Слава Сергеев - История моего безделья
“…При этом у нее, у, так сказать, другой стороны, смолодукакой то удивительный цинизм и похоть почти обезьянья. Любовь, моментально переходящая в похоть. И обратно. Ей 20 лет, а она встречается с деканом своего факультета (55 лет), но не просто, а еще и влюблена, при этом рассказывает подруге, что “безумно его хочет” и как он боится, что на факультете “узнают проних” и сообщат в партбюро. А в виде хохмы добавляет рассказ, как пошла к гинекологу в университетской поликлинике с подозрением на беременность от него и в очереди узнает, что врачиха - его жена.
- Представляешь?!.
Хохочет.
А вот еще персонаж (мы здесь для краткости даем, так сказать, собирательные образы).
Тоже лет 20, 22 максимум. Значит, считайте: гражданский муж-студент - раз, плюс еще один очень умный (по ее словам) непостоянный бой-френд, лет 30 - два, в качестве личного психоаналитика (шутит); и - влюблена в своего старшего коллегу - три. А коллега женат, двое детей, один не свой… Тоже в молодости увел чью-то жену.
Повторяю: ей - 20 лет.
Уф… Дайте дух перевести.
Провожаешь ее в… например, в Дедовск (личный опыт, чего скрывать), там у ее родителей дача, идешь между домов, закат - в полнеба, начало лета, июнь, красиво, здорово, жасмин цветет, одуванчики, целуешься у заборов, до того провалялся с ней полдня на диване…
Потом через день встречаешь в институте под ручку с “гражданским мужем”. И она тебе какни в чем ни бывало звонким таким голоском:
- Здравствуйте…
Или я чего-то не понимаю. Скорее всего.
- А… - скажете, - вот оно что, “личный опыт”… Ну, ясно.
И ничего не “ясно”. Не ясно. Интересный “момент”: тогда я просто пожимал плечами, и меня, в общем, устраивало положение вещей…
А сейчас возмущаюсь. Почему?
И еще вот, вроде бы посторонние соображения:
Есть такая отвратительная формула: “Занял свое место в литературе”.
Формула окололитературной швали - критиков, журнальных редакторов, плохих университетских преподавателей. Такая смесь вдумчивого идиота в кабинетике с книжными полками и советского писательства. Гессе? К сорока годам занял свое место в литературе. Рембо? Очень рано занял свое место в литературе. Довлатов? Ох, он долго не мог занять своего места…
Эти тараканы всю жизнь ползли к своему вонючему месту и хотят, чтобы не было никакой разницы между их службой, производством шарикоподшипников и моими одинокими ночными прогулками по спящей, черной, холодной, неоновой Москве. Разницы действительно нет. С одной стороны. А с другой - это даже не разница, это просто существование в разных измерениях.
Сравнение, как я уже говорил, очень неточное, но иногдамне кажется, что над академическим учреждением у Зоопарка довлелонечто подобное. “Место в литературе”. Потеря масштаба. Неба. (Физика все же, там же космос, суть, разбегание Галактик, десять в девятой, в десятой, в двадцатой степени… Это сколько же?..) . И вдруг эта мелочь, дрянь, истерики, показуха…
Впрочем возможно, мне все это только кажется. Причем со стороны… Ведь были, были же и там настоящие ученые, без дураков.
Перечитал сейчас и понял: не то, плохо объяснил… Но я же предупреждал - плохо с формулировками.
БЕЛОЕ
Кажется - не кажется… А вообще-то, развернусь на 180 градусов: грех, грех жаловаться…
Начинали, я уже говорил, поздно, в десять-одиннадцать утра, сидели не в основном здании, а в подвальчике на Павелецкой, начальства не было никакого, народ делал, что хотел, но года до 90-го все держалось на пресловутом чувстве “ответственности перед коллективом”, в этом разницы между кондовой отраслевой конторой и белой костью, академическим институтом, принципиально не было никакой. Уйти просто домой считалось невозможным, зато соврать, что идешь в “главное здание”, и отправиться по своим делам, - пожалуйста. Что все и делали…
Я кроме того каждый день ходил переулками в большой книжный на Полянке (пару раз купил что-то очень интересное типа упомянутого выше Рембо с параллельным текстом), в комнате сослуживца Гринищенко совершенно откровенно стоял старый раскладывающийся диван, впрочем Гринищенко уверял, что поставил его для отдыха приезжающих коллег из регионов, и несколько приехавших коллег были очень ничего и, вероятно, действительно хорошо там отдохнули…
Особенномне понравилась одна жгучая брюнетка-армянка, но я побоялся вендетты возможных родственников из Еревана, а Гринищенко, - запоздало-завистливо вздыхаю я, - не побоялся и правильно сделал! Она несколько раз потом приезжала к нему, отдыхать…
Плюс первые полгода слушать рассказы моего нового начальника о его путешествиях было даже интересно, он объехал действительно всю “одну шестую”, много (и многих) видел…
Например, его встреча чуть не лоб в лоб с медведем в кедровнике Восточной Сибири, красный отцветения каких-то микроводорослей залив под Владивостоком (представляете, вся вода летом красная), веревка вокруг палатки от ядовитых фаланг в горах туркменского пустынного хребта Копет-Дага, где днем температура в тени доходит до 40 градусов, кстати, там он был с бывшим геологическим начальником Бродского… - ну где еще вы такое найдете?..
