Роальд Даль - Дорога в рай
— Египтяне любят толстых. Вроде этих, — сказал Старик.
— Быть такого не может, — сказал Юнец.
— Правду говорю, — сказал Старик. — Это у них с давних пор. Все началось с того времени, когда здесь был голод, все бедняки были худыми, а богатые и аристократы — упитанными и жирными. Так что если тебе доставалась толстуха, значит, она из высших слоев общества.
— Ерунда какая-то, — сказал Юнец.
— А мы сейчас узнаем, — сказал Уильям. — Пойду спрошу вон у тех египтян.
Он указал большим пальцем на двух египтян среднего возраста, сидевших за соседним столиком, футах в четырех от них.
— Нет, — сказал Старик. — Не надо. Они нам тут не нужны.
— Да, — сказал Юнец.
— Да, — сказал Уильям. — Мы должны узнать, почему египтяне любят толстых женщин.
Он не был пьян. Никто из них не был пьян, но выпитое пиво и виски сделали их счастливыми, а счастливее всех чувствовал себя Уильям. Его загорелое мальчишеское лицо светилось счастьем, вздернутый нос, казалось, задрался еще больше. Похоже, он впервые расслабился за много недель. Он поднялся, сделал три шага по направлению к столику, за которым сидели египтяне, и, улыбаясь, остановился перед ними.
— Господа, — сказал он, — мои друзья и я сочтем за большую честь, если вы пересядете за наш столик.
У египтян была темная лоснящаяся кожа и пухлые лица. На них были красные фески, а у одного из них был золотой зуб. Когда Уильям обратился к ним, они вроде как встревожились. Потом поняли, что к чему, переглянулись и, ухмыльнувшись, закивали головами.
— Пажалста, — сказал один из них.
— Пажалста, — сказал другой.
Они поднялись, пожали Уильяму руку и последовали за ним к столику, за которым сидели Старик и Юнец.
— Познакомьтесь с моими друзьями, — сказал Уильям. — Это Старик. Это Юнец. А меня зовут Уильям.
Старик и Юнец поднялись, все пожали друг другу руки, египтяне еще раз повторили «пажалста», и все сели.
Старик знал, что их религия запрещает им пить спиртное.
— Будете кофе? — спросил он.
Тот, у кого был золотой зуб, широко улыбнулся, поднял руки ладонями кверху и слегка пожал плечами.
— Мне — да, — ответил он. — Я к нему привык. А вот за своего друга я не могу говорить.
Старик взглянул на друга.
— Кофе? — спросил он.
— Пажалста, — ответил тот. — Я к нему привык.
— Отлично, — сказал Старик. — Значит, два кофе.
Он подозвал официанта.
— Два кофе, — заказал он. — Да, и еще кое-что. Юнец, Уильям, еще пива?
— Мне — да, — ответил Юнец. — Я к нему привык. А вот за своего друга, он повернулся к Уильяму, — я не могу говорить.
— Пожалуйста, — сказал Уильям. — Я к нему привык.
Ни тот ни другой при этом не улыбнулись.
— Отлично, — сказал Старик. — Официант, два кофе и три пива.
Официант принес заказ, и Старик расплатился. Старик поднял свой стакан и, повернувшись к египтянам, произнес:
— Будьте здоровы.
— Будьте здоровы, — сказал Юнец.
— Будьте здоровы, — сказал Уильям.
Египтяне, казалось, поняли их и подняли свои чашки с кофе.
— Пажалста, — сказал один из них.
— Спасибо, — сказал другой.
Все выпили.
Старик поставил свой стакан и сказал:
— Для нас это честь — находиться в вашей стране.
— Вам нравится?
— Да, — ответил Старик. — Очень нравится.
Снова заиграла музыка, и две толстые женщины в серебристом трико вышли на бис. Зрелище было сногсшибательное. Без сомнения, то была невиданная, поистине замечательная демонстрация владения своим телом и мышцами, ибо, несмотря на то что та, которая до этого виляла задом, продолжала делать то же самое, другая, с грудями, застыла, как дуб, в центре помоста, воздев над головой руки. При этом она вертела своей левой грудью по часовой стрелке, а правой — против часовой стрелки. Одновременно она вертела задом, и все это в такт музыке. Постепенно темп музыки возрос, и по мере его нарастания скорости кручения и верчения тоже увеличивались. Некоторые египтяне были настолько заворожены тем, что груди женщины крутятся в противоположных направлениях, что невольно повторяли движения грудей своими руками. Держа перед собой руки, они описывали круги в воздухе. Все топали ногами, кричали от восторга, и две женщины на сцене продолжали улыбаться своими застывшими бесстыжими улыбками.
Но вот все кончилось. Аплодисменты постепенно стихли.
— Замечательно, — сказал Старик.
— Вам понравилось?
— Еще как.
