Ольга Кай - Загадать желание
Никто из пришедших не обращал внимания на людей – ни на Ариса, на руках которого плакала и пыталась вывернуться молодая колдунья, ни на Фому и Богумира, оставшихся под тенью развесистой рябины. Жители леса ждали, их молчание оглушало, и казалось, что тишина звенит медными бубенцами, трещит сорокой и поскрипывает притаившимся в расколотой коряге сверчком. А потом стало тихо, по-настоящему. И из тени, словно отделившись от древесного ствола, появился тот, кого все ждали. Невысокий, в меховой безрукавке поверх простой полотняной одежды, он был очень похож на человека, и все же, едва глянув на него, Фома понял, что перед ними сам Хозяин Заповедного леса.
Ни слова не было сказано – лишь повелительный жест руки, и Арис, отпустив колдунью, поднялся, отступил назад. Могучие хозяева лесов встали по четырем сторонам света, а девы в одежде из листвы взялись за руки, образовав широкий круг, в центре которого – одинокая фигурка связанной колдуньи. И пошли медленно, плавно, словно поплыли над землей – против солнца, против солнца… Их спины и волны распущенных волос мелькали перед глазами, завораживая, и каждый шаг рассыпался по траве теплыми золотистыми огоньками. В сиянии колдовского хоровода Фома видел темную фигуру Хозяина леса – он стоял в стороне, сурово сведя брови и скрестив руки на груди. Рядом с ним – колдун: причудливые тени изрезали его лицо, свет отразился в глазах желтыми бликами, и можно было подумать, что это не человек, а еще один житель Заповедного леса.
Лесовики-боровики что-то шептали, широко расставив руки с корявыми пальцами, под ногами у них пушистыми клубочками вертелись бузинята. Дочери леса продолжали свой танец, он становился все быстрее, все ярче вспыхивали огоньки под их ногами. Колдунья то каталась по земле, то скукоживалась, словно пытаясь спрятаться, а потом закричала – резко, пронзительно. Металлический обруч на ее голове вспыхнул пламенем и пропал.
И в тот же миг черная тень поднялась с земли. Спрятав девушку, она росла, росла, пока не стала выше деревьев, а тогда качнулась, брызнула во все стороны мутными потоками и осыпалась чернильными каплями, наткнувшись на невидимую глазу преграду.
Солнце будто замерло где-то у горизонта. Небо багровело, золотые отсветы касались ветвей, искрами осыпались на распущенные волосы дочерей леса и гасли, таяли в черноте, что бурлила в центре волшебного круга, выбрасывая длинные щупальца, пытаясь выбраться из расставленной ловушки. Колдунья, все еще связанная, не сумела подняться с колен, и рычала низко, яростно, словно раненый зверь. Последние лучи солнца пронизывали воздух, сплетаясь в огненно-золотую сеть.
Хоровод сужался. Среди вздыбившейся, разъяренной черноты уже не видно было колдунью. Рычание стихло, и мрачную мелодию хоровода разорвал крик. Фома не сдержался – отступил глубже в тень. Видел, как Богумир спешно перекрестился и закрыл уши ладонями. Арис дернулся, но остался на месте, лишь посмотрел на Хозяина леса. Тот кивнул, и колдун, пригнувшись, нырнул под сцепленные руки длинноволосых дев, переступил сияющую огоньками в траве границу круга. Тьма потянулась к нему длинными щупальцами и в одно мгновение скрыла от глаз в бурлящей, непроглядной черноте.
Глава 2. Дорогой откуп
Наша, наша…
Серая земля – сухая, потрескавшаяся. Пахнет пылью. Лежать на ней, уткнувшись лицом прямо в паутину черных трещин, неуютно и неудобно. Хочется чихнуть – и не получается. Да еще руки вывернуты за спину. И не выпрямить, будто что держит… Неужто связаны?
Стоит подумать об этом – и путы слабнут. Упершись ладонями в шершавую серую почву, без удивления смотрю на обрывки веревок, потом понимаю, что ноги тоже связаны… были. Теперь можно ими шевельнуть. Ну наконец, а то ведь затекли.
Вспомнить бы только, как я сюда попала. И… куда это – сюда.
Поднимаю голову.
Серая до горизонта пустошь расплывается перед глазами, словно намокшая бумага, рвется, и яркими пятнами акварели проступают знакомые черты другого мира. А я вдруг понимаю, что не смогу подняться, но из последних сил тянусь к нему, и, не удержав равновесия, падаю, падаю в эту акварель…
Тихо, только чей-то шепот и шуршание тетрадных листов. За большими окнами покачиваются облепленные снегом ветви. Теплый свет потолочных ламп разгоняет сумерки. Ряды желтых парт, сложенные руки, внимательные взгляды.