Полевой сезон в институте продолжался 2 - 3 месяца в году, и я тоже успел кое-куда съездить, хотя, конечно, не так, как старшие товарищи, - в 86 году финансирование было не то, что в 75-м. Но и я побывал на Северном Кавказе, в очень красивых и, что странно, совершенно безлюдных лесных горах, что отделяют черноморское побережье Новороссийска и Джубги от Краснодарского края, был в стране детства - на Камчатке, на этот раз доехав до знаменитой Долины гейзеров и глухого Западного побережья, до тундры, где видел, как растетзолотой корень - кстати, совершенно невзрачные, забыл, кажется, розовые или сиреневые цветы на пологом склоне к Тихому океану...
А ночная ловля красной рыбы сеткой в этом Океане! А усыпанные птицами скалы, а совершенно дикий детеныш нерпы с круглыми, черными пуговицами-глазами на прибрежных камнях, такой дикий, что даже не спрятался при нашем появлении…
Так что, еще раз повторяю, жаловаться было бы грешно.
И тем не менее, в очередной раз простите за банальность и связанную с ней серьезность, с годами, особенно зимой, в Москве, особенно после путешествий, после полевого простора, после облаков внизу, под самолетными крыльями, отчетливо нарастало ощущение какой-то бессмысленности происходящего, от которой, пардон (но я тогда просто включился в академический стиль), не спасала даже частая смена сексуальных партнеров…
Сейчас надо бы рассказать еще пару сколь забавных, столь и поучительных историй, на эту тему, но - не хочу, сейчас интересно другое.
Ведь я действительно оказался среди своих. Все это, я уже сказал, было страшно похоже и на Литинститут, и на Дом литераторов и даже на мерцающий в вышине Союз Писателей. Та же банка с пауками. Клиника неврозов, выездное заседание. Пациент на пациенте, извините, сидел и пациентом же погонял. Ибо кто же они, все эти дельтапланеристы, туристы-альпинисты и Хемингуэи с большой дороги, исследователи Земли и Планет?.. Да-да - в институте был и такой отдел! Представляете, какой коктейль булькал за вполне невинными на первый взгляд фанерными дверями, под картами, например, Луны или Марса!..
А?! Карта Луны?! Море Радости, Море Изобилия…
Да там должны были сидеть одни гуру в черных халдейских шапках и халатах, расшитых звездами, а сидела унылая немолодая дама в очках и с вечно поджатыми ненакрашеными губами. До сих пор помню фамилию дамы - Аптекман…
Было в этомже отделе еще два козла, два хороших человека, две молодые девушки и один немолодой начальник - лауреат Государственной премии с гордо поднятой по этому случаю головой…
Однойиз девушек ваш покорный слуга, к слову, симпатизировал. (Нет - нет, это не та, которая “провожать в Дедовск”. Другая…). Но и ее - тоже, - как-то раз или два - провожал домой (а что вы хотите, инерция, не по воздуху же нам было летать) и еще более, был приглашен зайти, и еще далее (откройте глаза - ничего не будет…) пил дома чай с лимоном, был познакомлен с оченьмилой мамой, но - дальше дело почему-то не пошло… То ли мешал отрицательный опыт с “Дедовском” - а вдруг за ангельской наружностью опять скрывается циничное чудовище, то ли испугался мамы, ставшей в моих глазах репрезентацией возможных “серьезных намерений”, не знаю…
Но симпатия осталась, и иногда беседовали о высоком.
Индийская философия, греки, психопатология обыденнойжизни (сотрудников), Фрейд, Юнг, опять достижения психоанализа, “Что делать?” в смыслетактики и стратегии жизненного пути (это, увы, часто в свете отрицательного опыта старших товарищей), даже наука… - но тут в основном говорила она.
Хочу опять (раз уж я до вас дозвонился…) передать привет.
- Але, Наденька, вы меня слышите?.. Вам привет и спасибо! Как вы? Я живу ничего…
