три дня, и, только проинструктировав нового учителя, я смогла покинуть школу.