Роальд Даль - Дорога в рай
И тут, будто его осенило, он прибавил:
— И красный пояс.
Он вспомнил, что на ней был блестящий красный пояс.
Наступила пауза. Юнец смотрел на Тима, который старался не греметь бутылками. Он осторожно брал в руки бутылку и так же осторожно ставил ее на место.
И тут вновь послышался скрипучий голос:
— Это может обойтись вам недешево.
— Я понимаю.
Юнцу вдруг надоел весь этот разговор. Ему захотелось закончить его.
— Может, это будет стоить шесть фунтов, а то и восемь или десять. Не могу ничего сказать, пока не увижу ее. Вас это устраивает?
— Да-да, устраивает.
— Где вы остановились, полковник?
— В отеле «Метрополитен», — не задумываясь, ответил он.
— Хорошо, я вам перезвоню.
И она бросила трубку.
Юнец повесил трубку, медленно вернулся к столику и опустился на стул.
— Ну как, — спросил Старик, — удачно?
— Да вроде да.
— Что она сказала?
— Сказала, что перезвонит мне в гостиницу.
— То есть перезвонит полковнику Хиггинсу в гостиницу?
— О Господи, — пробормотал Юнец.
— Да все в порядке. Мы скажем в гостинице, что полковник находится у нас в номере и чтобы соединяли с ним. Что она еще сказала?
— Что это будет дорого стоить, от шести до десяти фунтов.
— Розетт возьмет себе девяносто процентов, — сказал Старик. — Это грязная старая сирийская еврейка.
— Что она теперь собирается предпринять? — спросил Юнец.
Он был тихим человеком и теперь чувствовал себя неловко, оттого что затеял нечто такое, что может обернуться делом серьезным.
— Она поручит какому-нибудь своему своднику разыскать девушку и разузнать, кто она такая. Если она уже есть в списках, тогда все просто. Если нет, то сводник тут же в Сигуреле, не отходя от прилавка, сделает ей предложение. Если девушка скажет ему, чтобы он убирался к чертям, он поднимет цену, если она еще раз пошлет его к чертям, он снова поднимет цену, и в конце концов она соблазнится наличными и скорее всего согласится. Затем мадам Розетт назовет тебе цену в три раза больше, а разницу возьмет себе. Платить ты будешь ей, а не девушке. Разумеется, потом девушка попадет в списки Розетт, а как только она окажется у нее в лапах, ей конец. В следующий раз Розетт будет диктовать цену, и девушка не сможет с ней спорить.
— Почему?
— Потому что если она откажется, то Розетт скажет: «Ладно, моя милая, я позабочусь о том, чтобы твои хозяева в Сигуреле узнали о том, чем ты занималась в прошлый раз, как работала на меня и как использовала их магазин в собственных интересах. И тебя уволят». Вот что скажет Розетт. Несчастная девушка перепугается и будет делать то, что ей скажут.
— Судя по всему, хороший человек, — сказал Юнец.
— Кто?
— Мадам Розетт.
— Чудесный, — сказал Старик. — Просто чудесный человек.
Было жарко. Юнец вытер лицо носовым платком.
— Еще виски, — сказал Старик. — Эй, Тим, еще пару того же.
Тим принес стаканы и, не говоря ни слова, поставил на столик. Взяв пустые стаканы, он тотчас удалился. Юнцу казалось, что он изменился по сравнению с тем Тимом, который встретил их, когда они пришли. Теперь он был не веселым, а молчаливым и безразличным. Казалось, это не тот человек, который говорил: «Привет, ребята, где вы пропадали все это время?» Зайдя за стойку бара, он повернулся к ним спиной и стал опять расставлять бутылки.
Старик спросил:
— Сколько у тебя денег?
— Думаю, фунтов девять.
— Этого может и не хватить. Ты ведь отдал ей инициативу. Надо было тебе обозначить какой-то предел. Теперь она обдерет тебя как липку.
— Знаю, — сказал Юнец.
Какое-то время они пили молча.
— Тебя что-то волнует, Юнец?
— Ничего, — был ответ. — Совсем ничего. Пошли в гостиницу. Она может позвонить.
Они расплатились за напитки и попрощались с Тимом, который кивнул им, но ничего не сказал. Они вернулись в «Метрополитен». Подойдя к администратору, Старик сказал:
— Если будут спрашивать по телефону мистера Хиггинса, переключите на наш номер. Он будет у нас.
— Да, сэр, — сказал египтянин и сделал у себя пометку.
Войдя в спальню, Старик лег на кровать и закурил сигарету.
— А вот я чем займусь сегодня вечером? — спросил он.
Юнец по дороге в гостиницу был молчалив и не произнес ни слова. Он сел на край другой кровати, так и не вынув руки из карманов.
