Владимир Масян - Игра в расшибного
— Эка важность! — громко фыркнул курсантик, но Вовка сделал вид, что не слышит его.
— Никогда не будут, как мы, собирать здесь грибы, ежевику или шиповник. Не почувствуют запах лугов, не сварят уху на костре. Не услышат кукушку на закате. Не увидят лебедей и гусей на пролёте.
— Ты, боец, случаем стихи не пишешь? — не выдержал Наташкин ухажёр. Ему было жарко в гимнастёрке, но он отчаянно изображал из себя бывалого вояку. — Грядёт иная эпоха: любая закуска, любые напитки — в тюбиках в любом станционном буфете. А захотел красоты — крути ручки телевизора!
— Ну-у, э-э-т, когда ещё будет! — примирительно, но явно скрывая ухмылку, нараспев проговорил Вовка. — А пока желудок просит чего-то более реального, чем пасту из тюбика.
Он отключил массу на аккумуляторе. Движок чихнул и заглох. Лодка плавно пристала к берегу. Бросив на сушу якорь, старший из братьев скомандовал:
— Доставай, Валерка, бредень. Будем нашенскую, а не буфетную пищу готовить. Ты как, курсант, с нами или обождёшь свою эпоху?
— Между прочим, — фыркнула Наташка, — его Вадимом зовут, а друга — Игорем.
— Вот и славненько, — Вовка спрыгнул с кормы в воду и помог девчатам перебраться на сушу.
Курсант пожалел свои хромовые сапоги и потому вынужден был таскать по сходням сумки, не без опаски поглядывая на вытащенный из-под сланей огромный бредень и на то, как Валерка маленьким топориком привычно обрубает ветки с молодого ствола осинки. А тот нарочно, с геканьм, воткнул обструганный кол в песок и принялся за второй.
Котька подозвал Вадика и, серьёзно оглядев парня со всех сторон, приставил его спиной к осиновой вешке.
— Годится! Аккурат по росту! — со значением крикнул товарищам, а курсанту шепнул: — Хочешь отличиться? Раздевайся, потащишь клячу по глубине.
— Я плаваю, как топор, — тоже тихо произнес Вадик, и Котька увидел в глазах аники-воина отчаянную мольбу: «Мол, не срами перед Натахой!»
— Картошку-то хоть чистить умеешь?
— Да, я первый в роте по нарядам в не очереди на кухню, — горячо залепетал чуть не в самое ухо Котьке курсантик. — Всё сделаю в лучшем виде.
— Чего вы там шушукаетесь? — насторожилась Наталья. Уж она-то знала, на какие розыгрыши способны её братики. — Котька! Отпусти Вадима!
— А хтой-то тут командует? У нас сегодня королева — Людмила. — И Котька дурашливо опустился перед Милкой на колено. — Слушаюсь и повинуюсь! Приказывайте, Ваше величество!
Ох, если бы не игра! Лагутина знала, что хотела приказать этому длинноногому парню, этому недотёпе, для которого забавы дворовых друзей всё ещё значили больше, нежели сердечная склонность. Но и себя выдавать она не хотела.
— Будешь моим шутом! — словно в отместку, гордо, сквозь зубы, изрекла она приговор и отвернулась.
— Гороховым! — покатился со смеху Валерка, а глядя на него, ухватилась за бока вся компания.
— Хорошо смеяться на сухом берегу, — вспомнил Котька поговорку отца, — поглядим, как вы с бреднем без меня управитесь.
— Одно другому не мешает, — тут же нашлась Натаха. — В нашем спектакле объявляется антракт. Мы собираем хворост для костра, вы отправляетесь за рыбой.
— А я чищу картошку! — поспешил обозначить своё место защитник отечества.
Глянув на обескураженную Людмилу, Котька смилостивился:
— Королева идёт с нами. Она рыбистые озерца за версту чует.
Только какие уж рыбные места на острове остались? Кудрявые дубы спилили, тополя сами рухнули, когда из-под них песок начали выкачивать. И гнили теперь осокори в завалах, переплетясь корнями и верхушками, словно после урагана, поганили чернотой воду, изгоняя из островных заводей последнего малька. На месте огородов уже пузырилось болото, и к старым чистым, тёплым озёрам не пробраться. Да и судя по тому, что в той стороне не летали утки, не было и самих озёр.
Но Людмила уверенно вывела ребят к затерявшемуся в старых камышах проточному озерку, где когда-то отец её ставил плетёные из прутьев верши.
— Странно, что мы про это место не ведали, — удивился Вовка.
