Ольга Кай - Загадать желание
Глава 1. Колдовской хоровод
С самого утра сердце Алины было не на месте. Вот и теперь она смотрела сквозь слезы, как ее подругу связывают у всех на виду – как преступницу или сумасшедшую. А потом – этот ужас в Женькиных глазах.
– Господи, что такое? Что происходит?
– Так надо, – шепотом отозвался Леон. – Так надо…
Женя закрыла глаза, и Арис, секунду помедлив, опустил железный обруч ей на голову.
Того, что случилось, не ждал никто. Женька каталась по дну повозки и кричала так, что невозможно было слушать. В первый миг Арис отшатнулся, но Алина знала: сейчас он снимет с Женькиной головы эту ужасную железку… Вместо этого Горыныч хрипло крикнул:
– Трогай!
– Нет! Нет, ей же больно!
Леон не успел ее остановить. Алина ринулась к подруге и одним быстрым движением сняла с ее головы надетый Арисом обруч. И испугалась еще больше, потому что с Женькиного лица на нее смотрели чужие глаза – злые, безумные.
– Женечка, – прошептала Алина, отступая.
Та оскалилась в ответ. А размытые тени на земле почернели и поднялись над дорогой. Качнулись к Алине, но испугались Всемилова обруча в ее руках – лишь рычали, низко наклоняя плоские головы.
– Женечка, это же я… Не надо…
Из-под растрепанных русых волос Женькины глаза горели сумасшедшим огнем. Свистнули стрелы, но все попали в ящериц, не причинив вреда. Одно из чудищ ударило шипастым хвостом и прыгнуло – не на сжавшуюся Алину, а на бросившегося ей на помощь Леона. Сын воеводы махнул зачарованным мечом, заставив ящерицу, зло шипя, отступить. Другое чудище подскочило к нему со спины, Леон успел оглянуться, но меч не нашел цели, и когтистая лапа ударила мужчину в плечо, свалив на землю.
– Нет! – вскрикнула Алина.
Чудище склонилось над Леоном, плотоядно скалясь, придавив лапой его правую руку, все еще державшую меч.
– Не стрелять! – крикнул Арис.
Алина обернулась на его голос. Успела увидеть, как упала Женька – тяжело, словно мешок с картошкой, оглушенная ударом в затылок. А Горыныч, опустив широкую доску, которую держал в руках, повторил:
– Не стрелять.
Ящерицы исчезли в то же мгновение, растворились в нечетких тенях пасмурного дня. Леон попытался приподняться, но лишь тяжело вздохнул и опустился на спину. Правая рука его была вывернута так немыслимо, словно не у человека, а у веревочной куклы. Весь рукав красный от крови, и на правом плече расплывалось сочное багровое пятно.
Алина рванулась к нему, но почувствовала вдруг, что ее держат за локоть, и вздрогнула, увидев рядом Ариса.
– Пусти!
– Лекарей! – опомнившись, крикнул кто-то. – Лекарей сюда!
– Жить буду, – сказал Леон в ответ на взгляд Горыныча, и, едва приподняв голову, постарался улыбнуться: – Правда. Делай, что надо.
– Его вылечат, – голос Ариса был глухим и хриплым, а пальцы все так же сжимали Алинкин локоть. – Посмотри ее. Не сильно ли я ударил.
– Но… – Алина не могла отвести взгляда от любимого, распластанного на утоптанной земле.
– Нам ехать, – напомнил Арис и забрал из рук девушки злосчастный обруч.
Сил на то, чтобы убрать последствия удара доской по голове, ушло немало. Арис отошел к Леону, проследил, чтобы подоспевший лекарь из солончаковских занялся ранами друга, а потом вернулся к повозке и стоял рядом. Алина осторожно поглаживала ладошкой затылок подруги, а в ушах все еще звучало это Горынычево «Трогай!» – в то время как Женька в повозке корчилась от нестерпимой боли… По голове ударил так, что и убить недолго. И можно было сколько угодно говорить себе, что, видимо, не было другого способа остановить этих чудищ, едва не растерзавших Леона, но… присутствие Ариса было неприятно, и с этим девушка ничего не могла поделать.
Наконец она осторожно убрала ладони и слезла с повозки.
– Ну как? – тихо спросил Арис.
– Я сделала все, что надо.
Леоном занимался другой лекарь, поэтому Алина не побежала к нему, а задержалась возле подруги, которую вот-вот увезут неизвестно куда. Девушка подняла голову и впилась взглядом в лицо стоящего рядом человека.
– С ней ничего не случится?
Что-то мелькнуло в глазах Ариса, но ответил он ровно:
– Не должно.