– Вот, ребята, посмотрите, – усталый и какой-то надтреснутый голос учительницы, сидящей на шатком, скрипучем стуле, – полюбуйтесь, разве это красиво? Вот ты, Сошкина, скажи – красиво?
– Нет, – с готовностью отвечает девочка с первой парты. Где-то «на галерке» хихикают.
– Вот-вот, это некрасиво, это отвратительно – девочке в таком возрасте красить губы. Я права? Владченко, я права?
Другая девочка с тоненькими, туго заплетенными косичками быстро-быстро кивает, видимо, не сообразив, как правильно ответить. И на всякий случай украдкой проводит ладошкой по губам, на которых еще заметны остатки розового блеска.
– Вот-вот, посмотрите, полюбуйтесь, – и учительница оборачивается… ко мне. К высокой нескладехе в старом школьном платье, которое уже коротковато, с волосами, заплетенными в тощую косицу – словно крысиный хвостик с бантиком. – Это ж надо, никакого воспитания, никакого интереса к учебе, одни мальчики на уме…
– Неправда! – упрямо повторяю я. О каких мальчиках можно думать в младшей школе, если все мальчишки в классе – глупые малявки, которым только и интереса – побегать на переменах по коридору, попрыгать на партах и попинать чужой портфель?
– Ты еще будешь со мной спорить? – учительница меряет меня сердитым взглядом. – А юбка какая короткая! Позорище! – вздыхает. – Возьми листик, напишешь на нем: «Я больше не буду красить губы в школу», и на перемене будешь стоять с ним возле доски, чтобы больше никому…
– Не буду! Не буду! Я не красила! Это мороз! Это от мороза!..
Сжимаются кулаки. Я смотрю в глаза той, кто должен был стать добрым проводником во взрослую жизнь, в глаза своей первой учительницы, и чувствую, как поднимается, нарастает жгучая, недетская злость. Вспоминаю, как же я ненавидела в тот миг – и свою учительницу, и Таньку с Витой – ее вечно поддакивающих любимиц…
Наша, наша…
И этот класс с мелкими, не по росту, партами, и эту рыжую школьную пыль, и лицемерную песню, которую мы поем хором на линейке: «Крепко-накрепко дружить… учат в школе, учат в школе…»
Наша…
Змеистые черные ручейки поползли по крашеному полу, за окнами тревожно качнулись ветви и исчезли, поглощенные навалившейся отовсюду тьмой. Я успела увидеть страх на лицах школьников и учительницы, так и оставшейся сидеть на своем скрипучем стуле, а потом тени поднялись, поедая доску, стены и… люди исчезли, растворились во мраке, словно не было. А я снова сидела на серой земле простиравшейся до горизонта пустоши, пытаясь унять бушующее чувство злорадного удовлетворения.
Наша, наша…
Вот уж не могла подумать, что я такая злопамятная.
– Ну и что? – вслух обратилась я к теням. – Это же не по-настоящему.
И сама удивилась прозвучавшему в голосе сожалению.
Наша.
Радуются… В чем же подвох? Ладно, об этом подумаю после, а сейчас надо выбираться из этого неизвестно откуда.
Я тяжело поднялась на ноги и огляделась, но не увидела ничего примечательного в бесконечной пустоши. А потому выбрала направление наугад и шагнула. Нога тут же провалилась, словно в зыбь. Перед глазами все поплыло и… померкло.
А спустя мгновение яркий свет прорезал темноту, и по ушам ударила громкая музыка.
Разноцветные вспышки слепят глаза, вокруг – тесная толпа дергающихся тел, от которых пахнет или потом, или спиртом. Протиснуться сквозь эту толпу и не остаться без пуговицы или без сумочки, не получить по носу почти невозможно. Шатаясь на неудобных каблуках – и зачем только надела такую обувь? – прижимая к груди черную сумочку на длинном ремешке, я пробираюсь, уже не обращая внимания на удары локтями, на то, что то и дело либо мне наступают на ногу, либо я кому-то…
– Хочешь сказать, что это я виновата, да? – истеричный голос Светки звучит в ушах, она пытается перекричать музыку, и у нее это получается. – Ты что, думаешь, у вас было серьезно? Думаешь, ты действительно могла понравиться Владу? Да ты посмотри на себя!..
Быстрее, быстрее, лишь бы оставить позади и «подружку» с ее оправданиями, и… Влад нравился многим девчонкам, но предложил встречаться именно мне.
– Я подумаю, – ответила я тогда, растерявшись, и не успела увернуться от поцелуя.
И правда потом думала, думала… Целых два дня. Видимо, слишком долго – моего ответа уже никто не ждал.
Дверь захлопнулась, приглушив невероятный шум студенческой дискотеки, но тут же распахнулась вновь – Светка выбежала на крыльцо следом за мной.
