Анош Ирани - Песня Кахунши
Уже видно их дерево. Чамди становится очень стыдно, ведь Амма и Гудди останутся голодными. Впереди ресторанчик восточной кухни. Хозяйка разговаривает по телефону на непонятном, но очень красивом языке. Женщина вроде бы ругает кого-то, но не сердится, скорее даже смеется. Как будто ей приятель шину проколол или развязал ленту в косичке.
Сколько же на свете языков? Когда-нибудь он свой собственный придумает. Чамди сразу веселеет. В его языке слова будут только хорошие, чтобы утешать и радовать, а обидных не будет. Непонятно только, смогут ли люди всегда говорить красиво? И чтобы слова «нет» вообще не было. Попросишь еды – и никто тебе не откажет.
– Ты знаешь хозяина булочной? – спрашивает он Сумди.
– Усаму?
– Его Усама зовут?
– Это я его так прозвал. Он усатый. Тебе зачем?
– Может, он нам хлеба даст?
– Ха. Да этот жмот ни крошки не дал, даже когда отец погиб. Жуткий гад! И жену свою колотит.
– Откуда ты знаешь?
– Они прямо над булочной живут. По ночам слышно, как он ее бьет, а она плачет. Нет, от такого добра не жди.
– Хочешь, я попробую? Ну вдруг?
– Без толку.
– Ничего, я попробую.
Сумди хватает его за руку.
– Надо попытаться, – твердит Чамди. – Амма и Гудди голодные сидят.
– Я на ту сторону улицы не пойду.
– Почему?
– После смерти отца мы Амме обещали туда не ходить. Она сказала, что это проклятое место. Наверное, боялась, что с нами тоже что-нибудь случится. А потом она с ума сошла.
– Зачем же вы тут остались?
– Амма не хотела уезжать. Она все на дорогу смотрит… на кровь. Там до сих пор пятно. Так и не стерлось. Въелось в камень.
– Но еду все равно нужно добыть, – не сдается Чамди.
– Добыть – не проблема. Тут недалеко закусочная Гопалы. Отец там подрабатывал, помогал хозяину понемножку. Гопала иногда отдает нам то, что после обеда осталось. Не в этом дело. Мы с голоду не умираем.
– А что тогда?
– Мы не живем, а выживаем. Еды хватает только-только, и конца-края этому кошмару не видно.
Откуда-то выползает нищий, Чамди уже видел его вчера у винного магазина. Мухи на месте, вьются и жужжат у старика над головой. Глаза у него закрыты, он что-то бормочет себе под нос. И Амма тоже сама с собой разговаривает. Столько людей в Бомбее, а они ни с кем, кроме самих себя, и словом перекинуться не хотят.
Чамди глаз не может оторвать от плюшек на прилавке булочной. Чуть выше, на втором этаже, крошечное окошко. Чамди ужасно жалко жену Усамы, она там сидит целыми днями взаперти, как звери в зоопарке. А внизу дорога. Крови на асфальте не видно, но Чамди почему-то уверен, что тут все и случилось. Хорошо хоть, что звуки следов не оставляют. Так и висел бы тут в воздухе визг тормозов и дикий крик Аммы. Просыпаешься с утра и слушаешь. Кошмар!
Сумди снимает рубашку, вытирает ею пот на груди и под мышками, комкает ее и швыряет под навес. Сумди сильный. Все мускулы видны. Сумди садится на землю, вытянув вперед искалеченную ногу.
– Сними ты свою майку, – говорит он, – жарко же.
– Ничего, мне и так хорошо.
– Чего ты стесняешься? Сними.
Майку снять очень хочется, жара страшная, но Чамди стыдно за свои торчащие ребра – даже мальчишка в такси его пожалел.
– Все нормально, мне хорошо, – повторяет он.
– Потом обливаться хорошо? Ты что, в прошлой жизни свиньей был? Снимай давай, а то я сам с тебя ее сниму!
Чамди живо стаскивает майку. Он никогда голым не ходил, а сейчас вот стоит посреди улицы, и все на него смотрят.
– Мама дорогая! Ты же тоньше прутьев решетки! Пролезешь в окно без проблем, – восхищается Сумди.
– Я же говорил, что ребра у меня…
– Ладно тебе, я же пошутил! Надо же, какой чувствительный! В этом городе нужно быть харами.
– Кем?
– Бесстыжим уродом. И нечего стесняться! Ты посмотри на меня – нога искалечена. Так что мне теперь, прятать ее или делать вид, будто это тросточка такая?
– Ногу не спрячешь.
– Спрятать что хочешь можно. Тебе просто воображения не хватает.
– Хватает, неправда!
– Докажи. Докажи, что ты не тютя, что у тебя есть воображение.
– Если докажу, ты мне мои деньги отдашь! Идет?
– Поглядите-ка на него, он уже торгуется! Какой прыткий!
– Вот смотри, майку я снял, хожу, всем ребра показываю. Значит, я не тютя.
– Ничего это не значит. Нужно представление.
– В смысле?
– Ладно, учись.
Сумди оглядывается по сторонам. По другую сторону толстого ствола стоят двое, молодой парень и мужчина постарше. Молодой выдыхает папиросный дым за ворот рубахи – думает, так будет прохладнее.
– Эй, – кричит Сумди, – отгадайте загадку! Кто отгадает, тому приз!
Тот, что постарше, выдувает дым в небо. Чамди небо жалко. Мало того, что приходится дым вдыхать и слушать, как кричит жена Усамы, так еще внизу вместо цветов одни нищие.
