Томмазо Ландольфи - Жена Гоголя и другие истории
В т о р о й. Не лучше ли довольствоваться...
П е р в ы й. Довольствоваться — удел дрожащих тварей. А наша судьба не должна иметь границ. Так что воспрянь духом и дай мне...
В т о р о й. Снова послушать?
П е р в ы й. Послушать голос судьбы... Крупье!
Н и к т о. Да нет же, нет! И близко не лежало!
Р е ж и с с е р. Простите,что?
Н и к т о. Господин режиссер и господа актеры! От приемлемого решения нас отделяет тысяча миль! Да и что такое эта сценка? Как ее можно назвать? «Повезло», подобно знаменитому рассказу?
Р е ж и с с е р. А можно просто «Денежки», и лучше, ежели добытые без труда.
Н и к т о. Без труда, говорите?
Р е ж и с с е р. Ну, в общем...
Н и к т о. Господа! Все это совершенно не в моем духе.
Р е ж и с с е р. Да ну, я так и знал: эти пустые люди куда привередливей всяких там содержательных.
Н и к т о. Естественно!
Р е ж и с с е р. Ладно. Друзья, задача снова меняется. Вы, господин Никто, садитесь в свое кресло, а мы попробуем на сей раз не упасть в глазах нашего взыскательного зрителя и даже героя. Актеры и актрисы, please[65], прошу занять...
П е р в а я а к т р и с а. Денежки?
Р е ж и с с е р. Нет, места.
Б л е д н а я ю н а я б а р ы ш н я (на три тона). Ой! Ой! Ой!
П и с а т е л ь. Что случилось, дитя мое?
Б а р ы ш н я. Но... встретить вас, здесь!..
П и с а т е л ь. Отчего же мне здесь не появиться? Я в гостях у достойных, гостеприимных людей.
Б а р ы ш н я. Встретить здесь, вот так, вдруг, автора...
П и с а т е л ь. Автора чего?
Б а р ы ш н я. Мое самое любимое — «Человек с множеством лиц»... хотя, если подумать, то и «Страстное отчуждение» и «С антитайной на ты» — тоже... и еще «Структурная семантика».
П и с а т е л ь. И эти мои книги вам... тебе — уж позволь старику — нравятся? Как приятно: я ведь и сам считаю их лучшими.
Б а р ы ш н я. Ах, маэстро, вы не могли бы?..
П и с а т е л ь. Понимаю. Тебе хочется автограф, мою подпись. Где?
Б а р ы ш н я. Вот здесь, в маленькой записной книжечке.
П и с а т е л ь. И правда, малюсенькая, надушенная... Восхитительно!
Г р а ф и н я (появляясь). Дорогуша, ты на него не нападай, он еще, чего доброго, испугается. Люди мысли и пера чувствительны и трепетны, как гимназистки. Верно я говорю, маэстро?
П и с а т е л ь. Исключительно верно. Однако в данном случае...
Г р а ф и н я. Так что спрячь свою записную книжечку, дорогуша, и ступай к сверстницам... Ступай. Ну-с, маэстро, что вы нам расскажете эдакого необыкновенного, возвышенного?
П и с а т е л ь. Сказать по правде, графиня...
Г р а ф и н я. Скромен, как всегда! Ну, к примеру, что у вас на холсте?
П и с а т е л ь. На холсте?
Г р а ф и н я. Что новенького пишете?
П и с а т е л ь. Ах, ничего, ничего, поверьте. Разве что одну пустяковую книжонку.
Г р а ф и н я. Ага, пишете, значит! И про что?
П и с а т е л ь. Так, всякий вздор.
Г р а ф и н я. Превосходно вас понимаю: не хотите говорить, боитесь сглазить, да? Когда работаешь, ни в коем случае, никому, ни о чем ни словечка.
П и с а т е л ь. Да вроде бы так.
Г р а ф и н я. Тогда побеседуем о том, что уже содеяно, что стало неотъемлемым достоянием человечества, а проще выражаясь, о вашем последнем из увидевших свет произведении.
П и с а т е л ь. Вы меня смущаете. Мои скромные труды — неотъемлемое достояние человечества?
Г р а ф и н я. Ну будет, будет. Только откровенно: как вы к нему относитесь?
П и с а т е л ь. К кому?
Г р а ф и н я. К своему последнему произведению.
П и с а т е л ь. Плохо, честное слово.
Г р а ф и н я. Великие художники вечно не удовлетворены и отчаянно требовательны прежде всего к самим себе! Но для моего сведения: сколько же экземпляров книги уже продано?
П и с а т е л ь. Около ста шестидесяти тысяч, если верить издателю.
Г р а ф и н я. И это спустя всего месяц после выхода!
П и с а т е л ь. Напротив, сударыня, это плачевный результат, если сравнить с популярностью остальных моих сочинений. Впрочем, я, кажется, знаю, почему публика на сей раз столь прохладна.
Г р а ф и н я. Наверное, сама природа поднятых проблем?