– Неужели нельзя было подождать? Хоть немного? Ведь пока ты не надел на нее обруч, это была Женя, наша Женя! Может, ты ее так довез бы, без…
– Думаешь, я по своей воле? – Горыныч оглянулся на стрелков, запрыгнувших в седла и готовых выезжать, на хмурого Фому, выпустившего сегодня не одну стрелу – все они попали в ящерицу, закрывшую Женьку черным боком. И недобро усмехнулся: – Не надо было мешать.
Леону помогли подняться – он спрятал в ножны свой зачарованный меч и обнял дрожащую, как от холода, Алинку. Рука еще ныла, но молодой лекарь сказал, что до вечера пройдет. Да и разве стоило обращать внимание на такие пустяки, как назойливая, но несильная боль в только что сращенных костях?
Арис запрыгнул на повозку, окруженную всадниками, снова надел на голову лежащей без сознания Жени тот самый обруч, данный Всемилом, и, обернувшись, махнул рукой на прощание. Возница стегнул лошадей:
– Но!
Рассеянный свет солнца пробивался сквозь серые тучи, слепя глаза, мешая смотреть. Но Леон, щурясь из-под ладони, долго еще видел фигуру сидящего в подпрыгивающей повозке человека – ссутулившегося и безнадежно усталого.
* * *Время перевалило за полдень. Солнце несколько раз выглянуло и снова спряталось за низкими тучами. Ни ветра, ни дождика – только паркая духота. Колдунья пришла в себя спустя час-полтора. Заметалась по повозке, закричала… Колдун, называвшийся Арисом, схватил ее крепко, чтобы не билась о бортик, и закрыл ладонью рот. Видно, и самому не было силы слушать эти нечеловеческие крики. Сперва колдунья рычала и вырывалась, пыталась укусить Ариса за руку, а потом, обессилев от боли, притихла.
Фома был далек от того, чтобы сочувствовать незнакомой колдунье. Прекрасно знал: тот, кто связался с тварями Пустоши, перестает быть человеком. И самое лучшее, что можно для него сделать в таком случае – убить. Но если уж сам Огненный Змей оставил этой колдунье жизнь, не им, простым людям, спорить с решением древнего существа. Единственное, на чем настаивал Фома – безопасность для поселка, а потому колдунью следовало поскорее увезти из Хмельков. А там… если Арис действительно знает, что делать – хорошо, если нет – значит, и незачем больше колдунье жить. И Огненный Змей уже не скажет, что пренебрегли его волей.
Они торопились – Арис хотел насколько возможно сократить время в пути. Вереш решили объехать стороной, чтобы не петлять по городским улочкам да не сбавлять скорость, пропуская нерасторопных прохожих. Возница нахлестывал лошадей, не жалея, и Фома уже думал, что так они доберутся до места скорее, чем полагали, когда случилось неожиданное: у нестарой еще телеги треснула ось.
Несколько мужиков, спешившись, окружили повозку, советовались, как лучше укрепить ось, чтобы хоть и не быстро, но можно было ехать дальше. Арис со связанной девушкой на руках сперва стоял у обочины, а потом опустился на траву. Вид у него был потерянный, и Фома держал на виду арбалет, чтобы колдун не сделал какой-нибудь глупости.
– Вижу, я вовремя.
Негромкий голос заставил обернуться всех. Огненный Змей в человеческом обличии стоял у дороги, сложив руки на груди. Фома и все его люди поклонились в пояс, а Арис, не мешкая, снял с головы колдуньи железный обруч.
– Эй! – крикнул Фома, предостерегающе поднимая оружие, и тут же его опустил, повинуясь жесту Огненного Змея.
Колдунья глубоко вздохнула и закрыла глаза.
Всемил сидел на мягкой зеленой траве, наблюдая то за поселянами, пытавшимися починить телегу, то за Арисом, баюкавшим придремавшую Женьку. А птицы в лесной кроне щебетали так весело и беззаботно, словно не было в их жизни ни горестей, ни бед.
– Что сказал Хозяин леса?
– Они помогут, – негромко отозвался Всемил и посмотрел Арису в лицо: – Ты ведь знаешь?..
Тот кивнул.
– Глупые вы, люди, – Огненный вздохнул. – Ты думаешь, это она, твоя Женька? Нет. Ее нет больше. Разве ты сам этого не понимаешь, братец? Не видишь, когда смотришь ей в глаза?
Арис опустил голову.
– Помолчал бы уже.
– Что ж, я могу и уйти.
– Не надо.
– То-то…
Арис посмотрел исподлобья, и в этом взгляде ненависти было, пожалуй, не больше, чем презрения.
– Хочешь что-то сказать мне, братец? – холодно осведомился Огненный.
– Может, и сказал бы, если б не она, – Горыныч крепче обнял девушку, словно хотел спрятать ее посеревшее лицо от Всемилова взгляда. – Надоели… Торги эти бесконечные, угрозы… Нет бы: хочешь – помогай, не хочешь – убирайся ко всем чертям!