Тот, что постарше, вроде в хорошем настроении, а вот молодой сердито сплевывает.
– Ну-ка, сколько у меня ног? – спрашивает Сумди.
Старший молча курит.
– Что, думаете, простой вопрос?
– Ну, две.
– Мимо! Спросим твоего друга. Сколько у меня ног?
Молодой отмахивается.
– Что-то он не в духе. Жена бросила? Или девушке в постели не понравился?
– Вали отсюда, пока по роже не получил!
– И у тебя рука поднимется на невинного хромого ребенка?! Это не по-мужски как-то.
Старший смеется. Глаза у него маленькие и зеленые, как у Кайчи из приюта. Наверное, тоже непалец.
– Ладно, дядя, лучше я у тебя еще раз спрошу. Ну, сколько у меня ног? Даю подсказку: одна нога не ходит. Которая?
– Правая.
– В точку. А другая какая?
– Левая.
– А где еще одна? Самая сильная и самая важная? Ее не видно. Та самая, которая вроде у твоего друга не работает? Он из-за этого злится?
– А ну вали отсюда, бхадва! – огрызается молодой.
– У тебя средняя нога без дела болтается, а сам меня пиписькой обзываешь? Короче, дядя, ты не угадал, так что приз тебе не полагается. Плати давай!
– Денег не дам, – отвечает старший.
– Денег? Не в деньгах счастье. Главное – любовь. Ведь не перевелись еще на свете сердца, способные любить. Полюби меня, вот и вся плата. Не можешь полюбить, так хоть папироской угости!
Старший лезет в карман серой рубашки и бросает Сумди папиросу. Поймать ее Сумди не успевает. Он поднимает папиросу с земли и поворачивается к Чамди.
– Вот так можно куревом разжиться. Понял? Теперь твоя очередь.
Чамди молчит.
– О чем задумался?
– Я… я загадку не понял.
– Что?!
– Что это за средняя нога?
– Ослиная твоя голова! Всю жизнь провел в приюте, читать и писать научился, и никто ему о его скрытой ноге не рассказал! Мне стыдно ходить с тобой по одной земле! Ничего, сегодня же ночью ты найдешь свою третью ногу. И то будет волшебная ночь, недотепа! Руку не сможешь оторвать от своей третьей ноги! Но сначала – уговор. Ты обещал устроить представление. Давай, развлекай меня, а я буду смотреть, как король, и курить папиросу.
– Я расскажу тебе историю.
– Не, историй не надо.
– Мою историю.
– Да ну. На фига мне твоя нудятина? Ладно, можешь просто рядом посидеть.
Сумди ищет спички.
Поначалу Чамди собирался рассказать ему сказку из журнала «Чандамама», но потом решил придумать историю сам. Обидно ведь, когда говорят, что у тебя воображения нет. Твои фантазии – это твои фантазии, но сейчас, пожалуй, можно ими и поделиться. Надо рассказать историю своей жизни, только кое-что добавить или опустить. Тогда Сумди развлечется и отдохнет, как король.
– Ну так слушай, – начинает Чамди. – История про мальчика, у которого ребра превратились в бивни и проросли наружу.
Сумди чуть спичку не уронил.
– Рассказываю, пока ты куришь. И давай так. Если рассказ понравится, ты отдашь мне мою выручку.
– Согласен.
– Жил-был мальчик, и был он худой-прехудой. Что ни съест, все в мысли превращается, потому что самой сильной мышцей у него были мозги. И еще потому, что он думал про такое, про что другие и думать не решались.
– Например?
– Еще раз встрянешь – сделаю из твоей ноги плетку и всыплю как следует.
– Круто! – радостно визжит Сумди. – Да ты молодец!
– Мальчик этот все время мечтал, хотя денег у него не было, и родителей тоже. Мечтал о Бомбее, о прекрасном городе, где люди помогают друг другу, не дерутся и не воруют. И каждый раз, когда он видел на улице что-нибудь страшное, какую-нибудь жестокость, ребра у него выпирали все сильней. Сначала мальчик не понимал, в чем дело. «Почему у меня ребра торчат?» – спрашивал он себя. Но однажды ребра ему все объяснили. «Мы не ребра, мы бивни, – сказали они, – и мы хотим изменить мир». Мальчик испугался: а вдруг кто-нибудь заметит, что у него ребра говорящие? И велел им замолчать. Но он ничего не смог с ними поделать, так же, как люди ничего не могут поделать со своей жестокостью. Однажды он встретил другого мальчика, больного полиомиелитом. И на голову тоже больного, потому что курил. Но зато у него было доброе сердце. И вот подходит к нему страшный человек, Ананд-бхаи, достает нож и говорит: «Сколько ни заработаешь денег, они все мои!» Храбрый мальчик сопротивлялся, он сражался как хромой тигр, но Ананд-бхаи стал одолевать. И вдруг первый мальчик заметил, что ребра его прорываются наружу. Они стали острыми, как слоновьи бивни, и полезли из груди, а мальчик даже боли не почувствовал. Один бивень воткнулся в Ананда-бхаи и говорит: «Отпусти хромого мальчика, он наш друг». Ананд-бхаи перепугался и бросился бежать, он бежал, а бивень торчал у него из спины. И стали бивни гоняться за всеми плохими людьми. Напали на усатого Усаму. Разбили стекло в булочной, набросились на Усаму и говорят: «Дай нищим хлеба, не то мы тебе горло продырявим». И так продолжалось до тех пор, пока плохие люди не поняли, что поступают неправильно. И тогда ребра обрадовались и вернулись в тело мальчика, потому что они изменили мир.
