Алексей Слаповский - Первое второе пришествие
– Господи! Господи! – твердил он дрожащими губами, поднимая руку, чтобы перекреститься на Петра.
– Нет! – закричал Петр. – Нет! – И запустил тарелкой в Ивана Захаровича, а ложкой в мальчика. – Вон отсюда! Убью! Вон!
Мальчик убежал сам, а Ивана Захаровича пришлось вытолкать взашей.
После этого Петр лег лицом вниз на кровать и окаменел. В сумерках пришла вчерашняя серенькая девушка Маша.
– Чего ж вы? – сказала. – Сами замуж позвали, а сами чего-то пропали. А я жду.
Петр поднял голову.
– Замуж? – спросил он нехорошим голосом.
– Ну.
– Что-то молода ты очень. Тебе точно восемнадцать?
– Ну, без двух месяцев, – созналась Маша. – Пока заявление подадим, туда-сюда, как раз восемнадцать будет.
– То есть сейчас ты несовершеннолетняя еще?
– Два месяца, говорю…
– Это замечательно, что ты несовершеннолетняя, – сказал Петр, поднимаясь. – Это очень даже замечательно!
Одной рукой он приподнял ее и бросил на постель.
Другой рукой сорвал одежду с нее.
Упал на нее – и она закричала от страха.
И еще раз закричала – от боли, наверное.
И еще раз закричала – не так, как раньше, и непонятно от чего.
– И пусть теперь меня судят, – сказал Петр, вставая.
Маша приподнялась, загораживаясь руками, и спросила:
– За что?
9
Словно проснулась в жилах Петра гнойная кровь отца: он запил и пил без просыпу, затевая драки, от которых, впрочем, все уклонялись, орал, шляясь по улицам, хулиганские песни, слов которых не знал. У него был запас денег, он копил на мотоцикл, чтобы ездить в лес и догнать волкозайца, если увидит. А человек, пропивающий деньги, один не останется, к нему вскоре присоединились двое: Дмитрий Грибогузов по кличке от фамилии – Грибогуз и Павел Ильин, тоже с кличкой и тоже от фамилии, сами понимаете, Илья. С Грибогузом Петр еще в школе учился, а Илья был человек, взявший на себя роль, которую когда-то исполнял Максим Салабонов: роль злейшего всеполынского пьяницы.
– Будете мои апостолы! – сказал им Петр.
Илья кивнул, поглядывая на бутылки в карманах Петра, и Грибогуз кивнул, потому что он был из тех как раз людей, кто за компанию утопится. Нет, в самом деле. Семейный, работящий, добрый, с одним только недостатком: куда поманят, туда и пойдет. До удивительного бывало. В день свадьбы, например, торопился с утра в парикмахерскую стричься, в парикмахерскую при вокзале, глядь – из окна поезда его дружок армейский руками машет, ртом кричит: «Грибогузина! Ай да встреча! Куда бежишь?»
– Стричься, – ответил Грибогуз.
– Успеешь, давай сюда, я в Сарайск еду! Еду – а вот где ты! Надо же! Выпьем за встречу, поговорим! Службу вспомним!
И Грибогуз поехал с ним до Сарайска, невообразимым образом полагая, что еще ничего, еще успеет вернуться. Вернулся, однако, лишь через три дня. Родня невесты не хотела простить его, но невеста простила: она любила Грибогуза и понимала его характер. Зажив с ним женою, она старалась не оставлять его одного, но в этот раз лежала в роддоме, рожая третьего ребенка, остался Грибогуз без присмотра, встретил Петрушу и был увлечен им.
Пару дней они пили и колобродили бесцельно, а потом Петр, о чем-то вспомнив, сказал:
– А где тут у нас передвижной поезд-отряд остановился?
Илья указал. Он уже бывал там в гостях.
Передвижной поезд-отряд, ППО, был странным явлением. На одной грузовой станции скопились старые пассажирские вагоны, давно снятые с движения: с деревянными стенами, зеленые, с небольшими окошками. Проезжало мимо однажды большое железнодорожное начальство, увидело безобразие, приказало составить из вагонов поезд и угнать на переплавку железных частей и переработку или уничтожение деревянных. Указание выполнили. Состав полз медленно – и вот надолго застрял в тупике близ какого-то города. Документация на него потерялась, сторож-экспедитор, приставленный к поезду в пункте отправления, бесследно исчез, осиротив троих детей, один из которых стал впоследствии тем самым хоккеистом, что перешел в зарубежную команду НХЛ и получил за это полтора миллиона долларов, открыл в Нью-Йорке пельменную, куда заглянул 17 марта 1991 года наш соотечественник, специалист по мелкоторговому производству, бывший там на стажировке, поел пельменей и в тот же вечер умер; его вернули на родину в цинковом гробу, по железной дороге отправили до дома – в Стерлитамак, но под Сарайском вагон взломали, гроб вытащили, думая, что там материальные ценности, оказалось – нет, покойника выкинули, гроб пустили на грузила и лили также дробь.
