Эрик Сигал - История любви
– Брось это, Оливер. Увидишь, он оттает. Раз я говорю – оттает, значит, оттает, поверь. Когда придет время венчаться…
Дженни, которая расставляла тарелки для десерта, сказала:
– Фил!
– Да, Дженни?
– Насчет церкви…
– Что еще такое?
– Ну, мы не собираемся венчаться, Фил…
– Как? – не понял мистер Кавильери. Истолковав слова своей дочери неверно, он тут же с извиняющимся видом повернулся ко мне. – Я, это, имел в виду, что… Ведь Дженнифер, конечно, сказала тебе, что мы католики? Я про вашу церковь, Оливер. Клянусь, такой союз Господь благословит в любой церкви.
Я вопросительно посмотрел на Дженни. Судя по всему, до этой темы в телефонном разговоре с отцом она не дошла.
– Оливер, – объяснила она мне, – я и так его оглоушила такой кучей всего сразу.
– О чем это вы? – спросил любезный мистер Кавильери. – Нет уже, давайте, оглоушьте меня всем, что у вас на уме.
И по какой такой странной случайности именно в этот момент мой взгляд упал на фарфоровую статуэтку Девы Марии, стоявшую на полочке в столовой семьи Кавильери?!
– Насчет благословения Божьего, Фил, – промямлила Дженни, не осмеливаясь взглянуть отцу в глаза.
– Да, Дженни. Так что насчет благословения Божьего? – видимо, начиная догадываться о самом страшном, спросил он.
– Ну, мы к этому относимся негативно, Фил, – сказала Дженни и посмотрела на меня, ища поддержки. Я подбодрил ее взглядом.
– К Богу? К любому Богу?
Дженни кивнула.
– Можно мне объяснить, Фил? – спросил я.
– Уж, пожалуйста, объясни!
– Мы оба атеисты, Фил. И лицемерить не хотим.
Думаю, Фил сдержался только потому, что озвучил это я. Дженни он мог бы запросто треснуть за такое откровение. Вот только теперь старик оказался третьим лишним. Он стоял, не осмеливаясь поднять глаза ни на свою дочь, ни на меня.
– Ну что ж, прекрасно, – сказал он после долгого молчания. – Скажите тогда хотя бы, кто вас обвенчает?
– Мы сами, – ответил я.
Он вопросительно посмотрел в сторону Дженни. Та кивнула – все верно.
Фил снова надолго замолчал. Потом еще раз повторил: «Прекрасно!» – и спросил:
– Ты считаешь, Оливер, что такой брак будет… как это у вас называется?.. Действительным?
Тогда Дженни рассказала ему, что нас обвенчает университетский капеллан, представитель Унитарианской церкви[20] («Ах, ну да, капеллан…» – пробормотал Фил), а жених и невеста произнесут клятвы.
– А невеста, что, тоже будет говорить? – спросил отец Дженни, как будто из всего вышесказанного лишь это могло принести ему утешение.
– Фил! – воскликнула Дженни. – Ты вообще представляешь себе, чтобы я когда-нибудь смолчала?
– Нет, дорогая, – ответил он, изобразив подобие улыбки. – Тебе всегда надо что-нибудь сказать.
На обратном пути в Кембридж я спросил Дженни, как, по ее мнению, прошла встреча.
– Все было о’кей, – сказала она.
10
Уильям Ф. Томсон, заместитель декана Гарвардского юридического института, не мог поверить своим ушам.
– Я не ослышался, мистер Барретт?
– Нет, сэр. – Это и в первый раз было трудно произнести, а уж повторить – и подавно. Но я повторил: – В следующем году мне нужна стипендия, сэр.
– Неужели?
– Именно поэтому я и пришел к вам, сэр. Ведь это же вы распределяете стипендии, верно, декан Томсон?
– Да, но ваш отец…
– Он больше не будет принимать участия в моем обучении, сэр.
– Простите? – Томсон снял очки и стал протирать их своим галстуком.
– У нас с отцом возникли… некоторые разногласия.
Декан снова нацепил очки и взглянул на меня с тем непроницаемым выражением лица, какое подвластно лишь представителю этой профессии.
– Весьма прискорбно, господин Барретт, – произнес он затем.
«Для кого?» – хотел спросить я. Судя по всему, кто-то собирался дать мне от ворот поворот. Тогда я продолжил:
– Да, сэр. Весьма прискорбно. Но именно поэтому я и пришел к вам, сэр. Через месяц я женюсь. Все лето и я, и моя невеста собираемся работать. Потом Дженни – так ее зовут – будет преподавать в частной школе. На жизнь нам хватит, на обучение – нет. А стипендия у вас высокая, декан Томсон.
– Ну… да, пожалуй… – протянул он и замолчал.
Ему что, непонятно, куда я клоню? Тогда какого черта я вообще перед ним распинаюсь?
– Декан Томсон, мне нужна стипендия, – повторил я. Уже в третий раз. – Меня зачислили, но на моем счете нет ни цента.
– Ах да! – Теперь Томсон решил отделаться от меня с помощью бюрократических отговорок. – Срок подачи заявлений на финансовую помощь давно истек…
Господи, да что же нужно этому придурку? Детали ему, что ли, подавай? Может, закатить истерику? Скандал устроить?
– Декан Томсон, когда я подавал заявление, я еще не знал, что так случится.
– Совершенно верно, господин Барретт, но должен сказать вам, что, по-моему, нам не пристало вмешиваться в семейные проблемы. Притом весьма прискорбные.
– Хорошо, сэр! – произнес я, поднимаясь с места. – Я прекрасно понимаю, на что вы намекаете. Так вот, я хочу, чтобы вы знали: я не собираюсь целовать задницу моему отцу только для того, чтобы он подарил вам очередной Барретт Холл.
Когда я уже был в дверях, до меня донеслась его реплика:
– Это нечестно.
Он был прав, как никогда.
11
В среду Дженнифер получила диплом. На церемонию съехалась вся ее многочисленная родня из Крэнстона и Фолл-Ривера, даже тетя из Кливленда. Мы заранее договорились, что Дженни не будет распространяться о нашей свадьбе, чтобы никто (сразу) не обиделся, что не получил приглашения.
– Тетя Клара, это мой молодой человек, Оливер, – говорила Дженни, неизменно добавляя: – Он еще не окончил колледж.
Родственники перешептывались, пихали друг друга локтями, выдвигали различные теории, но ни я, ни Дженни, ни Фил (который, думаю, был счастлив избежать обсуждения любви двух атеистов) не раскололись.
В четверг и я получил свой диплом «с отличием», что поставило меня на одну ступень с Дженни. Помимо этого, будучи старостой курса, я возглавил процессию выпускников. А значит, я шел впереди даже самых гениальных типов «с высшим отличием». Я едва удержался от того, чтобы во всеуслышание объявить правильность моей теории: час на стадионе стоит двух в библиотеке. Но воздержался – ладно уж, пусть тоже порадуются.
Понятия не имею, был ли там Оливер Барретт Третий. В выпускной день во дворе университета собирается не меньше семнадцати тысяч человек, нереально было разглядеть кого-то одного, если только не в бинокль, которого у меня все равно с собой не было. Приглашения, предназначенные для моих родителей, я отдал Филу и Дженни. Конечно, папа мог сесть вместе с выпускниками 1926 года. Но зачем ему это? Банки ведь в тот день были открыты.