— Эти девушки, — сказал человек с золотым зубом, — они особенные.
Уильям не мог больше сдерживаться. Он перегнулся через столик и спросил:
— Могу я задать вам вопрос?
— Пажалста, — сказал Золотой Зуб. — Пажалста.
— Какие женщины вам нравятся? — спросил Уильям. — Вот такие, — и он показал руками, — тонкие? Или вот такие — толстые?
Золотой зуб ярко сверкнул за широкой улыбкой.
— Я сам, я люблю таких, толстых. — И две пухлые ладошки нарисовали в воздухе большой круг.
— А ваш друг? — спросил Уильям.
— За своего друга, — ответил он, — я не могу говорить.
— Пажалста, — ответил друг. — Вот таких.
Он усмехнулся и нарисовал руками в воздухе толстую женщину.
— А почему вам нравятся толстые? — спросил Юнец.
Золотой Зуб подумал с минуту, а потом спросил:
— А вам нравятся худые, а?
— Пожалуйста, — ответил Юнец. — Мне нравятся худые.
— А почему вам нравятся худые? Скажите мне.
Юнец потер ладонью затылок.
— Уильям, — спросил он. — Тебе нравятся худые женщины?
— Мне — да, — ответил Уильям. — Я к ним привык.
— Мне тоже, — сказал Юнец. — Но почему?
Уильям задумался.
— Не знаю, — сказал он. — Сам не знаю, почему нам нравятся худые.
— Ха, — произнес Золотой Зуб. — И вы не знаете.
И он перегнулся через столик и торжествующе сказал Уильяму:
— Вот и я не знаю.
Но Уильяма такой ответ не устроил.
— Старик говорит, — сказал он, — что раньше в Египте все богатые были толстыми, а все бедные — худыми.
— Нет, — сказал Золотой Зуб. — Нет, нет и нет. Посмотрите вон на тех девушек. Очень толстые. Очень бедные. Посмотрите на королеву Египта Фариду. Очень худая. Очень богатая. Так что ошибаетесь.
— Да, но как было в давние времена? — спросил Уильям.
— Что такое — давние времена?
— Ладно, — сказал Уильям. — Оставим это.
Египтяне пили кофе и при этом производили те же звуки, что и вода, которая уходит из ванны. Выпив кофе, они поднялись, чтобы уйти.
— Уходите? — спросил Старик.
— Пажалста, — ответил Золотой Зуб.
— Спасибо, — сказал Уильям.
— Пажалста, — сказал Юнец.
Другой египтянин сказал:
— Пажалста.
А Старик сказал:
— Спасибо.
Они пожали друг другу руки, и египтяне удалились.
— Лопухи, — сказал Уильям.
— Самые настоящие, — согласился Юнец.
Все трое продолжали с удовольствием выпивать до полуночи, пока к ним не подошел официант и не сказал, что заведение закрывается и наливать больше не будут. Они в общем-то и не были пьяны, потому что выпивали медленно, и чувствовали в себе силы продолжать.
— Говорит, мы должны уйти.
— Хорошо. А куда пойдем? Куда пойдем, Старик?
— Не знаю. А куда вы хотите?
— Пойдемте в какое-нибудь заведение вроде этого, — сказал Уильям. — Мне тут понравилось.
Наступила пауза. Юнец поглаживал ладонью затылок.
— Слушай, Старик, — медленно произнес он. — Я знаю, куда хочу пойти. Я хочу пойти к мадам Розетт и спасти всех ее девушек.
— А кто это — мадам Розетт? — спросил Уильям.
— Великая женщина, — ответил Старик.
— Грязная старая сирийская еврейка, — сказал Юнец.
— Паршивая старая сука, — сказал Старик.
— Отлично, — сказал Уильям. — Пошли. Но кто она все-таки такая?
Они сказали ему, кто она такая, рассказали о телефонных разговорах, о полковнике Хиггинсе, и Уильям сказал:
— Пошли немедленно. Спасем всех девушек.
Они поднялись и вышли. Оказавшись на улице, они вспомнили, что находятся в весьма отдаленной части города.
— Придется немного пройтись, — сказал Старик. — Извозчиков тут нет.
Была темная звездная безлунная ночь. Улица была узкая и неосвещенная. На ней сильно пахло каирским запахом. Они шли в тишине, иногда проходя мимо мужчин, которые стояли в темноте по одному или по двое, прислонившись к стене, и курили.
— Говорил ведь — лопухи, — сказал Уильям.
— Самые что ни на есть, — поддержал его Юнец.
Так они и шагали нога в ногу — коренастый рыжий Старик, высокий темноволосый Юнец и высокий юный Уильям. Последний шел с обнаженной головой, потому что потерял свою фуражку. Они направлялись наугад к центру города и были уверены, что там найдут извозчика, который отвезет их к Розетт.