Паровоз же вместе с машинистом срочно сняли с состава на другой маршрут, а там еще на один – и через полгода машинист не смог бы вспомнить, где он оставил поезд, да его никто и не спрашивал. А некие люди меж тем стали помаленьку его заселять, обустраивая брошенные вагоны.
Прошло несколько лет. Получились из вагонов настоящие дома: с кухоньками, с крылечками, даже заборчики вокруг и палисаднички, в окнах – занавесочки ситцевые. Рельсы же тупика стали уже травой зарастать. Тем не менее тупик значился на железнодорожных картах, хоть далеко и не на всех. И вот однажды понадобилось экстренным образом приткнуть состав оборонного значения.
– Некуда! – отказывалось начальство данного желдорузла.
– А тупик? – по радиосвязи спросило начальство из Управления дороги, водя пальцем по схеме линий и ответвлений.
– А тупик… – замешкалось начальство узла.
– Чего тупик?
– Да ничего! Сделаем!
Ночью, когда обитатели вагонов-домов спали, тихо подошел маневровый паровозик, прицепился и потащил поезд-поселок из тупика. Со скрежетом и скрипом отваливались крылечки, рушились заборчики, загулькали и шумно забили крыльями голуби в голубятне, построенной на крыше одного из вагонов, закудахтали куры, посаженные в клетки-курятники меж вагонами, полетела посуда из шкафчиков и сами шкафчики, не приспособленные к движению, замяукали кошки и забрехали собаки, рожденные на твердой земле и не понимающие, что происходит.
Жители спохватились, повыскакивали, забегали вокруг состава, но тут вместо маневрового тихохода подцепили уже настоящий тепловоз, и тот пошел набирать скорость; пришлось запрыгнуть обратно в вагоны, – и поехали, ожидая, куда их завезет судьба.
Жаловаться, конечно, не собирались, потому что народ здесь подобрался несоциальный: мало кто работал, больше все семьи пьющие и бездельничающие – хотя не до такой степени, чтобы забыть человеческий образ (палисадники тому свидетельство).
И начались скитания странного состава.
Был приказ: в первом же городе выселить людей, предоставив им какое-нибудь жилье. Но ни в первом, ни во втором, ни в третьем городе, само собой, жилья не нашлось. Колесил поезд по всей стране, нигде не останавливаясь больше чем на несколько недель. Надеялись, что он от старости развалится, но жители его, раздобывая смазочные материалы, строго следили за ходовой частью, за рессорами, буксами и тому подобным. Как-то проезжал новый министр путей сообщения, увидел странный состав, спросил сопровождавшего его начальника местного Управления: что за чушь? Начальник Управления, обязанный знать все происходящее на его участке, уверенно, даже и секунды не подумав, ответил: наша инициатива, ППО, Передвижной Поезд-Отряд. Имеет всех специалистов: и по шпалам, и по рельсам, и по электрической части – и так далее. Чуть где потребуются комплексные работы – гонят передвижную бригаду туда. Люди и трудятся, и отдыхают не сходя с места.
«И довольны?» – спросил министр.
«Еще как!»
Министр оценил инициативу и, чтобы начать свою должность примечательным делом, даже указал внедрить ее на всех линиях. Пока составляли смету, этого министра сменил другой и он похерил затею, всячески ее раскритиковав и показав большое знание железнодорожного дела, хотя был по образованию биохимик, а по профессии внедренец.
А поезд-призрак продолжал скитаться – и вот приткнулся на станции Полынск-2.
Здесь и помер на днях Сергей Лазарев, молодой еще мужик, живший с матерью, женой и сыном в половинке вагона номер пять. И помер как бы от пустяка: простыл. Ну, температура. Горчичники клали на спину и грудь, растирали водкой, давали аспирин, а температура все не спадала. Начал бредить. Всполошились, повели в больницу, а оттуда он уж не вернулся. Оказалось: какое-то сложное гнойное воспаление легких.
В этот-то вагон, опросив жителей, и пришел Петр, сопровождаемый Грибогузом и Ильей.
Он распахнул дверь, осмотрел жилище, спросил:
– Тут, что ль, Лазарь помер?
– Вот он! – закричал мальчик, указывая на Петра, призывая мать и бабку познакомиться. – Тот самый человек, я говорил! Он всех лечит!
– Поздно пришел, – сказала женщина, вдова. – Умер Сергей. Не Лазарь, а Сергей. Сергей Лазарев.
– Я и говорю: Лазарь! Это ничего, что умер! Воскресим! – заверил Петр. – Где он?
– На кладбище, где ж еще. Уйди, богохульник! – встала старуха.