— Послушай, Старик, — сказал он, — что-то мне больше не нравится затея с этой Розетт. Это очень дорого может стоить. Можем мы все это как-то отменить?
— Да ты что! Ты теперь связан по рукам и ногам. С Розетт такие шутки не шутят. Скорее всего, она уже этим делом занимается. Тебе никак нельзя отказываться.
— А если у меня денег не хватит? — спросил Юнец.
— А ты подожди, еще не вечер.
Юнец поднялся, подошел к парашютному мешку и вытащил бутылку виски. Он плеснул виски в два стакана, плеснул туда же в ванной воды из-под крана, вернулся и протянул один стакан Старику.
— Старик, — сказал он. — Позвони Розетт и скажи ей, что полковник Хиггинс вынужден был срочно покинуть город, чтобы вернуться в свой полк в пустыне. Позвони ей и скажи это. Скажи, что полковник просил тебя передать ей это сообщение, потому что у него не было времени.
— Сам позвони.
— Она знает мой голос. Ну давай же, Старик, звони.
— Нет, — ответил Старик. — Не буду.
— Послушай, — неожиданно заговорил Юнец другим голосом — голосом ребенка. — Я не хочу никуда идти с этой женщиной и не хочу сегодня иметь никаких дел с мадам Розетт. Давай придумаем что-нибудь другое.
Старик коротко взглянул на него и сказал:
— Ладно. Позвоню.
Он взял телефонный справочник, поискал номер и набрал его. Юнец слышал, как Старик попросил ее к телефону и передал ей сообщение полковника. Наступила пауза, потом Старик сказал:
— Простите, мадам Розетт, но я тут ни при чем. Я просто передаю то, что меня просили передать.
Еще одна пауза; потом Старик повторил то же самое еще раз, на что у него ушло довольно много времени, в результате он, похоже, устал от всего этого и положил трубку. Его разобрал смех.
— Паршивая старая сука, — говорил он сквозь смех.
— Она была недовольна? — спросил Юнец.
— Недовольна, — повторил Старик. — По-твоему, это называется «недовольна»? Да ты бы слышал ее. Хочет знать, в каком полку служит полковник и бог знает что еще. Сказала, что он за это заплатит. Вы, парни, говорит, думаете, что надо мной можно издеваться, но это вам не пройдет.
— Ура! — воскликнул Юнец. — Грязная старая еврейка.
— Чем мы теперь займемся? — спросил Старик. — Уже шесть часов.
— Пойдем пройдемся и выпьем чего-нибудь в каком-нибудь египетском заведении.
— Отлично. Походим по египетским кабакам.
Они выпили еще, а потом вышли из гостиницы. Сначала они отправились в заведение под названием «Эксельсиор», потом перешли в заведение под названием «Сфинкс», потом в небольшое заведение, названное по имени какого-то египтянина, и в десять часов, счастливые и довольные, сидели в заведении без названия вообще, пили пиво и смотрели что-то вроде представления. В «Сфинксе» они познакомились с летчиком из тридцать третьей эскадрильи, который сказал, что его зовут Уильям. Он был примерно такого же возраста, что и Юнец, но на первый взгляд казался моложе, потому что еще не летал так долго. Возраст его выдавал рот — как у ребенка. У него было круглое лицо, как у школьника, небольшой вздернутый нос, а кожа была коричневой от пребывания в пустыне.
Счастливые и довольные, они сидели втроем в заведении без названия и пили пиво. А пиво они пили потому, что ничего другого там не было. Вокруг были дощатые стены, на некрашеном деревянном полу, посыпанном опилками, стояли деревянные столы и стулья. В дальнем конце был дощатый помост, на котором шло какое-то представление. В помещении было полно египтян в красных фесках. Они пили черный кофе. На сцене находились две толстые девушки в блестящих серебряных трико и серебряных лифчиках. Одна из них виляла задом в такт музыке. Другая трясла грудями, и тоже в такт музыке. Та, что трясла грудями, была более искусной. Она могла трясти только одной грудью, а при этом еще и виляла задом. Египтяне смотрели на нее как зачарованные и не скупились на аплодисменты. Чем больше они аплодировали и чем больше она трясла грудями, тем быстрее играла музыка, и чем быстрее играла музыка, тем быстрее она трясла грудями — все быстрее, быстрее и быстрее, не сбиваясь с ритма, не переставая улыбаться застывшей бесстыжей улыбкой. Египтяне хлопали все больше и больше, по мере того как убыстрялась музыка. Все были очень счастливы.
Когда все закончилось, Уильям спросил:
— Почему у них женщины всегда такие скучные и толстые? Где же их красивые женщины?