П и с а т е л ь. Конечно. И поднятых-то не всегда в полной мере.
Г р а ф и н я. Да, да. Но при всей популярности остальных сочинений и при том, что мое мнение немногого стоит, я назвала бы вашу последнюю книжку непреложным шедевром.
П и с а т е л ь (в сторону). Однако учтивая старуха! (К графине.) Непреложным?
Г р а ф и н я. Бесспорно. С этим придется считаться в будущем... Вам недостаточно признаний скромной читательницы? Что ж, кое-кто из присутствующих подтвердит. Эй, господин... Как, черт, звать этого молодого очкастого критика, вечно у него борода торчком?
П и с а т е л ь. Не знаю. Я вообще ни с кем из критиков не знаком.
Г р а ф и н я. Господин... господин, э-э-э... можно вас?
К р и т и к. Чем могу служить?
Г р а ф и н я. Вы читали последнюю книгу нашего маэстро?
К р и т и к. Разумеется: читал, изучал, обдумывал.
Г р а ф и н я. И что вы о ней думаете?
К р и т и к. Статья с результатами моих исследований скоро выйдет в «Курьере современного кризиса», а другую, как бы вытекающую из первой, я отдал в еженедельник гуманистической, вернее, гуманитарной культуры «Современный мир и молодежь».
Г р а ф и н я. Интересно, к каким выводам вы пришли?
К р и т и к. Книга маэстро уникальна.
Г р а ф и н я. Понятно, что уникальна. Вы растолкуйте.
К р и т и к. Уникальная, исключительная книга. Исключительная в отношении к мрачным и не всегда достойным словопрениям о месте человека в космосе и его сущности перед лицом смерти.
Г р а ф и н я. Как-как? Милый, я этих премудростей не пойму. Объясните доходчиво.
К р и т и к. Короче, книга по сути своей является наиболее мощным, достоверным и убедительным обвинением против...
Г р а ф и н я. Батюшки, против чего?
К р и т и к. Да против всего! Это ярчайшее свидетельство...
Г р а ф и н я. Ах, оставьте! Я все равно не пойму. Лучше скажите просто: нравится вам книга или нет?
К р и т и к. Мы, молодежь, считаем присутствующего здесь маэстро новым пророком. Его творчество... э-э... совокупляет.
Г р а ф и н я. Как вы сказали?
К р и т и к. Совокупляет запросы современного общества с постулатами прочной, непреходящей традиции.
Г р а ф и н я. Ага. Стало быть, великая книга?
К р и т и к. Величайшая.
Г р а ф и н я (Писателю). Вот видите, все мы здесь — люди искусства и профаны — сходимся в решающей оценке вашего творчества.
П и с а т е л ь. Право, не знаю, как...
Г р а ф и н я (подошедшему господину). Кого я вижу! Господин заместитель министра просвещения собственной персоной! Благодарю вас, господин замминистра, за то, что вы приняли мое робкое и одновременно смелое приглашение: такая честь!
З а м м и н и с т р а. Это для меня честь, графиня, особенно когда среди ваших многоуважаемых гостей присутствует... присутствует... Вы не представите меня знаменитому маэстро?
П и с а т е л ь. Представлять одного из сильных мира сего, мудрого государственного мужа, на чьих плечах тяжкое бремя ответственности за множество архиважных свершений, скромному сочинителю! Правильнее было бы наоборот.
З а м м и н и с т р а. И все же, маэстро, ценя столь присущую вам безупречную скромность, почитаю своим долгом не только выразить восхищение мое и правительства вашим изумительным творчеством, но и...
П и с а т е л ь. Вы, господин замминистра, просто сражаете меня своим безграничным благорасположением, и я сознаю собственную ничтожность!
З а м м и н и с т р а. Я, кхм, уполномочен уведомить... Словом, маэстро, правительство намерено увенчать вас венцом славы на Капитолийском холме.
П и с а т е л ь (в сторону). Давно пора! (К Замминистра) О Боже! Настоящий венец? Подобно великим, которые уже тогда, в былые времена...
З а м м и н и с т р а. Вам вручат также золотое перо.
П и с а т е л ь. О счастье!
З а м м и н и с т р а. И медаль того же металла весом — говорю для хроники — сорок граммов...
П и с а т е л ь. Ого!
З а м м и н и с т р а. А также чек на десять миллионов, из государственной казны.
П и с а т е л ь. Это чересчур! Я не чек имею в виду, а почести, которые стоят много больше.
З а м м и н и с т р а. Наконец, ваши изречения будут высечены на мраморных плитах в вестибюле и коридорах нашего университета. В довершение всего одна из городских улиц получит ваше имя.
П и с а т е л ь. Еще при моей жизни?
З а м м и н и с т р а. А почему бы и нет, если еще при жизни вы умножаете славу нашей страны?...
Н и к т о. Стоп, стоп!.. И что это должно изображать: успех, славу, почести?
Р е ж и с с е р. Ну, более или менее.
Н и к т о. Менее. Это не мое, как и все остальное.