Уж, что-что, а Казачий остров они перетоптали из конца в конец. Правда, рыбалили больше в омутах длинной извилистой, но мало заметной протоки, прикрытой на мелководье остролистым лищуком и сочным чаканом. По берегам её укоренились развесистые вётлы, в тени которых можно было переждать любую жару. А подступы к ней скрывали луга, густо заросшие донником с жёлтыми махорчатыми кистями на макушке и пахучей высоченной коноплёй. Самый глубокий омут, в котором по ночам вертыхался, пугая в камышах уток, большой сом, находился как раз за просторной землянкой сторожа огородов — старого казака Тимофея Китушина. Его внука Митьку, как и всех мальчишек из белоглинских бараков, «пролетарские» сорванцы знали хорошо, потому на заставе деда чувствовали себя, как дома, частенько пользуясь не столь приютом, сколько снастями, а то и добычей казака: солонцеватый душок копчёной рыбы не выветривался с незамысловатого подворья.
— Иште, иште, не жадничайте! На всех хватит! — угощал дед ребятишек вяленым жирным сомом, по старой памяти запечённом на углях с луком, чесноком и помидорами. — К омуту пойдёте, гляди зорче под ноги: там край камыша силки стоят на ондатру.
А то наставлял, оглаживая большим пальцем руки жёлтые прокуренные усы:
— Вы бы, друзьяки, сходили к пересохшим протокам, шо я надысь показывал. Там одной корзиной зараз полцебарки щурят наловите.
И ведь, правда, — ловили! Давно это было…
— Не мы первые тута, — Валерка заметил плавающие вдоль противоположного берега деревянные балберки. — Может, брошенные?
— Туда гляньте! — Котька заметил дымок от костра, подымавшийся то ли из ямы, то ли из обвалившейся землянки. — Должно, браконьеры.
И словно в подтверждение его слов на берег вышел заросший щетиной мужик с дробовиком наперевес. Долго всматривался в приблудившуюся компанию, а когда заметил бредень, крикнул:
— Здесь глыбко. Потопнете.
— Нам бы только на уху набрать, — крикнул в ответ Вовка.
Мужик опустил ружьё, поскрёб затылок. Потом зазывно махнул рукой:
— Ходь сюды. Там с вашей стороны лодка в камышах.
Котька сплавал. Привёз два крупных линя, сомёнка, с десяток жирных сорожек и щуку килограмма на три.
— Не нашенские, с левого берега из Квасниковки. На свадьбу промышляют. Просили хлебцем поделиться.
— Жди здесь, — словно обрадовалась случаю Милка. — Я живо обернусь. Пойдёмте, мальчики. Берите бредень…
Милка хорошо помнила, о чём они тогда болтали. Вернее сказать, разорялась только она. Да разве в словах могло уместиться её чувство! Милка была на десятом небе. Котька — этот высокий красавец со строгим, придирчивым взглядом карих глаз, этот предмет воздыхания многих девчонок в школе, — послушно шествовал за ней по пескам, по её команде нырял в протоки, плескался, дурачился. Когда она уставала городить всякую чепуху, Костя рассказывал о птицах, голоса которых угадывал без труда, о своих голубях, о том, как завидует их свободному полёту. Он держался от неё чуть поодаль, но когда подавал ей руку, сердце Лагутиной замирало.
Они вернулись к лодке, когда солнце уже садилось на правом берегу за город. Казалось, их долгого отсутствия никто не заметил. Только Вика с Ольгой загадочно перемигивались.
Котька заглянул в пустой котелок над потухшим кострищем, сосчитал бутылки из-под пива и грустно развёл руками.
— «Ей, моряк, ты слишком долго плавал!» — под хохот друзей пропел Валерка, но не удержался и протянул Котьке заначенное пиво: — Скажи Игорю спасибо, специально для тебя сберёг.
— Увы! Своим счастьем я должен поделиться с королевой!
— У-у! — загудела и зааплодировала компания. — Дошутился, наш шут!
* * *Шутки кончились, когда пришла пора определяться в жизни после выпускных экзаменов в школе. Котька с Валеркой не раздумывая устроились на Судаковский завод, в цехах которого проходили производственную практику в одиннадцатом, словно специально для них придуманном классе. Осенью их ждал призыв в Армию.
Людмила сразу почувствовала перемену в отношениях к ней Карякина. В нём появилась не замечаемая ранее грубоватость, эдакая показная мужская взрослость. У него завелись новые приятели. Он стал курить дешевые, но крепкие сигареты. Раза два приходил к ней странно весёлым, от него пахло яблочным вином и маринованной килькой — любимой закуской работяг.
Вечером в комнате общежития, уже забравшись под одеяла, подружки подолгу перешёптывались. Ольга дружила с Валеркой, Вика была без ума от Вовки. Шабутной младший Мельников тоже доставлял Ольге немало хлопот, но она не сомневалась в его привязанности к ней. У Вики вообще проблем не было: за старшим братом она чувствовала себя, как за каменной стеной. Вовка поражал всех простотой и ясностью своих поступков. Наверняка они диктовались поставленной целью: университет, аспирантура, занятие наукой. Притом, по его глубокому убеждению нужно обязательно жить так, чтобы не навредить другим. И ведь получалось же!
